застрахован от увольнения и ареста.
На совещании начальствующего состава армии в апреле 1940 года командующий войсками Ленинградского военного округа Кирилл Афанасьевич Мерецков говорил, что офицеры отказываются ездить за границу с разведывательными заданиями:
— Командиры боятся идти в такую разведку, ибо они говорят, что потом запишут, что они были за границей. Трусят командиры.
С ним согласился начальник 5-го (разведывательного) управления Генштаба Герой Советского Союза Иван Иосифович Проскуров:
— Командиры говорят так, что если в личном деле будет записано, что был за границей, то это останется на всю жизнь. Вызываешь иногда замечательных людей, хороших, и они говорят — что угодно делайте, только чтобы в личном деле не было записано, что был за границей.
Сталин сделал вид, что удивлен:
— Есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга.
Проскуров развел руками:
— Но на практике не так воспринимается.
Сталин, конечно, прекрасно понимал, чего боятся офицеры. Практически все, кто побывал на учебе в Германии, были арестованы как немецкие шпионы. Сталин предпочитал как бы подшучивать над репрессиями, не упуская случая показать, что он здесь ни при чем.
На том же совещании он критиковал «Красную звезду», упрекнул начальника политуправления Красной армии Льва Захаровича Мехлиса:
— Вы неправильно понимаете содержание газеты. Вы занимаетесь критикой командного состава, а главное — учить наших людей военному делу.
— Об этом я говорил и просил на пленуме ЦК сменить редактора, — ответил Мехлис.
— Дело не в человеке, а в программе — военной должна быть газета или военно-бытовой, — настаивал Сталин.
— От руководителя зависит содержание газеты, — стоял на своем Мехлис, который еще недавно был редактором «Правды».
— Редактор не имеет права по-своему распоряжаться газетой, редактор имеет линию, установку. Почему эта газета должна быть газетой политуправления? — спросил Сталин.
— Она Наркомата обороны, — сообщил Мехлис.
— Это очень хорошо, — весело сказал Сталин. — Если бы газета была политуправления, она бы всех крмандиров расстреляла, одних батраков бы оставила.
В зале засмеялись, хотя веселого было мало.
«В стране создалась жуткая обстановка, — вспоминал маршал Жуков. — Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегали встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было — старались говорить в присутствии третьих лиц — свидетелей.
Развернулась небывалая клеветническая кампания. Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха быть заподозренным в нелояльности... Ни один честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью по какому-нибудь клеветническому доносу...
Резко упала боевая и политическая подготовка командно-политического состава, понизилась требовательность и, как следствие, ослабла дисциплина и вся служба личного состава».
Докладные записки того же Мехлиса свидетельствовали о том, что большой террор разложил армию:
«В некоторых парторганизациях неправильно понимают критику и самокритику и, вместо того чтобы направить ее на повышение боевой подготовки и укрепление воинской дисциплины, содействуют подрыву авторитета начсостава. Бывают даже дикие случаи.
Парторганизация транспортной роты 301 полка 48-й стрелковой дивизии, обсуждая вопрос о состоянии конского состава, вынесла такую резолюцию: «Лошади находятся у нас в плохом состоянии, конюшни не покрыты, овес ссыпается на землю, у лошадей появляются заболевания и зачесы. Нет ли здесь со стороны командного состава роты у нас врагов народа?..»
У Сталина возникло опасение, что он теряет контроль над армией. И он прибег к испытанному средству. Раз нельзя доверять командному составу, то, как и в Гражданскую войну, надо поставить командиров под строгий политический контроль.
10 мая 1937 года ЦК и Совнарком приняли постановление о введении во всех воинских частях от полка и выше, а также в штабах, управлениях и учреждениях Красной армии института военных комиссаров. В ротах появилась должность политрука.
7 июня приказом наркома обороны командиры-единоначальники были освобождены от комиссарских обязанностей, что объективно ограничивало их права.
15 августа ЦИК и Совнарком утвердили «Положение о военных комиссарах Рабоче-Крестьянской Красной Армии». С одной стороны, комиссарам формально запрещалось контролировать командира, а с другой стороны, вся политическая деятельность в войсках возлагалась на комиссара, что уменьшало вес командира и лишало его самостоятельности.
В военных округах, в армиях и на флотах создавались военные советы в составе командующего (председатель) и двух членов. По положению, утвержденному 16 мая 1937 года, «Военный Совет является высшим представителем военной власти в округе. Военному Совету подчиняются все войсковые части и учреждения, расположенные на территории округа... Военный Совет подчиняется непосредственно Наркому Обороны».
Командующий округом, армией или флотом лишался единоличной власти над подчиненными ему войсками. Без подписи члена военного совета его приказ был просто недействителен.
Все приказы должны были подписываться командующим, одним из членов военного совета и начальником штаба. В июле 1937 года политбюро установило, что одним из членов военного совета становится местный партийный руководитель — секретарь обкома, крайкома или ЦК нацреспублики. Это должно было усилить контроль над армией со стороны партийного аппарата.
21 января 1938 года было принято постановление ЦК «О работе среди комсомола Рабоче-Крестьянской Красной Армии и привлечении комсомольцев в качестве заместителей и помощников политруков».
В феврале новое постановление ЦК — «О приеме красноармейцев в партию».
1 апреля — постановление ЦК «Об оставлении лучших комсомольцев — заместителей политруков в кадрах РККА».
29 августа 1939 года появилось постановление ЦК «Об отборе 4000 коммунистов на политработу в РККА». В начале 1940-го мобилизовали еще полторы тысячи коммунистов из местных парторганизаций.
23 мая 1940 года начальник политического управления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Мехлис отправил секретарю ЦК Жданову секретный доклад о своей работе:
«Доклад охватывает период начиная с 1938 года, когда Центральный Комитет ВКП(б) разгромил вражеский заговор в стране и в армии.
Во главе Политического Управления Красной Армии, на протяжении почти всей его истории, стояли враги народа.
Подбор кадров политсостава находился в руках преступной шайки. Троцкисты и участники белорусско-толмачевской группировки выдвигались на самые руководящие посты...
К началу 1938 года положение с кадрами политсостава был крайне сложным. В некомплекте было 10 525 человек, или 29,8 процента к штатной численности. Некомплект высшего политсостава достигал 51 процента, старшего — 45,8 процента.
Вредительство приняло огромные размеры и превратилось в армейскую болезнь, порождающую безответственность и неуверенность в работе».
Мехлис сообщал, что в 1938 году из армии были уволены 3176 политработников. В связи с арестом — 265 человек, исключенных из партии (следовательно, арестованных позднее) — 982 человека, участников
