Доменико улыбнулся своим мыслям и тихонько убрал волосы с ее лица, еще более прекрасного в безмятежном и счастливом сне. И какие бы тучи ни застили ее откровенность и доверие к нему прежде, теперь их уже нет, они были унесены прочь той волной блаженства, тем вихрем наслаждения, которые она испытала сегодня благодаря ему. Грациозно изогнувшееся во сне тело Мариэтты едва прикрывали белоснежные простыни. Доменико не хотел, чтобы она проснулась сейчас и увидела его. Нет, она должна пробудиться после этой ночи и иметь возможность вспомнить и подумать над тем, что произошло между ними, считал он.
Неслышно поднявшись с постели, Доменико накинул халат. Дойдя до двери в свою спальню, он остановился и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на спящую Мариэтту. Ведь зачастую бывает, что женщина, когда-то страстно любимая и желанная, очень скоро утрачивает свой ореол привлекательности, едва стоит хоть раз овладеть ею, но этого никогда не может произойти, если речь идет о нем и Мариэтте. Сам вид этой в высшей степени необычной женщины, тот редкий тип красоты, который присущ ей, ее томное, податливое тело — все притягивало Доменико, возбуждало его желание даже еще больше, чем прежде. Он отлично понимал, что в эту ночь они лишь коснулись поверхности того необъятного океана чувственности, в который им еще предстояло погрузиться здесь, на этом ложе, и уже сейчас он сгорал от желания вновь оказаться с ней. Очарование и любовь вряд ли разделяет такая уж большая пропасть, но решится ли он когда-нибудь подвести ее к той огромной супружеской кровати в доме Торризи, где спали они с Анджелой — дело совершенно иное. Хотя Доменико старался не нашуметь, закрывая за собой дверь, но все же этот посторонний звук потревожил сон Мариэтты. Она открыла глаза, тут же резко поднялась и села в постели, но Доменико рядом не было, и она поняла, что в спальне одна. Постепенно она стала вспоминать события предыдущей ночи и, задумавшись, подобрала под себя ноги и уткнулась лицом в колени, словно пряча лицо от кого-то, очень смущаясь, но на самом деле счастливо улыбаясь.
Потом она подняла голову и отбросила пышные волосы назад. Оглядевшись, Мариэтта внезапно ощутила зверский голод, но прежде чем вызывать служанку и велеть ей принести поднос с завтраком, нужно было найти ночную сорочку. Это оказалось непростым делом, так как Доменико, сняв ее и небрежно свернув, отшвырнул куда-то в сторону, но Мариэтта, наконец, обнаружила ее на куче сложенной возле окна одежды. Поднявшись с постели, она направилась за сорочкой, взяла ее и вошла в примыкавшую к спальне ванную, отделанную мрамором. Там стоял лишь кувшин для умывания, наполненный уже остывшей с вечера водой, но, несмотря на это, Мариэтта все же обдалась водой. Одев сорочку, она снова вернулась в спальню. Подойдя к окну, нажала на защелку, настежь распахнула створки. Внизу раскинулся сад, огражденный каменной стеной, там росло множество цветов, тут и там белел мрамор античных статуй, а справа разместилась крохотная, причудливо украшенная лоджия. Розы росли кругом и в изобилии, и внезапно, даже не сообразив, в чем источники этой убежденности, Мариэтта поняла: розы — любимые цветы Анджелы Торризи.
Она медленно повернулась и стала обозревать спальню. Эта комната, несомненно, принадлежала Анджеле. То, что теперь в этом помещении полностью сменили обстановку для новой хозяйки, служило основанием для того, чтобы Мариэтта считала ее своей вотчиной, но как будут обстоять дела с другими помещениями дворца? Большинство элементов декора до сих пор несут отпечаток вкусов прежней владелицы. А где все портреты Анджелы? Куда они могли деться? Мариэтта знала, что не найдет покоя, пока не отыщет их. Впервые она поняла, что отныне навсегда обречена жить под одной крышей с призраком другой женщины. Нелегко придется пожелавшей утвердить свой характер и наложить отпечаток своей личности на дом, в котором муж прежде все делил с первой женой. Эта ноша окажется вдесятеро тяжелее, если принять во внимание, что прежнюю хозяйку искренне любили.
Задумчиво глядя перед собой, Мариэтта вернулась к постели, машинально поправила простыни и одеяло, взбила подушки и, усевшись на краю, потянула за шнурок звонка.
Прежде чем войти, служанка смущенно заглянула в щель двери, будто не веря, что ее могли вызвать в такую рань. Позже Мариэтте станет известно, что Анджела, следуя обычному для всех знатных венецианок распорядку дня, никогда не поднималась раньше полудня, и поэтому требование принести завтрак в этот час вызвало у прислуги такой переполох, будто разворошили осиное гнездо.
Все три служанки разом внесли ее завтрак в спальню — первая — поднос с едой, вторая — серебряный кувшин с горячим шоколадом, а руки третьей были заняты хрустальным блюдом с персиками.
Пожилая служанка по имени Анна, теперь камеристка Мариэтты, услужливо подала ей веер, на тот случай, если хозяйке покажется, что в спальне слишком душно, а затем подала ей и серебряный тазик с водой доя умывания рук перед едой. В конце концов, выполнив все церемонии, ее оставили в покое, и она могла в одиночестве наслаждаться едой.
Когда с завтраком было покончено, Анна вызвалась пригласить парикмахера, но Мариэтта, похоже, не собиралась менять привычки, оставшиеся от прежней жизни.
— Мои волосы очень легко укладывать, и я всегда сама этим занимаюсь, — запротестовала она.
— Синьора, вы только покажите, как вы их носите, и я тогда смогу сама это сделать. Вот увидите, какие ловкие у меня руки, — убеждала Анна, и Мариэтта все же уступила.
И не зря — результат превзошел все ожидания Мариэтты. Ей было также в новинку и то, что теперь у нее были люди, которые по очереди подавали предметы ее гардероба и обувь. Когда она жила в Оспедале, подруги, конечно, могли помочь зашнуровать корсет, но не больше.
— Вы прислуживали первой синьоре Торризи? — осторожно поинтересовалась Мариэтта.
— Нет, синьора. Меня наняли всего десять дней назад, чтобы подготовить все ваши наряды — отутюжить их, вычистить, если нужно, чтобы вы в любой момент могли их надеть.
Мариэтта вздохнула с облегчением. Ей совершенно не хотелось никаких склок в собственном доме. Что же касалось ее приданого, она решила ограничить число платьев самыми неприхотливыми в носке, которые можно надеть почти по любому поводу. Тяжеловато для нее было сосредоточиться на эскизах, предлагаемых модельерами, если ее голова постоянно занята предстоящими прослушиваниями и партитурами, над которыми ей предстояло еще поработать. У нее имелось достаточно платьев на весь июль, хватит даже на август, когда они с Доменико отправятся на виллу за город, как он планировал. А когда вернется в Венецию, то у нее будет еще уйма времени для обновления и расширения гардероба, чтобы не ударить лицом в грязь на светских церемониях. Мариэтта намеревалась стать супругой Доменико Торризи и исполнять роль таковой во всех аспектах. Половинчатость никогда не была в ее характере, и она собиралась оставаться верной себе.
