Юрий Васильевич Кондратюк был много младше Циолковского. Он родился в 1900 году. Пятнадцатилетним пареньком Кондратюк прочел брошюру А. П. Федорова «Новый способ воздухоплавания, исключающий воздух как опорную среду», шестнадцати лет написал первую работу о космических путешествиях, восемнадцати лет из журнала «Нива» узнал о Циолковском. Подобно Константину Эдуардовичу Кондратюк упорно стремился к завоеванию космоса. Не случаен эпиграф его работы 1918-1919 годов: «Тем, кто будет читать, чтобы строить». Так же как Циолковский, Кондратюк не дожил до осуществления своих идей. Он ушел добровольцем на фронт и погиб, сражаясь с гитлеровскими захватчиками.
Ученики, признание... Все это пришло в последние годы жизни. Мир интересуется Циолковским. Его идеи подхватывают как эстафету. Победа окрыляет, и, несмотря на свои семьдесят с лишним лет, он продолжает неутомимо работать. Одна из тем, увлекших ученого в последние годы жизни, – использование солнечной энергии. Как это не раз бывало с Циолковским, наивное мирно соседствовало с прозорливым. В статье «Солнце и завоевание пустынь», опубликованной «Вестником знания», мы читаем о зеркалах, которые, отражая солнечные лучи, должны понизить температуру и вызвать дождь в пустыне. А рядом с этой, мягко говоря, фантастической мыслью удивительно четкое определение гелиоэнергетики: «Солнечные машины более всего применимы в эфире, когда человек завладеет околосолнечным пространством».
Я не случайно процитировал эти слова. Гелиоэнергетике действительно вполне по плечу тягаться с энергетикой атома. Разница лишь в одном: в отличие от ядерной энергии энергию Солнца можно использовать только на благо людям. И на сей раз развитие техники подтвердило прозорливость Циолковского.
Вероятно, можно исписать много бумаги, рассказывая о мыслях Циолковского в последние годы жизни. Они действительно на редкость пестры. От дирижабля до ракеты, от солнечных машин до исследования морских глубин, от размышлений о причинах космоса до общечеловеческого языка. Впрочем, в этой пестроте есть и известная общность. Циолковский думает о людях, о благе людей. Он, стоящий уже у порога смерти, полон жизнью будущего – той жизнью, которую предстоит прожить людям следующего поколения.
В числе экспонатов Выставки межпланетных сообщений 1927 года был один, физически неосязаемый. Это «АО» – искусственный космический язык, которому отводилась роль всеобщего языка той части вселенной, куда проникнут ракетные корабли землян. Воспоминания М. И. Попова позволяют проследить отношение Циолковского к этому забавному замыслу.
Надо заметить, что проблема единого языка много лет занимала ум Циолковского. Еще в 1915 году в брошюре «Образование Земли и солнечных систем» он посвятил ей отдельную главу. «Как важно людям понимать друг друга! По преданию, вначале люди имели один язык, но в наказание потеряли общий язык и заговорили на разных. Прекратились общее согласие и деятельность, направленная к одной цели...» Так писал в 1915 году Циолковский. Гуманная мысль о сближении человечества, о ликвидации языковой розни не оставляла его много лет. И не приходится удивляться, что ученый развил свои мысли в брошюре «Общечеловеческая азбука, правописание и язык», выпущенной в 1927 году.
Наиболее серьезной и глубокой из попыток создания искусственной общепонятной речи был язык эсперанто. Среди его приверженцев оказался и Циолковский. «В свое время, – писал он в 1934 году Попову, – я очень интересовался эсперанто, и у меня есть письмо доктора Заменгофа, но отыскать его трудно во многих тысячах других писем».
В другом письме к М. И. Попову Циолковский писал: «Разумеется, эсперанто самый лучший из всех искусственных языков. Несомненная простота алфавита, изумительная легкость грамматики, распространенность словаря делают его изобретателя бессмертным».
Циолковский вступает в Союз эсперантистов советских республик. Попов сохранил его членскую карточку. И легко понять старого ученого, когда, подарив Попову одну из своих брошюр, он написал на ней: «Эсперанто – лучшее, АО – чушь».
28. Теперь за спиной целая армия
Когда люди старшего поколения вспоминают тридцатые, невольно поражаешься множеству контрастов. Страна спешила навстречу будущему. На жгучем морозе юноши и девушки строили город Комсомольск. Вчерашние крестьяне, не успев снять лаптей, возводили у подножья горы Магнитной доменные печи. Было голодно. В магазинах Торгсина шла продажа на золото. Там можно было купить все то, что казалось волшебным сном обладателям заборных книжек. Газеты и журналы печатали фотографии землекопов с лопатами, тачками, повозками-грабарками. Так строились Турксиб и Кузнецк, автозавод в Нижнем Новгороде и Днепрогэс. Американские паровые экскаваторы (сегодня их не скоро найдешь даже на картинках) выглядели верхом технической мощи.
Русский язык обогатился десятками новых слов: ударник, колхозник, летун, промтовары. Где-то, незаметное, притаилось среди слов – памятников этой бурной эпохи непонятное словечко «ГИРД». Шутники расшифровывали его так: «Группы инженеров, работающих даром». Как во всякой шутке, и здесь была доля истины.
Группы изучения реактивного движения стали той самой армией, о которой долго и безуспешно мечтал Циолковский. Разбитая в 1924 году, когда было расформировано Общество межпланетных сообщений, она воскресла восемь лет спустя, чтобы сражаться за ту же идею. Что из этого получилось – общеизвестно: в космос первыми проникли мы.
Не зря сложена поговорка: «Не место красит человека, а человек место». Возникли ГИРДы там, где их меньше всего можно было ожидать.
«В 1931 году, – вспоминает И. А. Меркулов, – группа ученых и инженеров обратилась к председателю Центрального совета Осоавиахима с предложением организовать в системе Осоавиахима работы в области ракетной техники. Это предложение инициативной группы было принято, и в том же году при Бюро воздушной техники Центрального совета Осоавиахима была организована секция реактивных двигателей, руководителем которой был избран Ф. А. Цандер.
Во второй половине 1931 года эта секция была преобразована в группу изучения реактивного движения – ГИРД. Аналогичные группы стали возникать и в других городах».
С первых же дней Циолковский был в курсе дел этой новой организации. Ученый внимательно прочитал и бережно сохранил письма Ивана Петровича Фортикова, одного из инициаторов ГИРДов. Вот несколько отрывков из этих писем:
31 сентября 1931 года.
«После преодоления всех трудностей, после упорной и большой работы проектируемая мною организация, наконец, приняла признанные формы. В состав группы входят представители и актив ЦАГИ, Военно-воздушной академии, МАИ...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
