Ван Дик не очень обрадовался Ван Кьету, но с интересом отнесся к его спутнику. Он пригласил их к завтраку, состоявшему из жареных бананов и риса с рыбной лапшой. Гости расположились за длинным деревянным столом на террасе, откуда были видны кокосовые пальмы, росшие на крутом берегу реки. Солнце, пробиваясь сквозь серо-голубые облака, играло бликами на воде, они были похожи на золотой песок, разбросанный по отмели. Вокруг стояла тишина, слышны были только голоса птиц да шум ветра в пальмовых ветвях.
Гости и хозяин завтракали молча. Только после того как тарелки опустели и был подан кофе, Дик спросил:
— Что привело вас к нам, главный инспектор?
Ван Кьет ничего не ответил.
— Чы Дик, — медленно произнес Николас, — с глубокой скорбью должен сообщить вам, что ваша дочь умерла.
Ни один мускул не дрогнул на лице Ван Дика, его взгляд остался таким же непроницаемым, как и прежде. Он только спросил:
— Где тело?
— Я распорядился, чтобы его доставили в Сайгон, — проговорил наконец Ван Кьет.
— Вам угодно знать обстоятельства ее смерти? — поинтересовался Николас.
— Я никогда не был знаком с обстоятельствами ее жизни, поэтому вряд ли смогу понять, как и почему она умерла, — с безжалостной логикой ответил Дик.
Пока они разговаривали, Ван Кьет разглядывал сквозь окна террасы ряд узких дамб. По навесному мостику передвигалась фигурка, сгорбившаяся под тяжестью ноши. Инспектор извинился и вышел из помещения.
Когда они остались одни, Николас сказал:
— Ваша дочь была близким для меня человеком. Я любил ее. Я хочу, чтобы вы об этом знали.
— Если вы любили Сейко, Чы Линнер, то, вероятно, пытались ее защитить?
— Думаю, в конечном счете, это она защищала меня.
Дик встал.
— Мне нужно обойти мое имение. Вы пойдете со мной?
Хозяин провел гостя в сад, потом к деревянным сараям, где стояли бамбуковые клетки всех размеров и форм. В них, то раскручиваясь, то свиваясь, корчились разные твари; некоторые из них спали мертвым сном.
— Эта змеиная ферма — мое хобби, — пояснил Дик. — Я прихожу сюда, чтобы расслабиться и отдохнуть.
Рассматривая змей, Николас узнавал среди них кобр, крайтов, африканских гадюк, но здесь были и такие пресмыкающиеся, о существовании которых он и не подозревал. В огромном аквариуме обитали, например, ядовитые морские змеи. То и дело они появлялись из-за скал и колыхались в гуще освещенных солнечными лучами водорослей, что производило на неподготовленного зрителя довольно отталкивающее впечатление.
— Мы здесь делаем все виды сывороток, — продолжил свой рассказ Дик. — А также лекарства от малярии, лихорадки, простуды, анестезирующие средства для хирургии. Используем не только яд пресмыкающихся, но и их желчь, мозг и мясо. Мясо превращаем в порошок, который способен стимулировать половую силу. Выслушав лекцию хозяина до конца, Николас снова заговорил о его дочери:
— Сейко просила меня навестить вас. Вы знаете, что она была связана с оябуном Ямаути по имени Тати Сидаре?
— Я знаю кое-что о Сидаре, — уклончиво отвечал Дик.
— Сейко считала, что Тати завязал отношения с другим, более могущественным оябуном, чтобы побыстрее приобрести влияние в Токио.
— Да. Как ни глупо, но Сидаре поступил именно так. Хозяин пожал плечами и повел гостя дальше по имению, где на темной плодородной земле высились ряды роскошных орхидей.
Николас, окруженный экзотическими цветами неземной красоты, почувствовал, как внутри его сжимается комок. Теперь, наконец, он получил подтверждение того, что Сейко говорила ему правду, подтверждение, которое он так долго искал. «Ты не можешь простить меня за то, что я спасла тебя от Тати». Ярость и разочарование наполняли его. Он хотел вернуть ее сюда живой, вновь соединить ее с отцом. Он видел теперь, что лишь этот единственный способ мог бы исцелить их обоих.
— Кто это был? — спросил Николас. — Тёса?
— Более опытный и хитрый. — Это был Тецуо Акинага, — ответил Дик.
Интуиция и раньше уже подсказывала Николасу, что его врагом был Акинага, а сейчас он в этом удостоверился. Брат друзей его детства, сын человека, ставшего его вторым отцом, благодаря которому он познакомился с Коуи. Теперь же Акинага хотел его смерти. Поистине самые близкие люди становятся самыми безжалостными врагами! Николас не мог этого ни понять, ни простить, поэтому и ненавидел якудзу.
— Вам известно, почему Тецуо Акинага хочет вашей смерти? — спросил его Дик.
— Я любил Цунетомо, его отца. Он был для меня по-настоящему дорогим человеком. Сын же только делал вид, что хорошо относится к отцу, на самом же деле презирал его за отсутствие практичности и хватки, ждал, когда он умрет, чтобы взять дело в свои руки.
— Не кажется ли вам, что ваша любовь к Цунетомо — не единственная причина, которая побуждает Тецуо преследовать вас?
Николас не знал, что ответить.
Хозяин предложил гостю вернуться на веранду и выпить. Они уселись за круглым бамбуковым столом, прихлебывая холодное пиво.
— Жаль, Чы Линнер, что вас привел не коммерческий интерес, — проговорил, наконец, Дик. — После десятилетней жестокой междоусобицы у Вьетнама появился законный шанс стать местом, где процветает бизнес всех стран. Я смотрю в будущее с оптимизмом. Очень жаль, что не все здесь разделяют мой энтузиазм.
— Вы не думаете, что коммунисты снова попытаются овладеть югом Вьетнама?
— Убежден, этого не случится, — решительно ответил Дик. — Коммунисты оказались несостоятельными в экономическом и моральном плане. И люди это поняли. Нет, старые враги нам не страшны, а вот новые противники меня беспокоят...
Дик вынул еще две банки пива из холодильника, открыл их, пододвинул одну Николасу и сказал:
— Я всячески советовал Сейко не связываться с оябуном Тати, но, как вы уже знаете, она была своенравным ребенком и часто не слушала тех, кто желал ей добра.
Николас выпил пиво, и хозяин приступил к самому главному:
— Я знаю, кто вы, Чы Линнер, — проговорил он спокойно, — и у меня есть к вам поручение. От вашего друга Микио Оками.
— Оками-сан жив? — удивился Николас.
— Да. Но пока ему приходится скрываться, он еще находится в опасности. По правде говоря, в некоторых отношениях эта опасность даже возросла. Но сейчас я хочу говорить не об этом. Послушайте меня внимательно. Прежде чем Оками вернется, должны произойти некоторые события. Все было бы нормально, если бы Микио оставался на своем месте, на посту кайсё.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду? Дик наклонил голову.
— Я думаю, вы просто делаете вид, что плохо меня понимаете. Вы же знакомы с тем, как мыслит Оками.
Иначе и быть не может, ведь он научился этому у вашего отца.
Николас ничего не ответил, и Дик поспешил продолжить:
— Когда Оками оценил мощь заговора, направленного против него и его партнера Доминика Гольдони, он разработал свой, встречный план. Однако он не успел спасти Гольдони, что стало трагедией для всех нас.
Николас отметил слово «нас» и спросил:
— Вы третий партнер, не так ли? Оками, Гольдони и вы боролись с Годайсю?
Дик кивнул.
— Разумеется. Я связан с Оками уже много лет, но сейчас это не имеет значения. Микио замечал перемены, происходящие в Годайсю. В конце концов, Годайсю было его детищем, и он видел, как разложение уже захватило все тело этого детища. Внутренний совет подтачивал власть кайсё, но не было никакой возможности определить врага, не развязав гражданской войны внутри Годайсю и якудзы. Это было немыслимо для Оками, который согласился принять пост кайсё именно для того, чтобы сохранить мир между ссорящимися оябунами. Поэтому он исчез. Решил, что в изгнании сможет лучше управлять событиями, пока его враг не будет разоблачен. Горе-политики, внесшие заразу во внутренний совет, будут изгнаны, а пост кайсё восстановлен.
— Почему вы так в этом уверены? — спросил Николас, но Дик сделал вид, что не слышит его, и продолжал:
— Я знаю, что предназначено вам, и хочу сделать все от меня зависящее, чтобы подготовить вас.
— Подготовить меня? Каким образом? Я не понимаю.
— Ты пойдешь туда, где погибли все незваные гости. Но перед этим ты должен исцелиться.
Николас почувствовал, как электрический ток пробежал по его рукам и спине. Почему он не спросил Дика, что он имеет в виду? Не потому ли, что какой-то частью своего существа уже знал ответ?
Дик взглянул на часы.
— Мне нужно отлучиться на некоторое время в другой конец имения. Я заметил, что вам понравился мой змеиный питомник. Там вас ждет еще кое-что любопытное. Сходите туда, дорогу вы знаете.
* * *
— Я тебе говорил, сынок, будь поосторожнее. — Том Мэйджор, в твидовом пальто и шляпе с загнутыми полями, стоял посреди больничной палаты и смотрел на Кроукера, как нянюшка, чей воспитанник оказался чрезвычайно непослушным. Чувства тревоги и облегчения одновременно отражались на его лице.
