Пусть ни у кого из нас никогда больше не будет плохих воспоминаний.
Неумолимый вечер отбирал у нас последние крохи драгоценного времени. Вот вдоль автострады замелькала знакомая неоновая реклама. Мы въехали в Токио. Лапша немного притормозила, и машина мягко вписалась в поворот. Мы взяли курс на центр города.
– Когда ты улетаешь? – спросила Лапша.
– Послезавтра.
– Знаешь, я больше не сержусь на тебя за то, что ты меня бросил, – сказала Лапша и засмеялась.
– Обманщица. Это еще кто кого бросил!
– Да ладно. Не важно уже. – Лапша вдруг посерьезнела. – Все в прошлом. Мы с тобой теперь просто друзья.
– Верно, – сказал Месмер.
– А если у тебя есть друзья, то, значит, все будет в порядке. Потому что друзья – твоя зашита, они придают тебе сил, и ты начинаешь вести себя по-другому. Так, чтобы им не было за тебя стыдно.
– Угу, – кивнул Месмер.
– Сегодня на океане было так здорово! – сказал брат, когда мы все прощались у метро. – Я никогда не забуду, как мне не хотелось возвращаться в город.
– Как только тебя снова потянет на океан, приезжай в Калифорнию, – сказал Месмер. – И запомни на будущее – ты не обязан жить в Японии, если тебе здесь не нравится.
– Угу.
– И вы двое тоже обязательно приезжайте в гости.
Это были его последние слова. Он помахал нам на прощанье рукой и ушел в ночь. Я смотрела ему вслед, пока он шел по пешеходному переходу. Но вот его тонкая слабая фигура скрылась из виду. И я подумала, что он сам и есть полночная, голодная Золушка, которая никак не найдет себе места в этом мире.
Лапша довезла нас до дома на машине.
– Пока! – сказала она и улыбнулась.
Дома нас с братом ждали мама и Микико.
Когда я позвонила домой из центра, мама сказала: «Приезжайте поскорей! Мы вас ждем! Покупать ничего не надо. Микико принесла столько сладостей, что и за год не съесть».
От маминых слов во мне немного поубавилось грусти и воспоминаний о поездке на океан.
Хотя все еще зудели обгоревшие на солнце руки…
Хотя моя обувь все еще была полна теплого песка…
Хотя если закрыть глаза, то в ушах сразу становится слышен шорох волн и звонкий смех нашей компании – однодневки…
Я снова чувствовала себя маленькой девочкой, которая безутешно плачет в электричке, возвращаясь домой от далеких родственников: «У них было так хорошо, так весело…»
Вспомнив этот эпизод, я на мгновение испытала сильное, теплое чувство – на порядок ярче всех тех воспоминаний, которые посещали меня на протяжении сегодняшнего дня.
В тот самый день, кода Месмер улетал в Штаты, я осталась ночевать у Рюичиро. Весь вечер мы провели перед телевизором – смотрели «Унесенные ветром». Это была идея Рюичиро: ему вдруг во что бы то ни стало захотелось прослушать звуковую дорожку к фильму, но обязательно в сопровождении картинки. В результате мы легли спать около четырех утра. Причем каждый на своей, как говорится, подстилке. Рюичиро спал на кровати, а я – на специально постеленном для меня на полу футоне.
Все-таки мы с ним очень разные.
– Господи, как я устал, – сказал он, лежа в темноте.
– Ты можешь мне объяснить, ради чего мы смотрели весь этот длиннющий фильм? Только не говори, что ты его раньше не видел.
– Да видел, конечно. Целых три раза.
– Я так и знала!
– У меня даже не осталось сил на секс.
– Да… как быстро мы, однако, скатились к жизни без секса.
– Зато у нас есть любовь, как у нежных пожилых супругов.
– Да ладно тебе. Спи уже.
– Слушай, вот как ты думаешь, почему этот фильм такой известный? Шедевром-то его не назовешь.
– Это потому, что он снят по очень известной книжке.
Так и не помню, чем закончился наш разговор. Мы оба заснули прямо на середине предложения…
А потом я оказалась в каком-то месте, больше всего похожем на просторный гостиничный вестибюль, насквозь пронизанный солнечными лучами. Где-то на недосягаемой вышине сиял стеклянный потолок, над которым голубело чистое небо.
Солнце струило сверху свой нежный свет, заливая все и вся, мягко подсвечивая почти прозрачную кожу белокурых людей, которые сновали взад – вперед по вестибюлю.
«Какая красота», – подумала я.
И эти мягкие золотые локоны, и прелестный звук иностранной речи. Словно музыка, словно нежный шепот.
Я, в платье без рукавов, сидела за плетеным раттанговым столом со стеклянной столешницей. На столе стояла маленькая хрустальная вазочка с красным цветком.
Противоположный конец вестибюля тонул в ослепительном сиянии. Интересно, что там происходит?
Я прищурилась.
За прозрачными дверьми, ведущими на террасу, я увидела блестящий под солнцем бескрайний океан.
Оказывается, это он ослеплял меня своим нестерпимым сиянием.
«Какая жестокость, когда тебе дают что-то и тут же отбирают…» – подумала я.
Непонятно почему, но это чувство как нельзя больше соответствовало грациозному прохладному полдню, царившему вокруг.
Я медленно осмотрелась.
С дальнего конца вестибюля ко мне приближался загорелый мужчина. Высокий и худой, приятного вида тихий человек.
«Кажется, я его знаю», – подумала я. И в этот момент он приветливо улыбнулся мне и прибавил шаг.
Месмер. Это был он.
– Месмер, здравствуйте. Где это мы?
Оглядевшись, он ответил:
– Где-то внутри твоей головы. Это место – гибрид твоих представлений о Калифорнии, о международных аэропортах и о загранице.
Улыбнувшись, он сел за стол рядом со мной.
– Вы очень хорошо выглядите. Надеюсь, у вас все в порядке. Похоже, что Япония и впрямь не самое лучшее место для вас.
– Еще бы. В Японии слишком мало солнца, – ухмыльнулся он. – Но наша последняя встреча была чудесной. Мы прекрасно провели день!
Мимо пробежала стайка детей в разноцветных купальниках. Они явно спешили на пляж. Потом прошел официант с серебряным подносом, на котором стоял высокий бокал с каким-то экзотическим напитком.
Мы с Месмером немного помолчали. Я снова посмотрела в сторону океана. Он сиял, словно отлитый из золота и серебра. Огромная масса сияющего света.
– Может, передать что-нибудь Лапше? – спросила я.
– Да нет, не надо, – он покачал головой. – Все уже в прошлом. Нам было хорошо вместе, но теперь это уже не важно. Между нами все кончено. Я очень люблю ее. Она такая молодая и так трогательно относится к жизни. Меня восхищает в ней каждая мелочь. Если бы мы не расстались, думаю, что я во всем полагался бы на нее. Она была бы хранительницей наших отношений. Но мы расстались, и говорить больше не о чем… Мне будет очень грустно, когда в ее жизни появится другой мужчина, но, наверное, это неизбежно. Она как цветок. Надеж – да и свет. Она – сама слабость, но она же – сама сила. И скоро все то, что я так любил в ней: ее улыбка, тепло ее ладоней и тысяча милых мелочей – будет принадлежать кому-то еще… Жизнь иногда бывает очень жестокой. Я должен быть готов к тому, что в один прекрасный день мое место займет другой. Боль разлуки звучит в моем сердце как прекрасная церковная музыка, и в этом звуке вся красота человеческой жизни и вся ее жестокость – порождение неумолимого течения времени. Руки наши пустеют и вновь наполняются новой красотой. И в нашем мире нет ничего идеальнее этого механизма. Настоящие друзья – утешение моей жизни. Тот источник, в котором я черпаю силы.
– Ясно, – сказала я и подумала о Лапше.
И вдруг увидела ее. Она стояла неподалеку от нас, одетая в одну из своих длинных юбок. Лицо ее светилось мягкой улыбкой.
– Мне было очень хорошо в тот день. Спасибо, – сказал Месмер. – Спасибо! Я понял, что значит быть счастливым. И я люблю вас всех!
На этом месте я проснулась. В темной комнате, посреди темной ночи.
«А ведь Месмер приходил прощаться», – подумала я, и мне стало нестерпимо грустно. Я хотела запомнить этот сон навсегда. Чтобы в моем сердце осталась каждая его подробность, каждая деталь.
Но к сожалению, это невозможно.
Руки наши наполняются красотой и снова пустеют. Нам остается только отчаянно цепляться за эту красоту… Сияющий океан, улыбка друга, отбывающего в дальние края…
Я случайно взглянула на Рюичиро и увидела, что он не спит. Лежит на кровати, глаза его рас крыты, и он смотрит на меня, не отрываясь.
– Ты чего? – удивленно спросила я. – Кто-то. кажется, говорил, что умирает хочет спать.
– Не знаю. Я просто вдруг проснулся, и все… Скажи, ты видела какой-то волшебный сон, правда?
– Ну, можно и так сказать. А ты откуда знаешь? У меня было красивое лицо?
– Да нет… Не в этом дело… – с сомнением сказал он.
– А в чем? Может, я говорила что-то во сне?
– Н-нет… Просто ты как бы светилась, понимаешь? От тебя исходил свет. И от этого света я проснулся. Посмотрел на тебя спящую и вдруг увидел залитый светом огромный гостиничный вестибюль. И за прозрачными дверьми – сверкающий океан.
– Да ты просто экстрасенс!
– Нет. Я не экстрасенс – я писатель. И я люблю тебя.
