Он не знал, но он найдет выход. Он не может допустить, чтобы победил английский дьявол.
Люди, захватившие Дафну, сдержали слово. Они прекратили драку. Как только она оказалась на их судне, они обрубили якорные канаты «Изиды», и течение, подхватив ее, понесло яхту вниз.
Вероятно, прошло какое-то время, пока ее люди справились с управлением. А до этого «Изида» могла налететь на мель или столкнуться с другим судном. Однако в этих случаях у людей на яхте было бы больше шансов выжить, чем в драке с бандитами. Руперт погиб, и кто помешал бы им убить всех и потопить яхту?
Руперт погиб.
Она должна была бы что-то чувствовать, но Дафна словно окаменела.
Вскоре после короткого пути по реке на берегу похитители посадили ее на лошадь. Куда бы они ни направлялись, они спешили и останавливались на самое короткое время, чтобы передохнуть самим и дать отдых животным. Однако они обращались с ней достаточно хорошо, позволяя уединяться для естественных потребностей, и предоставили маленькую палатку для отдыха. Дафна не сознавала, отдыхает ли она, ест ли или нет. Еда не имела значения. Сон не имел значения. Ей было все равно, как они обращаются с ней, или то, что с ней будет.
Для нее время остановилось. Перед ее глазами яснее, чем места, по которым они проезжали, стояла одна и та же сцена: вспышка огня из пистолета, направленного в сердце Руперта… удивление на его лице… его рука, схватившаяся за грудь, когда удар заставил его откинуться назад… и через борт… всплеск от упавшего в воду его тела.
Она не могла плакать. Она чувствовала такую же отрешенность, как и тогда, спустя шесть месяцев своего замужества, когда поняла, какую огромную и страшную ошибку совершила. Тогда Дафна тоже была пленницей.
Она приучила себя не думать о том, что причиняло боль, сосредоточиться на своей работе, на том, как скрывать ее от Верджила и как поддерживать связь с научным миром.
Гнев и отчаяние не исчезали, но они были заперты в ее душе. Дафна не смогла бы прожить оставшуюся жизнь в открытой вражде с мужем. Она смогла лишь воздвигнуть вокруг себя стену и создать внутри ее свой мир.
Сейчас у нее не было работы, чтобы отвлечь ее, и она не была той девушкой, какой была когда-то. Она даже не была той женщиной, какой была несколько недель назад. И в этой новой женщине, какой она стала, нарастали гнев и отчаяние час за часом, пока уже стало невозможно сдерживать их.
Это произошло во второй вечер ее плена, когда Гази принес ей еду. Он улыбался и говорил так ласково, что она не могла думать ни о чем, кроме улыбки Руперта и звука его голоса… и его руках, больших умных руках.
Она взглянула на руки Гази, на свои руки, протянутые, чтобы взять у него еду. Ее правая рука сжалась в кулак, она выбила миску из его рук, и гнев и отчаяние выплеснулись из Дафны потоком арабской брани. Собравшиеся у костра бандиты повернулись и, широко раскрыв глаза и рты, смотрели на нее. Они так и стояли как статуи во время наступившей после этого мертвой тишины.
Затем Гази рассмеялся.
— Твой арабский очень хорош, — сказал он. — Ты знаешь все ругательства. Я знаю, мои люди хотели бы научить тебя словам любви. Я же очень хотел бы научить тебя, как себя вести, но мы должны уступить эти уроки хозяину. Он быстро укротит тебя.
— Если ваш хозяин Дюваль настолько глуп, что попытается укротить ядовитую змею, пусть попробует, — сказала Дафна.
— Дюваль? — Гази засмеялся. — О, неудивительно, что ты так свирепа, змейка. Ты ошибаешься — Дюваль нам не хозяин. Разве ты не видишь, куда мы идем, злая змейка? На юг, к Фивам, где сейчас твой брат и где правит Золотой Дьявол. Так что, как видишь, ты в безопасности, и тебе нечего бояться.
Дафна поняла, что она не в безопасности, но теперь ей нечего было терять и поэтому нечего бояться.
Проделав последнюю часть пути по реке, леди прибыла в Луксор в воскресенье поздно вечером. Лорд Ноксли встречал ее у причала. Несмотря на то, что луна еще не взошла и факелы слабо освещали причал, он увидел, что что-то не так. Она держалась холодно и отчужденно. Когда Дафна ответила на его приветствие, он не услышал в ее голосе ни радости, ни облегчения. Она не взяла предложенную руку.
— Мой брат, — отстраняясь от него, сказала она. — Эти ваши скоты сказали, что Майлс здесь.
«Ваши скоты» — плохой признак. Что-то случилось, кто-то испортил дело.
Лорд Ноксли скрыл свое недовольство. На его лице было лишь удивление. Но все, кто его знал, отчетливо видели приближение грозы.
— С Арчдейлом все в полном порядке, — сказал он. — Ему немного нездоровится сейчас, иначе он был бы здесь.
— Болен? — спросила Дафна.
— Нет, нет. Я не хочу, чтобы вы расстраивались. Пойдемте, отложим разговор, пока вы не отдохнете. Вы, должно быть, устали и желаете…
— Что с ним? — перебила она.
— Выпил немножко лишнего, — сказал Ноксли. «Смертельно пьян» более бы соответствовало истине. — Я ожидал вас не ранее завтрашнего дня. Он будет так…
— Один из ваших людей убил Руперта Карсингтона, — сказала она.
Грозовая туча сгустилась и потемнела.
— Конечно, нет, — сказал Ноксли. — Я не могу понять, как…
— Я сама видела. И прошу, не говорите мне, что это игра воображения. Я не нуждаюсь в утешении или покровительстве. Я не ребенок.
— О, конечно же, нет!
— Я буду настаивать на полном отчете перед властями. Я хочу сделать заявление. Завтра, как только получу такую возможность. А тем временем я хочу видеть брата, здорового или нет. Затем я хочу принять ванну и лечь в постель.
— Да, да, конечно. Может быть…
— И я хочу побыть одна. И чтобы меня оставили в покое.
— Конечно, такой ужасный шок. Я так сожалею. Безусловно, он заставит сожалеть и кого-то другого, очень сожалеть.
Он предоставил миссис Пембрук заботам служанки, которая отвела ее к бесчувственному Арчдейлу, затем помогла вымыться и уложила спать. В то время, когда его будущая жена на своем диване погрузилась в глубокий сон, его милость слушал отчет Гази.
К этому времени грозовая туча совершенно почернела. Предполагалось, что леди растает от благодарности к своему спасителю и герою Эштону Ноксли. Вместо этого она была Холодна и разгневанна. Предполагалось, что она полюбит его. А сейчас казалось, она его ненавидит. Теперь ему предстояло потратить дни, а может быть, и недели, чтобы завоевать ее.
Ноксли чувствовал себя очень несчастным, что было плохим предзнаменованием для всех.
— Я говорил тебе, что хочу убрать Карсингтона с дороги, — сказал он. — Разве я не подсказал, что наилучший способ для этого отправить его в участок для допроса?
Как только Карсингтон оказался бы в чужих руках, уже нетрудно было устроить так, чтобы он исчез или «умер естественной смертью». Например, совершенно естественно умереть от подушки, прижатой к лицу, или яда в пище, или от укуса змеи, забравшейся в постель. А теперь человек, которого миссис Пембрук знала как наемника лорда Ноксли, убил Карсингтона. И она это видела.
