В нашем хозяйстве уцелел только погреб. В нем обнаружили Олежку (соседского ребенка — Авт.). Был в новеньких, бабкой сшитых башмачках и с распоротым штыком животиком. Мать его в другом месте пряталась. Спаслась. Сказали ей про сына. Прибежала, забрала. Как сейчас вижу, несет в охапку Олежку, кишки у него из живота выпали, волочатся по дороге, путаются к матери под ногами. Она же и не замечает ничего, ум от горя утратила. Такого Старая Рафаловка за все свое существование не знала.
А красные согнали всех, кто уцелел и на глаза попался, разгребать насыпанный бандеровцами курган (памятник погибшим за независимость — Авт.). Не разрешили даже лопат взять. Должны были голыми руками, пусть и кровь из-под ногтей, разгребать, хоть зубьями грызть и горстями разносить, пока ровным то место не стало. Потом всех, кто разгребал, расстреляли… Петровцы знали, в какой хате чем можно поживиться, как и то, что основные силы УПА под командованием „Верного“ тогда сс оставили, и, поэтому, можно было показать свой „героизм““…
Отмечу, что полковнику Антону Бринскому („Дяде Пете“) присвоили звание Героя Советского Союза 4 февраля 1944 года — через два с половиной месяца после того, как его партизаны разгромили Старую Рафаловку» (Гогун А., с. 156–157).
Отметим попутно, что А.П. Бринский включен в «Энциклопедию истории Беларуси» как «один из организаторов и руководителей партизанского движения на Беларуси в годы Великой Отечественной войны» и «писатель» (том 2, с. 83).
Антон Бринский (1906–1981), командир партизан, убивших жителей села Старая Рафаловка.
Напрасно искать в его сочинениях рассказ о зверских убийствах женщин и детей в Старой Рафаловке. Нет там такого. В своих сочинениях он рассказывает о любви к «девчонке из Марьиной рощи», о своих «боевых спутниках» и «друзьях-товарищах» (таких же бандитах), о «героических действиях» против «фрицев, засевших в хорошо укрепленных опорных пунктах» (наподобие Старой Рафаловки)…
Береснёвка — партизанские Куропаты
«Уважаемая „Народная Воля!“
Каждый раз, когда речь заходит о массовых репрессиях 30—50-х годов прошлого века, символом которых стали у нас, в Беларуси, Куропаты, находятся люди, которые если и не отрицают эти преступления, то говорят примерно так: зачем, мол, тревожить эту рану, уже все известно, надо сплотиться для будущего. А как же без достоверного знания того, что было в прошлом, „сплачиваться“ для будущего?
Сам я житель Бегомля, провожу свое расследование событий, которые происходили в этих местах до войны, во время войны и после войны.
Для нашей семьи эти события начались в январе 1929 года, когда арестовали двух старших братьев моего отца — Михаила и Александра Глазко. Отвезли на хутор в Пострежье, заперли в сарай, а через неделю, придушенных холодом и голодом, доставили в Витебск, где 10 апреля военный трибунал приговорил их к 10 годам каждого за… шпионаж.
Дальнейшие подробности пока опущу. Скажу только, что деревню, где с начала войны жили дядька Михалка и семья его сына Виктора и где одно время базировались партизаны, 9 июля 1942 года сожгли каратели. Людей, правда, не тронули…
19 декабря 1942 года партизаны снова заняли Бегомль. И тут же составили списки так называемых неблагонадежных. В эти списки попали те, к кому немцы в хату заходили, кто в прошлом „нарушал“ советские законы и т. п. Попали в список и дядька Михалка и его сын Виктор.
На второй день Коляд, 8 января (1943 г. — М.П.), партизаны подъехали к дому, где жил дядька Михалка: „Иди-ка сюда, садись“. Завезли под деревню Бересневку, в ельничек: „Слазь!“ Дядька Михалка перекрестился, встал. Знал уже, что последняя дорога. Вдруг — летит возок. Подъезжает человек из Домжериц, Вашкевич Иван, друг Манковича (С.С. Манкович, секретарь Бегомльского райкома партии, считающийся создателем крупнейшей в районе партизанской бригады „Железняк“, сперва ее командир, позже — комиссар, Герой Советского Союза — Авт.). Этот Иван сильно ненавидел дядьку Михалку. Как наших арестовали, он, Вашкевич, забрал себе дом Владимира, младшего брата дядьки Михалки.
И вот дядька Михалка потопал по снегу, шапка такая старенькая, валенки старенькие — ну где ж ему, знаете, было после лагеря новые справить… А Иван Вашкевич взял у одного из партизан винтовку и сам ему в спину выстрелил. Такая была ненависть.
…Сын дядьки Михалки, Виктор, поехал в Бересневку на Коляды в гости. Партизаны — за ним. И повезли в то самое место, чтобы расстрелять.
Около леса их догнала сестра Виктора, Ксения, которая ехала следом. А из соседней деревни уже летела полная ужаса Надежда Глазко. По дороге ехали и другие люди из Бересневки — за сеном. Подняли крик: „А что вы делаете! Немцы убивали, а теперь вы убиваете!“ …Тогда партизаны посадили Виктора в сани и привезли в штаб Манковича. Он на них: „Почему не расстреляли?“ А Виктор с Манковичем — земляки, вместе служили в армии в 1922 году, кровати вместе стояли. Через двери было слышно, как Манкович говорил Виктору: „Я ошибался в тебе. Почему ты живешь со шпионом?“ „Это же мой отец, какой же он шпион?“ — спросил Виктор. Грохнул выстрел.
А жене Виктора Насте уже сказали, что Виктора забрали… Вломилась туда, упала на мужа: „Ай, мой родненький!!“. А Манкович подошел — и ей в голову выстрелил. Потом сказал: везите в Березино (это родина Манковича, в 20 километрах от Бегомля) и повесьте там на дереве.
Привезли. Собрались люди: „Кого же будут казнить, что такое?“ Их тела выбросили из возка, один партизан, проходимец этакий, начал веревку вешать на березе. А люди как закричали! Они увидели, что это Виктор. Знакомые, даже родственники были. Так партизаны трупы снова в возок за руки-ноги швырнули и куда-то увезли. Где их косточки, никто не знает.
В тот день расстреляли более 60 человек. Спецгруппы выезжали в деревни и истребляли людей семьями. Не щадили даже младенцев и детей. А потом пять дней не разрешали забирать тела для погребения»…
Константин Гайдук (г.п. Бегомль Витебской области).
(«Наша Ніва», 12 мая 2010, с. 8–9).
Вряд ли Манкович действовал по собственному почину — личных счетов с пострадавшим семейством у него, в отличие от Вашкевича, не было. Судя по всему, он получил указание «ликвидировать» в своем районе всех «нежелательных», в категорию коих попал и «явный враг народа» — дядька Михалка, и «вероятный враг» — его сын Виктор, а также «пособник» в лице жены Виктора (за время войны партизаны убили практически всех родственников К. Гайдука).
Что же касается хладнокровия, с которым будущий Герой Советского Союза застрелил своего бывшего сослуживца и его жену, то не стоит забывать, что партизанский комиссар — всего лишь бездушный винтик бездушной машины. Он был готов к выполнению ЛЮБЫХ приказов «сверху», ибо только таким способом мог сам забраться на этот «верх» по номенклатурной лестнице. У советских «партийцев» верность партии всегда тесно переплеталась с собственным шкурным интересом (почти все они были выходцами из низов, вспомним рассуждения И.Л. Солоневича об «активе»), различать эти две ипостаси (где верность партии, где — собственный интерес) практически невозможно.
В заключение — несколько слов о жизненном пути этого «активиста», палача своего народа.
Степан Манкович (1903–1978) был родом из местечка Березино Борисовского района Минской области. Получил начальное образование. С 1929 года занимал ряд руководящих должностей в Бегомльском районе (т. е. этот малограмотный «кадр» принадлежал к номенклатуре районного уровня). В 1939 году стал секретарем Бегомльского райкома КПБ. В 1941 году эвакуироваться не смог, где-то скрывался. В марте 1942 года подался в партизаны. Уже в апреле его назначили комиссаром отряда «Железняк», а с августа — еще и секретарем подпольного райкома партии. В 1944 году получил звание Героя Советского Союза за «организацию и руководство патриотического подполья и партизанского движения на территории Минской области». В 1944–1946 гг. «ценный кадр» обучался в Высшей партийной школе в Москве. Далее едва ли не до конца жизни находился на советской и партийной работе. В честь Манковича названа улица в Бегомле и школа в поселке Березино.
Дражно
Отряд Израиля Лапидуса из бригады Сергея Иванова 14 апреля 1943 года атаковал деревню Дражно (в Стародорожском районе). Это было уже второе нападение на деревню, первое состоялось в январе. Разгромить крестьянский отряд самообороны партизаны тогда не смогли.
Не удалось партизанам покончить с этим отрядом и в апреле. Но в этот раз они сожгли околицу деревни — Застенок (37 домов), убив при этом 25 жителей (10 мужчин, 15 женщин и детей), которых в отчете назвали «полицаями», увеличив число убитых «предателей» до 234 (более чем в девять раз).
