Лиса завораживает меня чистыми глазами-изумрудами, гипнотизирует, подчиняет. Отвлекающий маневр.
— Не нужно слов. Ты все испортишь, — выдыхает она.
Сама же маленькими ладошками ведет по моему торсу, ощупывает мышцы, касается пресса. Ожидаю, что она остановится. Смутится. Но шаловливые ручки смело ныряют к паху и проводят пальчиками по стволу. Поглаживают, обхватывают, делают пару неловких движений верх-вниз. И замирают, не отпуская.
Черт, какая Лиса неискушенная! Но это заводит еще больше. Дикий огонь в обертке скромности. Хочется раскрыть и поглотить без остатка. Сгореть вместе в зеленых языках пламени.
Выдыхаю с грудным рычанием. Резко разворачиваю ее спиной к себе, давлю на поясницу, заставляя выгнуться и упереться ладонями в стеклянную стенку кабинки.
Что ж, Лиса, ты сама нарвалась. Я пытался быть джентльменом.
Сминая и фиксируя бедра, вхожу в нее. Нетерпеливо, но осторожно. Насколько выдержки хватает, хотя сегодня она ни к черту.
Вспоминаю наш недавний первый раз, тихое признание А-Лисы в том, что у нее давно не было мужчины.
Нетронутая.
Крышу сносит. Опять.
Ускоряюсь, вбиваюсь резко и часто. Чувствую, что Лиса охотно принимает меня. Мокрая, разгоряченная. Толкается попкой мне навстречу.
Впервые и только с ней готов наплевать на все: на цель всей моей жизни, на карьеру, на деньги, на чертов брачный контракт, который я жестко нарушил только что.
Всего три дня с Лисой перевернули мой мир с ног на голову. Обесценили все, что было дорого мне раньше. Показали, как это — быть живым.
— Моя, поняла? — шиплю ей в затылок.
Не слышит, потому что стонет. Слишком громко, чтобы имитировать. Страстно, по-настоящему.
Запускаю пальцы в огненно-рыжие волосы, сжимаю в кулак и тяну на себя. Вынуждаю Лису откинуть голову назад.
Вгрызаюсь поцелуями в шею, веду языком выше, нахожу пухлые губы — и вторгаюсь между ними, разрушая слабую оборону. Лиса открывает ротик, позволяет мне буквально пожирать ее.
Убедившись, что девчонка не собирается прерывать поцелуя, отпускаю ее волосы. Накрываю ладонью кисть, которой она все еще упирается в стенку кабинки вдавливаю в стекло. Сплетаю наши пальцы.
Свободной рукой обхватываю упругую грудь, пощипывая сосок. Лиса стонет мне в губы, дрожит, как в лихорадке. Подходит к грани.
Скольжу ладонью по идеальному животику, касаюсь лобка, ласкаю пальцами клитор. Сначала медленно и нежно, а потом все неистовей.
Дикая лисичка больно кусает меня за губу, издает финальный крик — и содрогается в моих руках. Кончаю одновременно с ней. И в нее.
И дело не только в том, что мы бесплодны, чисты после кучи анализов — и можно расслабиться. Нет. Подсознательно пометить ее хочу. Чужую жену.
— Не отпущу, слышишь? — хриплю, целуя ее в щеку и висок.
Разворачиваю к себе, впиваюсь в губы. Все равно голоден. Не могу ею насытиться.
Так, хватит. С трудом возвращаю себе контроль, отрываюсь от рыжего соблазна. Быстро ополаскиваю ее шикарное тело, беру на руки и несу в спальню. Лисичке необходимо дать отдохнуть, а не секс-марафоны устраивать. Идиот озабоченный!
Укладываю девушку в постель. Задумчиво изучаю ее пару секунд. Не придумав ничего лучше, натягиваю на обнаженную Лису свою рубашку. Еще один способ права на нее заявить.
Уставшая лисичка поворачивается набок, томно смотрит на меня, улыбается, а у самой глаза закрываются.
Ложусь рядом, обнимаю. Тихо приказываю: «Не сбегай». И засыпаю вместе с ней.
Утром поговорим…
Чувство третье. Глава 7
Алиса
— Моя А-Лиса, — рычит Стас со злостью, граничащей с отчаянием.
Впивается поцелуями в шею. Так сильно, что оставляет засосы. И тут же проводит языком по горящей коже, будто прощения просит.
Но опять срывается. Лимит нежности и терпения на сегодня исчерпан?
Стас сминает мою блузку и, взяв ее за края, одним резким движением разрывает снизу вверх. Вздрагиваю, когда слышу треск ткани и позвякивание падающих на пол пуговиц.
Надо бы оттолкнуть босса и бежать от него без оглядки. Но тело больше не принадлежит мне. Оно бесстыдно льнет к мускулистому торсу, словно долго искало и наконец нашло своего мужчину. Идеального. Родного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нас со Стасом тянет друг к другу, как плюс и минус. Предвкушаю взрыв. Чуть позже, конечно. Но в том, что он произойдет, я не сомневаюсь. С моим мужчиной не может быть иначе.
Не успеваю ни возразить, ни даже пикнуть, когда Стас толкает меня на диван, а сам нависает сверху. Целует глубоко и жадно, захватывая в плен не только истерзанные губы, но всю меня.
Лихорадочно задирает мою узкую юбку, сминая ладонями бедра, обтянутые тонкой тканью чулок. Разводит ноги шире и устраивается между ними. Вжимается в меня пахом. Впечатывается так, что я ощущаю, насколько одержимо и безумно Стас хочет меня.
Если бы не разделяющая нас одежда, то он бы вошел в меня немедленно… При одной только мысли об этом выдыхаю со стоном и невольно трусь об него, обхватывая ногами мощную талию.
Поцелуи спускаются вниз по шее, а я запрокидываю голову назад, открываясь нетерпеливым ласкам и зарываюсь пальчиками в волосы Стаса.
Что бы он ни делал со мной сейчас, я не в силах сопротивляться. Страсть, переходящая в безумие, сильнее меня.
Выгибаюсь и стону, словно пораженная током, когда жаркие губы касаются моей груди.
Стас проводит языком по ложбинке. Сжимает ладонями полушария, прикрытые лишь тонким кружевом бюстгалтера, без пушапа и прочих женских хитростей, в которых после родов отпала всякая необходимость. Рисует невидимые круги подушечками пальцев. Добившись того, что соски предательски твердеют от умелых ласк и выпирают сквозь ткань, вбирает один из них в рот.
— Боже, Ста-ас, — хнычу от убийственного возбуждения.
Запускаю руки между нашими телами, судорожно ныряю вниз. На ходу царапаю твердый пресс Стаса. Случайно. А может, и нет…
Нащупываю пояс джинсов, борюсь с дурацкой пуговицей, зато шустро расправляюсь с молнией. Почти достигаю намеченной цели, приспуская резинку боксеров…
Но Стас вдруг останавливает нас обоих. Приподнимается, упираясь кулаками в диван.
Пугаюсь напряженного черного взгляда, устремленного словно в самую душу, и мгновенно убираю руки с желанного мужского тела, будто преступница, застигнутая на воровстве чужого.
— Стас? — издаю сиплый писк.
— Лисичка, — зовет хрипло и при этом судорожно дышит. — У нас все будет хорошо, слышишь? Обещаю тебе. Я, млять, в лепешку разобьюсь ради вас.
— Ради нас? — вторю ему эхом.
Замираю, затаиваю дыхание, чтобы не пропустить самого главного. Жду, пока Стас скажет еще что-нибудь.
Говорят, что сила в поступках. А слова — это не более, чем пустые звуки. Но порой их так не хватает…
Загорский медленно обводит меня взглядом, растрепанную, порочно «разложенную» прямо на диване. И резко встает с меня.
Он просто уйдет сейчас? Оставит одну?
Сажусь и обхватываю себя руками, тщетно пытаясь прикрыться. Шумно вдыхаю слишком большую порцию воздуха, боюсь расплакаться. И дело не в пожирающем меня желании, хотя и его терпеть невыносимо. Я боюсь одиночества. Не хочу чувствовать себя растоптанной, несчастной и разорванной, словно та самая блузка, что сейчас измятой тряпкой свисает с моих плеч.
С трудом подавляю первый всхлип, который грозит стать предвестником грядущей истерики.
Но прежде — оказываюсь на руках у Стаса. Он держит меня бережно, словно ценный сосуд из тончайшего хрусталя, способный рассыпаться в любой момент.
Уверенным шагом направляется к одной из комнат на первом этаже. Толкает дверь плечом и заносит меня в спальню.
Аккуратно усаживает на постель, одним рывком снимает с себя футболку и опускается рядом. Обращается со мной бережно, подавляя свои животные интинкты.
Ради меня.
Неторопливо стягивает с моего трепещущего тела остатки блузки, покрывая плечи легкими поцелуями.
Освобождает грудь от пусть невесомого, но все же мешающего кружева. Не выдержав, припадает к ней губами. Нежно, приручающе.