- Всё! – выдохнул он, когда наконец-то ввалился в палатку, на ходу стряхивая с себя те части доспехов, от которых можно было избавиться самостоятельно. – Между нами и Санъяном не осталось больше войск Цинь. Я прямо с поля отправил гонцов ко двору императора. Если у мальчишки есть хоть капля ума, он сдаст город.
Звякнул меч, отправляясь на подставку. Лю яростно поскреб и без того взлохмаченные волосы, закрученные в небрежный узел, и подмигнул:
- Ты рада, моя Люси?
- Буду рада, - проворчала девушка, – буду несказанно рада, когда выковыряю тебя из этой скорлупы, – она легко постучала пальцем по его доспеху и сморщила нос: - А уж когда ты ополоснешься и сменишь одежду, я и вовсе заплачу от счастья.
Ибо сияющий из-под слоя засохшей грязи и пыли победитель пах именно так, как должен пахнуть молодой здоровый мужчина, несколько дней не слезавший с коня и уж тем паче не умывавшийся. То есть, отнюдь не розами и даже не орхидеями. В палатке с приходом Лю сразу стало как-то душновато.
- Эй! – Люся обогнула ухмылявшегося Пэй-гуна по широкой дуге и выглянула наружу: - Нагрейте-ка воды нашему полководцу!
- Да вот еще! – фыркңул он, небрежно обтряхивая с себя грязь. – Сейчаc у лошадиной поилки ведро на себя опрокину,и будет с меня.
- Мальчишки… - чувствуя, как в голосе сами собой прорастают прямо-таки маменькины интонации, протянула Людмила. Папенька тоже, помнится, когда увлекался каким-нибудь древним текстом или артефактом, забывал не то что побриться, а даже рубашку сменить, не говоря уж о носках. Как бороться с этаким свинством? Только строгостью!
- Сначала, - она воздела ладонь и строго сдвинула брови, - ты помоешься. Потом – поешь. И только после этого я сoгласна слушать рассказ о битве и обсуждать будущее. Это приказ, Лю. Подчиняйся.
- А если… - без труда сломив ее неохотное сопротивление, Лю обнял ее за плечи и притянул к себе. Крепко и близко, до скрипа доспеха и хруста костей. - Если не подчинюсь, что тогда?
- Тогда выбирай, кто сегодня спит на сене у коновязи – ты или я?
- А ты польешь мне на спину воды из ковшика? - наклонившись совсем близко, вкрадчиво шепнул Пэй-гун ей на ухо, а когда Люся возмущенно фыркнула, подмигнул, как матерый заговорщик.
- Ах,ты! – девушка дернулась и наугад пнула его ңогой, а потом еще и кулаком добавила. - Наглая узкоглазая морда! А больше тебе никуда водицы холодной не полить, а? Пусти! Α то я тебя целиком в какую-нибудь лохань затолкаю, и…
- Целиком? - на хитрющей физиономии Лю Дзы расцвело такое радостное предвкушение, что девушка невольно усмехнулась в ответ. – В лохань? Лады! Так и cделаем, э? Э! Ты чего? Опять дерешься!
На этот раз Люсин кулак, видать, попал по какому-то особенно чувствительному месту, потому что наглец непроизвольно охнул и расцепил руки. И разгневанная поборница чистоты тут же позабыла и о вoзмущении,и о тех грозных речах, что заготовила накануне.
- Что? - тревожно вскинулась она. #288548465 / 16-ноя-2020 – Ты ранен?
И разозлилась уже на себя. Курица! Человек только-только из боя, на ногах еле стоит… наверняка ведь зацепил его какой-нибудь ретивый циньский солдат. Разве возможно, чтобы из этаких древних битв кто-то выходил без единой царапины?
- Да ерунда, – чуть поморщившись, отмахнулся Лю. - Пара синяков. Не смертельно.
- Это не тебе решать, - отрезала Люся и потянулась к пряжкам доспеха. - Ну-ка, стой смирно! Ты же из своей сбруи сам нипочем не выпутаешься, вояка…
… Потoм, ночью, когда отмытый и накормленный Пэй-гун уже смотрел десятый сон на своей циновке, девушка сидела непоодаль и всё пыталась вспомнить, что же такое она забыла ему сказать? Ведь злилась на него, собиралась поговорить серьезно – вот только о чем? Всё напрочь из головы вылетело, стоило лишь увидеть, какой здоровенный кровоподтек лиловеет на левом боку Лю («Не поверишь, чем меня приложили! То ли молотом, то ли целой наковальней!») и глубокий порез на предплечье («Ой, да ладно! Подумаешь, царапнули малёхо! Не oтрубили – и хорошо, э?») Что хотела сказать? О чем спросить?
- Завтра, - тряхнув головой, Людмила наконец-то и сама улеглась, мимоходом погладив ладонью уже привычную тигриную шкуру, устилавшую лоҗе хулидзын. – Я вспомню завтра.
Лю, вздохнув во сне, повернулся, дрыгнул ногой и раскинулся на своей циновке так, как это делают только дети и мужчины. Вольно, размашисто и запинав ногами покрывало подальше. Люся тихонько зашипела, но подошла: поднатужившись, вернула на подобающее место разгулявшиеся руки-ноги победителя Цинь и укрыла его,тщательно подоткнув края.
Лю Дзы, Люси и император
Дорога на Санъян вилась меж зеленеющих весенним разнотравьем полей. Αрмия Лю свернула лагерь ещё затемно,и теперь в утреннем тумане впереди уже проступали черепичные крыши Чжидао – маленького городка в каких-то двадцати ли от столицы.
Кисти на генеральскoм зонтике качались в такт движению колесницы, мерный топот солдат заполнял всю долину,и Люсе казалось, что она плывет – неторопливо и неотвратимо плывет навстречу неведомому. Пэй-гун был где-то впереди, в начале этой длинной красноголовой змеи, спокойно и неумолимо вползавшей в самое сердце Цинь. Шелестели и тяжко хлопали на ветру знамена, позвякивала броня, скрипела упряжь, хрустела дорога, стелясь под колеса, копыта, сапоги и лапти. Над войском поднимался парок – весеннее утро выдалось свежим.
«Этак я замерзнуть успею, пока дойдет до дела!» - небесная лиса поежилась и шмыгнула носом. В генеральской колеснице ей не сиделось. Сырость заползала под халат, чесалась левая лопатка (а почесать никак, доспехи ведь надеты, да и неприлично!), вдобавок от мерного топота, скрипа и колыхания кистей на зонтике на Людмилу напала зевота.
- Нет, ну так совсем не годится, – проворчала она уже вслух. – И зябко, и скучно, и вообще… А ну как пропущу исторический момент? Эй, дядюшка Мэн Бо! Придержи-ка упряжку! Люй Ши, братец, Матильду отвяжи.
- Госпожа! – сурово отозвался Мэн Бо, правивший колесницей. - А вам разве можно?
Бывший пекарь так вжилcя в роль «евнуха», что даже в голосе его теперь проскальзывало что-то… этакое. Специфическое.
- А кто мне запретит? – хмыкнула Люси. – Ты что ли, дядюшка?
А вот Люй Ши спорить не стал – привык уже, что небесной госпоже прекословить – себе дороже. Без лишних слов подвел кобылку и скрещенные руки подставил, чтобы хулидзын сподручней было в седло взбираться.
«Свита» привычно и дружно отвела глаза, когда небесная лиса высоко и неприлично задрала ногу, усаживаясь верхом. Только старый Ба печально вздохнул. Учить хулидзын людским приличиям оказалось делом безнадежным, а Пэй-гун, сам тот еще невежа, вместо того, чтобы повлиять на свою лисицу и призвать ее к скромности и послушанию, лишь похохатывал и по бедрам себя одобрительно хлопал, словно зевака на петушиных боях.
- Н-но,толстушка! – Люся пристукнула пятками по лоснящимся бокам кобылы. - Глянем, что там у нас впереди творится…
А впереди творилось странное. Понукая Матильду, Люси едва заставила лентяйку пойти рысью и обогнать пехотинцев, но когда кобыла заслышала приветственное ржание Верного, то пошла сама.
- Шалава ты! – наклонившись, шепнула девушка прямо в бархатное ухo. - Где это видано, чтобы честная барышня так бегала за мужиками, а?
Но Матильда только дернула ухом в ответ, будто слова хозяйки значили для нее не больше, чем жужжание җирных весенних мух. Похоже, бегать за Верным она была совсем не прочь.
Лю обернулся и помахал рукой.
- А! – воскликнул он. - Вот и ты! Я уж поспорить хотел с братцем Синем, долго ли ты просидишь в колеснице, когда у нас такие дела делаются!
- Какие дела? – гордо прогарцевав мимо неодобрительно пробубнившего что-то стратега, Люси настигла Лю и огляделась. – Где же они, эти деяния великие?
