ведь сам ясно сказал ей. Должно быть, от слабости после дыма лепестков она совсем скверно стала соображать.
Накато застонала от бессилия.
Ответа не последовало. Прислушавшись, она поняла – осталась одна.
Он, должно быть, ушел – а она и не заметила. Слишком плохо ей было. К тому же мысли застряли на попытках понять, что он хотел сказать последними словами.
Никогда не были друзьями… с Таонга! – ударило ее.
Бомани никогда не был другом Таонга. Да и Таонга высказался не самым лестным образом о своем преемнике. Вот только к чему он это сказал?
Как же болит голова! Накато попыталась хотя бы перекатиться набок. Тело не слушалось, напоминало тюк размокшего сена.
Кое-как она, кряхтя, перевалилась. И замерла, пережидая накатившую волну дурноты.
Боги и духи, что же ей делать! Она совершенно не представляла, чего ожидать от взбешенного Бомани. И не представляла, что сумеет предпринять в таком состоянии.
Прислушалась к звукам снаружи. Времени, похоже, прошло не так-то много. За пологом шатра слышались голоса, топот, звуки суеты. Вечерняя беготня – пирующие выспались и скоро снова соберутся в просторных шатрах.
Бомани ушел – но зачем? Расскажет обо всем Фараджу?
Да, наверное. Вот только… что сделает Фарадж, узнав, что служанка пыталась отравить шамана, чтобы в его тело вернулся дух прежнего шамана, который погиб? И если Бомани знает о ее намерении вернуть Таонга – знает ли он, кто она такая? Знает ли об Амади…
Слишком много вопросов, ни одного ответа.
Накато попыталась приоткрыть глаза, однако веки слиплись намертво. Протереть глаза тоже не получалось. Ее и руки-то не слушались толком.
Все, что она могла – это лежать и ждать, сама не зная, чего. Время тянулось медленно и муторно. Девушка пыталась двигаться, ползти, переваливаясь. Однако все, чего добилась – свалилась с ложа на тощий ковер, прикрывающий стылую почву. И лежала там, мерзла, не в силах забраться назад.
Должно быть, она впала в забытье, и вздрогнула, услышав невесомые шаги.
- И куда же ты собралась ползти? – осведомился глумливо Бомани, склоняясь к ней.
Тяжелая рука легла на ее затылок. Несколько мгновений шаман посидел возле нее, потом поднялся и принялся возиться с корзинами. Что-то перебирал в них, что-то искал. На Накато внимания не обращал вовсе. Она прислушивалась напряженно – кажется, он был чем-то до крайности раздражен. Во всяком случае, если судить по резким движениям.
Дуновение воздуха – кто-то откинул полог шатра.
- Я принесла обед, господин, - одна из служанок! – О!
Накато сообразила, что девица увидела ее, валяющуюся возле ложа. Поднос поставили недалеко от нее – так, что она ощутила запах жареного мяса.
Это вызвало резкую тошноту. А еще невыносимо хотелось пить – горло совсем пересохло. Она лишь теперь это поняла. И губы высохли до твердой корки и слиплись – не разлепишь. Она судорожно втянула воздух, в горле запершило.
- Господин, - служанка снова подала голос. – Эта девица…
- Я предупредил господина Фараджа, - резко отозвался Бомани. – Иди! Ее оставь – пусть лежит.
- Такая тощая девка, - протянула служанка. – И страшная! Господин, а я могла бы, - в голосе ее появились томные интонации.
- Я сказал – иди, - резко оборвал шаман.
- А хочешь, я тебе разомну спину? – грозный тон на нее впечатления не произвел.
Она так бесстрашна? Накато, когда слышала такой тон, сжималась и старалась сделаться незаметнее. Когда с тобой так говорят, лучшее, что можно сделать – это поклониться лишний раз, сделать, что велят, и убраться скорее. Неужто девица так глупа?
- Господин, ты нынче так грозно сверкаешь глазами. Позволь мне…
Ее речь прервал звук затрещины. Девица испуганно вскрикнула и, судя по глухому звуку, шмякнулась наземь.
- Я сказал тебе идти, - рыкнул Бомани.
- Да, господин, - заскулила девица. – Как скажешь, господин. Прости меня!
Снова пахнуло прохладным воздухом. Выскочила.
- Тьфу, пропасть, - буркнул с досадой шаман. – Что Бомани здесь устроил! В этом шатре что, все девицы племени валялись?! С этого борова сталось бы!
Накато насторожила слух. Что это он такое сказал?
Бомани устроил что-то. Это он сам о себе? А еще – он что, сам не знает, кто в этом шатре валялся – он ведь хозяин этого шатра!
Догадка заставила похолодеть.
Дикая затея с изгнанием духа Бомани из его тела увенчалась успехом! И это – Таонга в теле прежнего шамана. До Накато вдруг дошло, что и резкие интонации в его голосе были ей знакомы – и свойственны они были именно Таонга. Не Бомани.
Девушка по-прежнему соображала скверно. Но раз мелькнувшая смутная догадка превратилась в твердую уверенность.
Да, это – Таонга. Иначе и быть не могло – потому что дух прежнего шамана должен был покинуть тело под действием дыма!
Опять же: кто такое видел, чтобы Бомани отказался от девицы, которая сама себя предложила?! И на поднос с едой он внимания не обратил – а Накато явственно ощущала разливавшийся аромат жареного мяса с травами.
Вот только…
Таонга бросил Накато валяться беспомощно, только напоил ее противоядием – по его словам. Почему он ей не помог? Почему разговаривал с ней с таким презрением и отвращением? Так пренебрежительно заявил, что ее на то, что она сделала, толкнула похоть.
А еще он смеялся над нею. Смеялся, когда понял, что она приняла его за Бомани!
Нет, может, ей кажется? У нее, должно быть, ум за разум зашел – голова-то по-прежнему разламывается, и так тошно и муторно!
Шаман все шарил по своим корзинам, что-то доставал оттуда. Наконец подошел к ней, уселся рядом.
- Значит, говоришь, не знаешь – чего добивается твой хозяин? – протянул он. – Что ж, попробуем спросить у него самого!
- Таонга, - выдавила Накато. – Это ведь ты!
- А сообразила. Разумеется, это я, - он ухватил грубо ее руку, принялся крутить во все стороны. – Печать сведена или невидима, - пробормотал, говоря, видимо, сам с собой. – Но я ж помню, где она была! Наверняка она должна быть там же, где я ее и видел.
Печать! Через нее можно дотянуться до Амади.
Помнится, магистр Энистан из башни колдунов сумел дотянуться до ее хозяина даже тогда, когда тот находился где-то между миром явленным и потусторонним, запертый и беспомощный. Дух колдуна находится тогда в кристалле. И обращение к печати не просто выдернуло его из заточения, но
