Рейтинговые книги
Читем онлайн Лубянка, 23 - Юрий Хазанов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75

Пока мы шли близко друг от друга, Валерьян Матвеич отвечал на мой очередной вопрос о Капе:

— Пообвыкнет, хорош будет. У них эта охота в крови, но, конечно, талант, он тоже нужен. Мало ли у кого что в крови, верно?.. — Подумав о себе, я с тайной надеждой кивнул. — Вот у меня еще до Альмы, — продолжал он, — была одна. Пальмой звали. Сеттер рыжий… Охотились мы с ней, помню, как-то осенью на вальдшнепа. Ну, нашли птицу. Только они, подлянки, как с опушки подымутся, враз в чащу ныряют. Я и ружье-то вскидывать не успевал… — Валерьян Матвеич остановился и строго взглянул на меня, а я виновато потупился. — А Пальма, значит, — снова заговорил он, — стойку делает, как положено, и на меня этак искоса поглядывает: что ж ты, мол, мужик, время упускаешь, али разучился? Но я-то знаю — вальдшнеп, он все равно из такого положения уйдет… скроется… Чего зря палить в небо?.. И тут Пальма вдруг попятилась, на меня посмотрела: мол, постой, придумала, чего делать — и как бросится!..

— Куда? — спросил я скорее из вежливости: охотничьи истории, я понял, меня не слишком интересуют. А может, просто устал, не выспался.

— Это она петлю делала, — объяснил Матвеич, — а сама сзади, в тыл к вальдшнепу зашла и потом голову из-под куста высунула: вот, мол, где я, видишь? Таким манером обошла его, зажала как бы между нами… Он, конечное дело, свечой вверх! Ну, тут я его… — В его взгляде, направленном на меня, опять сквозило осуждение, но в этот раз я глаз не отвел. — А ведь никогда Пальму этому не учил, обходу то есть, — закончил он. — Сама додумалась. Талант, он дает себя знать, чего уж там…

Теперь мы шли с ружьями наперевес, словно атакующая цепь солдат, и опять чащоба уступала место полянам, а те — болоту, которое сменялось зарослями. Идти было приятно, но, по правде говоря, я уже перестал понимать, зачем такую, в общем, славную прогулку отягощать не пропускающими воздух резиновыми сапогами, мешками на спине и, главное, опасными предметами, стволы которых следует направлять строго вниз или вверх.

И только я подумал об этом, как Матвеич посмотрел в небо и ткнул туда пальцем. Я тоже поднял голову и увидел небольшую стаю птиц. Вороны или грачи, что такого?.. Но тут грянул выстрел, за ним еще один. Стреляли Матвеич и Алик. А я что, рыжий? Выстрелил и я… После четвертого или пятого хлопка к нашим ногам упала птица. Упала так близко, что помощи Капа не потребовалось: его обязанности выполнил я: поднял и принес теплое еще тельце, только взял его при этом не в пасть, а в руку.

— Дикий голубь, — сказал Матвеич в ответ на мой вопросительный взгляд. — Это их стая была.

— Интересно, с чьего выстрела? — с надеждой в голосе спросил Алик. — Мне кажется, он упал после четвертого, а четвертый был опять мой.

— А по-моему, после пятого, — смело предположил я.

— Да, пожалуй, так, — подтвердил Матвеич, и Алик великодушно уступил.

Таким образом, первый охотничий трофей был записан на мой счет.

Говорят, беда одна не приходит. Но и удача тоже: вскоре после этого, когда пробирались по заболоченной местности среди высоченной осоки, Валерьян Матвеич внезапно, каким-то мимолетным движением, вскинул ружье и выстрелил. И сразу вслед за этим Кап бросается вперед, в заросли и — словно сменился кадр на экране — уже приближается к нам с птицей в зубах.

— Дай! — говорит ему Матвеич.

— Дай! — повторяем мы с Аликом, и, не слишком охотно, пес разжимает зубы, и у меня в руке оказывается еще одно крошечное тельце без всяких признаков жизни.

— Болотная курочка, — сказал Валерьян Матвеич.

— Точно, — подтвердил Алик.

— Как он понял, куда бросаться и что надо приносить? — не мог я не удивиться.

— Тайна природы, — уклончиво ответил Матвеич.

Все похвалили Капа и двинулись дальше — по кочкам, тропкам и без всяких тропок.

— А сколько нужно птиц, чтобы охота закончилась? — спросил я не без намека, и в этот момент опять раздался выстрел из ружья в руке у Матвеича, и снова Кап метнулся в заросли и вернулся не с пустым ртом.

На этот раз он без ломанья отдал добычу прямо стрелявшему — это была птица с длинным клювом, чуть ли не больше ее самой.

— Бекас, — сказал Алик. — Красиво сработано.

Нет! — хотелось мне крикнуть. — Ловко! Умело! Но при чем тут красота? Мертвая, беспомощная… Как та лошадь под Волоколамском, рухнувшая на землю от осколка снаряда! Которая до сих пор у меня перед глазами…

То ли Матвеич уловил смену настроения, то ли сам приустал, но мы услышали от него, что пора кончать работу, чему я откровенно обрадовался. К моему удивлению, оказались мы совсем недалеко от деревни, где оставили машину: наш гид нарочно дал кругаля и привел нас к ней. Вскоре мы опять сидели за столом, ели, пили, и водитель, то есть я, тоже принимал участие в распитии, потому что в те благословенные времена никаких запретов на употребление за рулем спиртного и в помине не было…

Поздно вечером в Москве мы прощались друг с другом. Я поблагодарил за доставленное Капу и мне удовольствие, на что Валерьян Матвеич, слегка, как мне показалось, подмигнув, ответил:

— И вам, как говорится, спасибо за компанию. А что если не так, извиняйте великодушно. Охота, ведь она, вроде как другой какой спорт — футбол там или бокс. Для кого-то жизни всей дороже, а для другого обыкновенный мордобой или надоедное катанье мячика по траве…

Меня немного смутила его сметка, и я уже начал думать об ответе, о том, чтобы сказать что-нибудь про усталость, про головную боль, но он просто протянул мне три похолодевших птичьих тушки со словами:

— Берите, берите… Оно, может, в голубя вы тоже попали, почему нет? Дробь, она и есть дробь. А бекаса и курочку ваш Кап принес, это уж точно. Без него ни за какие коврижки не найти бы…

И Алик добавил подозрительно ласковым голосом:

— Бери, пока дают…

Римма сразу ощипала тушки на кухне и принесла в комнату, в холодильник. Смотреть на них было жалко и неприятно.

Тем не менее на следующий день мы, не без удовольствия, съели все это в жареном виде с картошкой и помидорами…

Кажется, Бернард Шоу сказал, что, если охотник убивает тигра, это называют красивым спортом, а если наоборот — отвратительной жестокостью…

5

В конце этой — четвертой уже — части моего романа, в которой приходит к завершению первая половина моей жизни, предлагаю читателям свой краткий некролог… то есть, тьфу, — эпилог. По-музыкальному говоря, coda. В двух аккордах.

Аккорд 1-й. Об одном эпиграфе, и не только…

Конечно, вы хорошо знаете произведения Баруха Спинозы и его фразу, ставшую эпиграфом самого последнего романа Фейхтвангера, написанного на страшноватый библейский сюжет из Книги Судей — детоубийство? Когда отец приносит в жертву единственную дочь только потому, что имел неосторожность дать обет Богу. (Некий перепев поступка патриарха Авраама, кто чуть было не проделал то же самое со своим сыном, но в последнюю минуту был остановлен ангелом Божьим… Только когда это было? И было ли вообще?..)

А что вы скажете о сыне знакомого мне человека, который сейчас, в этом году, собирался лишить жизни своего отца, и даже не для того, чтобы выполнить обет перед Всевышним, а чтобы стать единоличным владельцем небольшой квартиры в Подмосковье?.. Если мы с вами, читатель, проживем еще какое-то время, то, пожалуй, смогу рассказать эту отнюдь не библейскую историю…

Но вернемся к эпиграфу. Он звучит так: «Я честно старался не высмеивать людские поступки, не сожалеть о них, не испытывать к ним отвращение: я пытался понять их». Красиво сказал старина Барух, не правда ли? Но при всем уважении к Спинозе и к Фейхтвангеру, позволю себе не согласиться с обоими.

Кажется мне, что, не испытывая ни сожаления, ни отвращения, ни желания посмеяться, поиронизировать — то есть, пребывая где-то в эмпиреях, над схваткой — нельзя рассчитывать и на достаточное понимание человеческих поступков. Для этого, все-таки, не мешает находиться среди них, в их гуще. Но главное для меня все же не то, какими способами приходить к пониманию людей, их поступков — высмеивать ли или оставаться немыслимо серьезным; испытывать к ним жалость или презрение, любовь или отвращение, а то и все эти чувства разом, — самое главное для меня во всем этом не проявлять крайности во взглядах, не присваивать себе права на истину, на всезнание. Не случайно еще один неглупый человек изрек когда-то: «я знаю, что я ничего не знаю». Даже если он слегка перегнул палку, не мешает об этом помнить, когда судишь других (и себя).

Все это, понимаю, сплошные банальности, но ведь и «не убий» из того же ряда, а что мы с вами наблюдаем вокруг, леди энд джентльмены?.. Во всяком случае, я в своих писаниях очень стараюсь не быть максималистом. Не знаю, получается ли?

Аккорд 2-й. Благодарности. И немного статистики

Нередко мы видим, что автор посвящает кому-либо свое произведение — с любовью, уважением, благодарностью. А не так давно я с некоторым недоумением обнаружил в конце одного романа портрет немолодой женщины и посвящение ей. Нет, не от автора, не от художника, даже не от издательства, а от того, кто помог автору выпустить книгу. По-современному говоря, от спонсора, то есть человека, который дал деньги. И адресатом посвящения была его собственная мать… Что ж, ничего не скажешь, трогательно, однако, по-моему, не вполне уместно.

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лубянка, 23 - Юрий Хазанов бесплатно.
Похожие на Лубянка, 23 - Юрий Хазанов книги

Оставить комментарий