После очередной сделанной «работы», я менял всё-от подкладки, на которой чистил оставленное после выстрела оружие, набора для чистки и заканчивая маслом, щёлочью и тканью. Причём эти же остатки стирались тщательно и с другого оружия, если оно было почищено подобной же ветошью или подобным маслом. Но обычно для предполагавшегося к использованию ствола был свой комплект.
Чтобы ничего не перепутать и уничтожить необходимое, составлялся список используемого, а сама чистка обычно происходила в головном уборе, в специальной одежде и, конечно, так, чтобы никто не видел. При желании, разумеется, можно оставить и чужой волос, нитку, да хоть табак, и всё, что угодно, скажем, в углублении приклада для хранения пенала с какими-нибудь биоостатками, случайно застрявшими там.
Интереса ради скажу, что в начале и середине 90-х многое из найденного экспертами собиралось, но сама экспертиза почти не проводилась. Единственное, к чему подходили серьёзно, — собирание гильзотеки, но первоисточники зачастую терялись или пропадали. Констатирую это из примеров своих судов. В этом смысле невыгодны для лабораторных исследований полуоболочистые, с гонкой оболочкой, экспансивные, и конечно, полностью свинцовые пули. Их частичная или полная деформация при соприкосновении с чем-то даже полутвёрдым сводит почти всю работу экспертов к нулю, а обработка перед выстрелом той же свинцовой пули каким-нибудь активным реагентом, сгоревшим не полностью, тоже может усложнить их работу. Эта тема бесконечна, и, в любом случае, патроны, оставшиеся подобно используемым, должны либо доотстреливаться, либо уничтожаться вместе с коробкой, которые никогда и никто не должен был видеть, иначе появляются мысли о свидетелях, а они могут далеко завести. И снова, кроме вашей вины, здесь ничьей не будет.
Действительно, огромное количество нюансов, которые должно учитывать, сведёт с ума кого угодно. А ведь есть ещё связь, и чем с большим количеством людей ты общаешься, тем сложнее соблюдать конфиденциальность и осторожность.
Для примера, меняя сим-карту, необходимо менять не только сам аппарат телефона, но и заставлять менять номера телефонов подобным же образом тех, кому ты звонишь. Меняя машину, надо менять и человека, на которого она была оформлена, нотариальную контору, выписывающую доверенность, сервис и страховую фирму, а заодно и свои права. И, конечно, очень стараться не попадать ни на штрафы, ни, тем более, в аварию.
Необходимо всегда помнить о камерах, которых меньше не становится, о компьютерных программах и системах, объединяющих их в бесконечное множество информации — ведь если вы можете найти любого человека, значит и вас тоже можно найти.
Хотя, я ещё раз повторюсь: всё возможно, и зависит это от выделенных средств, самодисциплины и соответствующей подготовки, как, впрочем, возможно и повторение моей судьбы. Человеку, желающему или уже занимающемуся подобным профессионально, неплохо было бы прочитать ещё раз эти строчки в виде предупреждения: «Предупреждён — значит вооружён». А скорее стоит задуматься и понять, что очень возможно — конец будет идентичен, а потому может и стоит заняться другим. И еще. Если в подобных описываемых мероприятиях вы не предпринимали такие же предосторожности, то будьте уверены — что-то на вас уже имеется!
Ну а если вы ленивы, непоследовательны, невнимательны, то не стоит и вовсе начинать. Если же чувствуете в себе недюжинные силы — идите в армию, даю гарантию, вы найдете там многое, из того что искали и прежде всего коллектив, который точно не позволит закопать вас в ближайшем от даче лесочке…
Переезд и первые соседи
Не особенно важно, как происходит этапирование из одной тюрьмы в другую, помню только имеющуюся возможность — небольшое отверстие в двери «ЗАКа» (специально оборудованная машина для перевозки заключенных), а также через стекло другой двери, «Газели», на которой меня перевозили, рассматривать ещё заснеженную, ночную Москву. Невозможно передать те чувства (хоть и избитая фраза), которые я испытывал, с жадностью впитывая каждую картинку увиденного. Там, где я не смогу быть ещё долго, всё было по-прежнему и не собиралось меняться. Люди занимались своими делами, припаркованные машины, расцвеченные витрины и уставшие от ежедневного однообразия и беспросветности конвоиры рядом. Всё говорило о статичности и определённости жизни.
Почти пустые мелькающие улицы сменились серыми стенами, сильный выдох из моей груди продолжился скрипом автоматики закрывающихся ворот, обозначив очередную ступень, к чему — пока оставалось вопросом.
К осмотрам личным и личных вещей я не привык и по сей день, чего не скажешь по намётанному взгляду, Рациональным и точным движениям принимающих конвоиров. Ничего обидного, даже в приседание голышом, я не увидел — правила есть правила. Гораздо больше меня pазочаровала слабость ног и съежившаяся дыхалка. Если месяц назад в свои 40 лет пробежка 10-километровой дистанции была плёвым делом, как и 25 подтягиваний на турнике, а вес в 90 килограмм в жиме с груди был разминочным (140 кг я выжимал на раз — не весть какой, конечно, результат), то сейчас мне казалось тяжёлым справиться с 30-килограммовым «баулом». Полное отсутствие движения, страшная прокуренность помещений, сжигающий «невроз» и предположение безысходности «спалили» уже 12 килограммов, и при своём росте 185 см я стал весить 78 кг. Правда, через год я более или менее восстановился, пробегая по прогулочному дворику 4–5 километров от стенки до стенки — длина пробежки 5 метров, поворот, затем опять поворот, и так до бесконечности. Поначалу кружилась голова, но бег по малюсенькому кругу мешал остальным, да и травмы голеностопа начинали поднывать.
Не думайте, что режим дня в тюрьме — норма (как говорится — «тюрьма живет ночью», а днем все мероприятия срывают сон на клочки), скорее, личное желание каждого, с приложением больших сил в следовании ему. В этой тюрьме следовать режиму было несколько проще, нежели в остальных. Ночью не мешали крики «дорожников», налаживающих и ведущих межкамерную связь, небольшое число сокамерников, отключаемое на ночь освещение с оставлением дежурного, неплохое питание, — конечно, из того, что передавалось из дома и продавалось в местном магазине. Но всё равно, фраза: «Тюрьма сохраняет», — глубоко ошибочна для нормального, ведущего здоровый образ жизни и попавшего в заключение, человека. Сохранить она может лишь того, кого могли убить, или наркомана, которого такое учреждение заставляет сделать паузу в употреблении «отравы», или алкоголика, лишившегося возможности употреблять пойло, и вдруг почувствовать себя здоровым человеком…
