— Я же сказала, что не входила в него.
— Если ты говоришь правду, то не сможешь войти в него и сейчас. Пузырь запрограммирован только на мой голос и определенные кодовые слова.
— Я возьму все нужное и вернусь, – пообещала она.
И конечно же, вернулась через пару минут с тремя контейнерами в руках. Выбирая из них тот, что должен был обеспечить мне скорейший прилив сил, я попытался не думать о том, каким образом она сумела проникнуть внутрь запертого пузыря.
– Через часок тебе все-таки придется поесть, Грегори, – сказала Ребекка. – Твоему организму нужны силы, чтобы сопротивляться инфекции. Я просмотрю твои припасы и скоро вернусь. – Она улыбнулась: – Я хорошая повариха. И быть может, сумею сообразить из твоих рационов нечто вроде утки в апельсиновом соусе.
— Почему ты назвала именно это блюдо?
— Потому что оно твое любимое, не так ли?
— Верно, – пробормотал я. – Но как ты узнала об этом?
— Просто ты похож на любителя утки в апельсиновом соусе.
— И что же это такое здесь творится? – возмутился я. – Тебе известно мое имя, мое любимое блюдо, ты можешь открыть закодированный на мой голос замок, ты умеешь лечить сломанные ноги, знаешь, как можно подлатать мою шкуру, и к тому же говоришь без тени акцента.
— Тебя это не устраивает? – спросила Ребекка. – Или, по-твоему, мне следовало оставить тебя истекать кровью? И принести тебе воды, совершенно не приемлемой для твоего вкуса? И выбрать самые противные для тебя рационы?
— Ну, конечно же, нет, – сказал я. – Но ты не отвечаешь на мои вопросы.
– Это не так.
– Тогда вот тебе еще один, – продолжил я. – Какого черта ты вообще делаешь в этом месте? Планета велика. Каким образом ты подоспела вовремя, чтобы спасти мне жизнь?
– Благодаря озарению, – отвечала Ребекка.
– Ладно, черт с тобой, пусть будет озарение, – сдался я. – И раз уж я задаю вопросы, может быть, ты объяснишь мне, что спасло меня прошлой ночью?
– Это сделала я.
— Ты заштопала меня, – возразил я. – Но что спасло? Что именно спугнуло ночноброда?
— Разве это важно? – спросила Ребекка. – Ты остался в живых. Это самое главное.
— Самое важное – правда, – настаивал я. – Мне не нравится, когда лгут.
— Я не лгала тебе, Грегори, – спокойно проговорила она. – А теперь полежи неподвижно: я осмотрю раны на твоей руке и шее.
Она подошла ко мне и опустилась на колени. От нее исходил какой-то сладостный запах, похожий на аромат духов и абсолютно соответствовавший ей. Она осмотрела рваные раны на моем горле, и хотя они заметно опухли и явно воспалились, прикосновение ее прохладных и уверенных пальцев не причинило мне боли.
– Еще кровоточат, – заметила она, поднимаясь на ноги. – Я положила на них местные целебные травы и листья. После обеда сменю повязку.
– А какими бинтами ты меня перевязывала, и откуда вообще взяла их в этой пустыне?
Ребекка указала на оставленную в нескольких футах сумочку:
– Я всегда готова к таким ситуациям.
Тут на меня накатила волна головокружения, и несколько последовавших минут я потратил на борьбу с ней, стараясь не повалиться на бок. Не помню, что было потом, но когда в голове у меня прояснилось, оказалось, что женщина сидит рядом и подпирает меня собственным телом. Ощущение было приятным, и я попытался растянуть головокружение на несколько минут, чтобы она не отодвинулась. По-моему, она поняла это, однако шевелиться не стала.
— А как скоро я смогу ходить? – спросил я наконец.
— Через три-четыре дня сделаю тебе костыли, – пообещала она. – Тебе првдется попрактиковаться, если ты хочешь вовремя вернуться к своему кораблю.
— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, – безрадостно констатировал я.
— Мне очень жаль. – Голос ее был полон сочувствия. – Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по-настоящему познакомиться с планетой.
— Откуда тебе известны мои цели? – вскинулся я.
— А зачем еще тебе было прилетать сюда? – спокойно ответила Ребекка. – Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.
— Согласен, – признал я со вздохом. – Придется потерпеть скуку. Чертовски жаль, что я не прихватил с собой дисков для чтения.
— Мы можем побеседовать о любимых книгах, – предложила Ребекка. – За разговором время пойдет веселее.
Не знаю почему, но сам, факт, что она читает, поразил меня. Все читают, конечно, но я все-таки был удивлен.
— И кого же ты любишь читать?
— Сиско, Яблонского и Хедбурга.
— Смеешься! – воскликнул я. – Это же мои любимые авторы! Что ж, будет о чем поговорить после обеда.
И мы поговорили. Мы говорили и говорили часы напролет, и не только о книгах. За всю свою жизнь я не чувствовал себя настолько уютно в чьем-либо обществе. Мы беседовали о надеждах и мечтах, о сожалениях… обо всем. Это было удивительно: каждая моя мысль, каждое тайное желание находили отклик в ее душе. И когда мы смолкли, пауза не сделалась тягостной, такой, когда хочется говорить, чтобы только как-то нарушить ее. Мне было столь же приятно смотреть на Ребекку, как и слушать ее голос. Она выросла на чужой планете, в тысячах световых лет от Земли, и я ничего не знал о ней: где она живет, что делала до того, как спасла мою жизнь, я не знал даже ее фамилии… и все же, перед тем как уснуть, успел подумать, что чуточку влюблен в нее.
Не знаю, сколько я проспал. Я проснулся, ощутив, что Ребекка накладывает какую-то целебную мазь на мои израненные щеки и шею.
– Не шевелись, – ласково приказала она. – Сейчас заканчиваю. Я постарался не шевелиться, пока она делала перевязку, а потом открыл глаза и понял, что мы находимся внутри пузыря.
– Интересно, каким это образом ты сумела дотащить меня сюда, – удивился я. – Должно быть, я действительно глубоко отключился, раз не проснулся, пока ты переносила меня.
– Я сильнее, чем может показаться, – улыбнулась она.
– Ладно, – смирился я. – А теперь дай мне руку и помоги выбраться на свежий воздух.
Она было протянула мне руку, но вдруг застыла на месте.
– В чем дело?
– Я вернусь через десять минут, – скороговоркой сказала она. – Только не пытайся встать без моей помощи, чтобы не повредить лубок.
– Что случилось? – переспросил я. – С тобой все в порядке? Однако она уже подбежала к соседней рощице и исчезла среди деревьев.
Странный поступок. Может, моя спасительница съела что-то неудобоваримое и ей стало дурно?
Я решил попробовать подняться самостоятельно – вопреки ее приказу. Дело чуть не завершилось катастрофой. Нога изогнулась так, что я просто не смог довести движение до конца. А когда попытался привести ее в божеский вид, то оказалось, что бинты намокли и от них скверно пахнет. Я провел по бинтам пальцем: он окрасился, но не кровью, а чем-то желто-зеленым. Хороший это знак? Плохой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
