мне ничего больше и не нужно. После его слов о том, что я для него умерла, его отъезд стал для меня лучшим исходом.
Доедаю кашу и, задумчиво моя за собой тарелку, наконец решаюсь сказать.
– Мам, если ты действительно хочешь посмотреть моё выступление, то в выходные будет небольшой концерт.
– Ооо, супер! Я приду. Когда именно и во сколько?
– В субботу в шесть вечера.
На секунду она задумывается, потом кивает.
– Да, смогу. Приду с удовольствием!
Уже через пять минут садимся в её машину.
– Я звонила папе, – стараюсь говорить небрежно. – Хотела узнать, не приедет ли он на Новый год.
– И?
– Нет, не приедет.
– Ясно... Как он? – спрашивает она ровным голосом.
– Неплохо, – пожимаю плечами.
На этом всё. Добавить мне больше нечего.
Папа не только ушёл от мамы, но и отдалился от нас с Тимом. Виню ли я во всём по-прежнему маму? Определённо нет. Отец мог бы не улетать в Китай и всё ещё быть где-то рядом, присутствовать в нашей жизни. Но он будто бы этого и хотел – отгородиться от всех нас и заниматься лишь своей жизнью. По-человечески я его понимаю. А как его ребёнок – нет.
В телефонном разговоре, который длился минут пять от силы, я успела сказать отцу про балет. Ведь я вновь занимаюсь именно балетом... Мы с Полиной смогли попасть в одну группу, в которой работают с любителями, но преподают классический балет. Правда, мы с ней всё ещё продолжаем тренировки и в произвольном стиле.
Отец как будто меня не услышал. А ведь он так мечтал когда-то видеть меня балериной... Или мне просто так казалось?
Мама останавливается возле школьных ворот и смотрит на часы на своём запястье.
– Ну вот, теперь ты опаздываешь, да?
Невольно получается виноватым тоном...
Рюкзак у меня на коленях. Быстро сгребаю свою сумку с заднего сиденья. Сегодня после уроков я не иду домой. Нужно быть в студии – у нас репетиция предстоящего концерта. Новогодняя тематика, конечно.
До каникул всего два дня. До концерта – четыре. Тим должен вернуться завтра-послезавтра.
– Нет, не опаздываю, – успокаивает меня мама. – Наоборот! Слежу, чтобы не опоздала ты.
– До звонка ещё пять минут. Так что, спасибо! – с улыбкой чмокаю её в щёку.
Тянусь к дверной ручке и почти уже открываю её, когда замечаю нечто невероятное. Я вижу в окно человека, которого не должно здесь быть! Замираю...
Дамир...
Парень идёт мимо нашей машины. Мелкий снежок сыпется на его волосы, скользит по пуховику.
По моему телу проходит волна дрожи. Я сажусь прямо, не в состоянии открыть чёртову дверь.
– Ева, всё в порядке? – спрашивает мама.
Её взгляд цепляется за спину Дамира, который уже прошёл в ворота школы.
Господи... Что он здесь делает?
– Там... там... это... – запинаюсь я. Потом сглатываю ком в горле вместе с нерешительностью. – Там брат Бориса. Я думала, его отчислили.
– Отчислили, – кивает мама. – А теперь восстановили, учитывая обстоятельства.
– Какие обстоятельства? – мой голос невольно дрожит.
– Он не был виноват в том инциденте. Он ничего не поджигал. Весь последний месяц Боря бился за то, чтобы следствие сняло с Дамира обвинения. Благодаря его стараниям нашли и поджигателей, и заказчиков. Так что, Дамира наказали несправедливо.
– И кто заказчик?
– Неважно, – мама как-то неоднозначно ведёт плечом.
Последний месяц она старательно избегала упоминать младшего брата Бориса. Я тоже. И она точно видела, что я не хочу о нём говорить. Хотя я уверена, что мама осведомлена и о наших отношениях с Дамиром, и о том, что они закончились.
Просто... Просто у нас с мамой нет такой близости, чтобы я плакала ей в плечо и рассказывала о своей боли и потери. Потери любимого человека.
Ведь я всё ещё его люблю. Хотя боюсь до ужаса. И его, и всех его друзей. Дамир лишь немного окунул меня в свой мир, но мне там совсем не понравилось.
Хозяйка сгоревшего здания попала в психиатрическую клинику. Не выдержала такого стресса. Она с трудом пережила тот первый поджог. И вот снова...
Участвовал Дамир в поджоге или нет, уже не имеет значения. Он знал, что я в студии. Ведь именно туда за мной и пришли. Из-за его предательства мы с Полиной могли серьёзно пострадать.
Дамир обманывал меня с первого дня нашего знакомства... А я его прощала... А потом мы все будто бы попали в мясорубку. Нас перемолола его компания – Грозный и его отморозки. Дамир был таким же отморозкам, как и они все. Люди не меняются. Розовые очки я давно выкинула.
– Кто заказчик, мам? – настаиваю я, повышая голос.
– Мы не будем об этом говорить, – решительно произносит она. – Мы не будем лезть в это. Ни ты, ни я. Всё, Ева, иди на уроки.
Чёрт!
Если мама говорит таким тоном, то переубедить её невозможно. Совершенно по-детски надуваю губы и выскальзываю из машины. Но все мои обиды тут же забываются, когда до меня окончательно доходит – Дамир вернулся в школу!
Что теперь будет? Чего мне ждать после тех последних его слов?..
С трудом переставляя непослушные ноги, иду ко входу. Обернувшись, вижу, что мама машет мне рукой из машины. Махнув в ответ, захожу в школу. Снимаю куртку и шапку, оставляю их в гардеробе вместе с сумкой. Закинув на плечи рюкзак, иду на урок.
Сейчас химия. Ненавистная Мамаева. Кажется после этого нашумевшего поджога, который до сих пор обсуждает весь район, она стала придираться ко мне ещё больше. Из-за Дамира. Ведь наши отношения были видны всем и заметны невооружённым взглядом.
И вот он вернулся...
Вернулся!
Всё внутри меня сжимается от страха.
Футбольной команды сейчас нет, все на сборах. Юля заболела и вот уже неделю сидит дома с больным горлом. Алина вообще не вернулась в школу. Тренер Столяров по-прежнему работает с командой, но о местонахождении дочери не распространяется. У них с Тимофеем теперь довольно натянутые отношения.
Со звонком быстро проскальзываю в кабинет, особо не глядя по сторонам. Но нас сейчас так мало, что взгляд невольно выхватывает нового ученика. Вообще-то, все одноклассники пялятся на него. Все ошеломлены, как и я.
Дамир занял своё прежнее место за второй партой в третьем ряду. Между нами по-прежнему лишь узкий проход. Дрожащими пальцами расстёгиваю рюкзак, достаю учебник,
