когда они увидели черную птицу на торчащей из меня стреле? За кого они нас приняли? Попытался представить эту картину со стороны, и что-то такое зашевелилось в голове, какое-то воспоминание. А потом внезапно вспомнил иллюстрацию из книги с мифами народов мира. Скандинавского бога Одина называли еще богом повешенных за то, что тот однажды распял себя на священном дереве, пригвоздив копьем. И был, вроде, у Одина ворон, или два, это я точно не помню.
Это, что же выходит, гоблины приняли меня за самого́ бога войны и поклонялись мне? Нет, я еще понимаю, были бы на их месте нордлинги или ребята из Дикой Охоты. Но, гоблины? Правда, Один, провисев сколько-то дней распятым, обрел мудрость и руны. А я ничего кроме ранения и боли не обрел.
Я снял пояс, сделал петлю, перекинул через шею, сунул в петлю раненую руку и заковылял дальше.
Интерлюдия четвертая
Системы жизнеобеспечения единственной в помещении капсулы виртуальной реальности еле слышно шептали что-то свое в зале с бетонными стенами, выкрашенными казенной военной краской. Изредка гнетущая тишина нарушалась звуковыми сигналами монитора, чутко отслеживающего все изменения в состоянии пациента. Да еще иногда доносилось шарканье ног или шмыганье простуженным носом из угла, где за столом у входа расположился дежурный солдат.
Зарецкий одеревеневшими с непривычки пальцами авторучкой заносил в прошнурованный журнал итоги очередного дня эксперимента. Черт бы побрал этих военных с их устаревшими инструкциями и паранойей по поводу секретности. В планшете давно бы уже внес всю информацию и скинул по закрытому мессенджеру заинтересованным лицам. Но планшет, как и смартфон, пришлось оставить в ячейке на КПП. Здесь с этим было строго, а дополнительное сканирование на входе в здание Центра полностью исключало возможность пронести в «бункер» какие-либо личные гаджеты. Бункером это помещение Зарецкий про себя окрестил в первый же день работы здесь, хотя, конечно, никаким заглубленным укреплением зал не являлся. Просто цокольный этаж с бетонными стенами под зданием.
Когда чуть более месяца назад в их Институте изучения мозга на Таганке впервые появился полковник в сопровождении самого директора, Петр Ильич еще не подозревал, что в ближайшее время его жизнь сделает крутой поворот, и довольно свободный стиль работы научного интеллигента сменится на подчиненный строгим правилам и инструкциям военный распорядок. Но то, что ему было предложено в состоявшемся следом разговоре, с лихвой перекрывало все предстоящие ограничения и неудобства. Так ему тогда казалось.
Тема интеграции человеческого сознания в виртуальную реальность, которой занималась возглавляемая Зарецким лаборатория, являлась на сегодняшний день одним из приоритетов в исследованиях крупнейших научных центров мира. То будущее, о котором грезили фантасты, внезапно оказалось совсем рядом, благодаря стремительному развитию искусственных интеллектов. Казалось, сто́ит только протянуть руку, подытожить исследования последних лет, и мечта человечества о бесчисленных новых мирах окажется явью. Не космос и не далекие галактики подарят людям эти новые миры. По сути, homo sapiens так и не смог вырваться из земной колыбели, уже много десятилетий продолжая болтаться все на той же орбите на высоте менее четырехста километров. А это, на секундочку, расстояние, как от Москвы до Смоленска. А вот полное воссоединение человеческого мозга с виртуальной реальностью открывало практически безграничные горизонты.
Зарецкий не знал, как военным удалось выцарапать у частной транснациональной корпорации, занимающейся разработкой самых современных игр, этого пациента, который в документах проходил под названием «Объект № 03/ВР». На какие рычаги надавили в высших сферах, и какими секретами поделились в обмен, даже думать не хотелось. Потому что на другой чаше весов лежали такие юридические и репутационные риски и возможные финансовые потери в случае утечки информации, что объект становился фактически бесценным. Сначала исследования показались прорывными, и первые результаты обнадеживали. Тем более, что и пациент оказался уникальным в своем роде. МРТ показала аномальную активность в нижней теменной дольке мозга, связанную с некоторыми другими участками, которые у большинства людей вообще не задействованы. Стали копаться в медицинской истории Антона Вяземцева, как звали пациента, но ничего особенного не обнаружили. Зато выяснили, что уже в конце срочной службы в армии рядовой Вяземцев был срочно доставлен из воинской части в Заполярье, где он служил, в офицерский госпиталь ВКС в Калининграде, и там прошел то ли лечение, то ли обследование, что само по себе было странно. А дальше начиналась та самая секретность и отсутствие коммуникации между родами войск – личное дело срочника было наглухо закрыто.
Да, поначалу исследование показалось Зарецкому перспективным, но в последнее время все пошло наперекосяк. Начались какие-то непонятные сбои, сознание пациента все реже откликалось на сигналы инструментов мониторинга, да и сама картина работы мозга в последние дни изменилась, смазалась. С телом тоже было не все в порядке. Вчера, например, пациент внезапно начал задыхаться, хотя до этого дышал самостоятельно. Немедленно включившаяся система ИВЛ тут же почему-то отключилась. Объект оставался без дыхания почти минуту, а потом неожиданно все вернулось в норму. Да и без этих странностей тело пациента сдавало, появились признаки истощения, нервная система постоянно сигнализировала об избыточном стрессе, вызванном, скорее всего, виртуальными болевыми ощущениями. На кожных покровах все чаще обнаруживались кровоподтеки и ссадины, вызванные неизвестными причинами. Если бы Петра Ильича спросили, он бы предположил, что Вяцемцеву в нынешнем состоянии осталось существовать от силы месяц, если он не выйдет из комы, и мозг не вернется к нормальной деятельности. Но его никто не спрашивал, а сам он своего мнения не озвучивал.
– Смирно! – закричал дежурный, вскакивая из-за стола, от чего Зарецкий вздрогнул. – Товарищ полковник, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по объекту младший сержант Карпенко.
– Вольно, – скомандовал вошедший в зал через массивную стальную дверь полковник Иванов.
Сержант зачем-то продублировал команду, хотя, кроме него и полковника, людей с погонами в помещении больше не было. Иванов был каким-то безликим и незапоминающимся, под стать своей фамилии. Этакий усредненный образ старшего офицера из типового набора.
– Как успехи, Петр Ильич? – спросил полковник, подходя к Зарецкому и протягивая крепкую ладонь для пожатия. – Есть подвижки?
– Подвижки есть, Николай Сергеевич, но, боюсь, не в лучшую сторону. Сдает наш пациент.
Полковник подошел к саркофагу капсулы глубокого погружения и взглянул внутрь, откуда сквозь закаленное армированное стекло виднелось бледное осунувшееся лицо с отросшей русой бородой.
– Вам что-нибудь требуется? – спросил он.
– Я уже говорил, мне
