кивок предназначался Елене. – Дурной знак.
- Почему?
- Он про суетное, преходящее не думает. Вообще. То бишь тебя для него как бы и нет. Дурной знак. Для тебя.
- Понимаю, - склонила голову Елена, не споря.
- А я вот про тебя как раз думаю. Пришла, нахулиганила. Людей побила. Хорошо, вроде не покалечила.
- Одного человека. И не просто так. Я подошла по делу. И вежливо спросила, - уточнила Елена, повторила на всякий случай, сделав ударение. – Вежливо! А эта…
Она запнулась на мгновение, решая, что в данном контексте прозвучит лучше, «лошадь» или «ослица».
- … невоспитанная женщина плюнула мне на ботинок. На всеобщем обозрении. Даже не спросив, кто и по какому делу зашел. Она поступила глупо, а я…
Тут на Елену снизошло вдохновение, а также, в конце концов, начала сказываться атмосфера сословно-цехового общества.
- … а я должна держать престиж моего… господина. Кто плюет на меня тот, считай, плюет и на его имя.
Ульпиан господином Елене не был, поскольку не принимал от нее никаких клятв, но женщина решила, что небольшое преувеличение здесь пойдет лишь на пользу.
- С этим не поспоришь, - неожиданно согласился свиноподобный мужик. – Вот и плюнула бы ей. В рожу. Были бы в расчете.
- Тогда она бросилась бы на меня сразу, - резонно предположила Елена. – И как бы дело ни пошло, сейчас на мостовой был бы не плевок, а лужа крови. И покойник. Может и не один. Средь бела дня. Шум, вопли, дурная слава, разбегающиеся клиенты. Убыток.
- А красиво говорит, - дородный мужик поделился мыслью с невидимым слушателем. Снова хмыкнул, щелкнул толстым ногтем по кружке, источавшей характерный запах. Елена посмотрела на кружку, затем снова на бляху.
- Чего уставилась?- подозрительно спросил мужик.
- Первый раз вижу палача-сутенера, - честно призналась женщина. – Удивляюсь.
- А, это бывает, - согласился бритый, поглаживая дубовую бляху на выточенной из дерева же цепочке. Добавил с подначкой. – Может, скажешь еще чего?
- Я удивляюсь, но не возмущаюсь, - пожала плечами Елена. – Так-то работа ответственная, суетная. Делать ее должен человек с понятием и уважением, которого все знают.
- Ха, - щелкнул пальцами сутенер. – Похоже, все-таки не глупая, а, что скажешь?
Тень в углу снова промолчала.
- А почему вы все так любите пиво с желчью теленка? – спросила Елена.
- Традиция такая, - машинально ответил палач, а затем уставился на собеседницу с неприятным, очень неприятным видом.
А почему бы и нет, в очередной раз подумала Елена. Что я теряю?
- Я была при тюрьме лекарем. Знала мастера Квокка. Он такой кружкой день и начинал, и заканчивал.
Тень в углу дрогнула, сместилась, будто пошла рябью. Свинопотам очень внимательно и без усмешки поглядел на Елену.
- Говоришь, Квокка знала? Столичная, что ль?
- Да.
- Если тиски для рук перекрутить на шесть оборотов, как пальцы затем выправляют? – неожиданно спросил темный угол. Голос был тихий и, несмотря на это, внушительный. Неприятный.
- Любезный, мне за вас прямо даже неловко, - скупо улыбнулась Елена. – После шести оборотов пальцы не выправляют никак, там крошево костей, их не собрать. Пальцы отрезают, чтобы не загнило, а горе-палача выкидывают пинками из тюрьмы и профессии.
- Пинками… из профессии, - буркнул свинопотам. – А хорошо сказано. С душой.
Он снова поглядел на тень, кивнул. Елена ощутимо напряглась, но второй человек зашуршал чем-то, после загремел, застучал деревом и керамикой. В итоге его эволюций на столе появилась еще одна пивная кружка, третью он, кажется, налил себе в углу.
- Помянем доброго Квокка,- предложил сутенер. – Великий был мастер, больше таких не осталось.
- Помянем? – не поняла женщина.
- Ты когда?.. – мужик не закончил фразу, но смысл и так был понятен.
- За пару недель до того как в столице началось, - почти не соврала Елена. Подумала чуть-чуть и добавила. – Это личное, по работе и тюрьме споров и жалоб не было. Просто пришлось уехать… по делам.
Свинопотам кивнул, дескать, принял к сведению. Ответил:
- Когда там все началось, толпа быстро нахлебалась вина и крови, стала убивать уже не просто так, но с выдумкой, с огоньком творческим. Потащили жертв к тюрьме, пусть их, значит, палач, как положено оприходует.
- А… - выдохнула Елена. – Понятно…
- Ну да. Он им в рожи плюнул, топор бросил под ноги, словами разными покрыл от души. Что не убийца он, а палач, и пока не будет приговора судебного, пусть идут в… - сутенер искоса глянул на женщину. - Ну, туда, в общем.
- Понятно, - с грустью повторила Елена. – Дальше они его…
- Ну да.
- Там еще парень был, - вспомнила женщина. – Молодой такой, звали Динд. Ученик и помощник. Его тоже?..
- Про Диндов не слышал, - покачал головой палач. – Там вроде двоих за раз подвесили над огнем, Квокка да монаха тюремного. Ну, если молва не врет.
Вот здесь Елена уже со всей искренностью выругалась. Строго говоря, у женщины не было особых причин тосковать по пыточных дел мастеру и пронырливому монаху, очевидно из демиургов. Если уж судить честно и беспристрастно, добродушного палача настигла та участь, которой он сам подверг неисчислимое множество людей. Но… все равно было грустно.
- Помянем, - сказал сутенер, высоко поднимая кружку. – За упокой грешных душ.
- Помянем, - согласилась Елена. – За людей, от которых я зла не видела.
- За великих мастеров, - прошелестел голос из угла. – Каких уж нет и долго теперь не будет.
Выпили в молчании, со значением и расстановкой. Пиво с желчью горчило просто чудовищно, однако следовало признать, вкус был интересный. И бодрило пойло как настоящий кофе.
- Это ж целая школа сгинула, - тоскливо и вслух подумал палач, грохнув кружкой по столу. – теперь пока новый самородок народится, пока натаскается…
Он шмыгнул носом, пожевал пухлые губы и уставился на Елену трезвым, по-прежнему внимательным взглядом.
- Ладно, общих знакомых вспомнили. Соглашусь, ты не дура с чистого квартала. Не дура ведь?
Тень в углу что-то скрипнула в ответ.
- Вот и я так думаю, - согласился палач. – Поэтому выйдешь отсюда своими ногами. Если семь грошей, то бишь пол-копы в кошеле найдутся. Признаю, за невежливость ты спросить была вправе. Но бить моих
