Мантра Матери: ОМ НАМО БХАГАВАТЕ.
Чистые клетки оказались предоставлены сами себе и стали развиваться в ином направлении. Они принялись разрушать смерть.
Клетки набухают, переполняются солнцем и светом (удивительно, насколько это похоже на любовь), и изнутри начинает подниматься очень мелкая и в то же время светлая, легкая вибрация, она возникает сама, помимо желания, помимо воли, без всякого шума, как нечто само собой разумеющееся…
Мантра овладевает именно разумом клеток; в конце концов он повторяет ее автоматически, с замечательной настойчивостью! Я слышала, как клетки повторяют мою мантру! Это было подобно хору, в котором каждая клетка повторяла ее автоматически. Словно слабенькие голоса снова и снова повторяли один и тот же звук. Это мне напомнило детский церковный хор, в котором звучит множество звонких детских голосов. Но меня поразило, насколько отчетливо был слышен сам звук мантры… Удивительно: мантра «связывает» – вся жизнь клеток становится единой, прочной, плотной массой мощнейшей концентрацией, единой вибрацией. Вместо множества обычных вибраций тела в нем теперь существует одна-единственная вибрация… И днем, и ночью, даже в самые тяжелые моменты, клетки с жаром повторяют мантру, звучащую подобно золотому гимну из глубины: это заклинание, это призыв (49).
Мать прекрасно понимала, что тело ее находится между жизнью и смертью. Казалось, достаточно малейшего толчка, и смерть будет неминуема. Но некая активная сила не допускала конца, приучая тело к незнакомому третьему состоянию. Это нечто – божественное. Это будущее состояние человеческого сознания, состояние, в котором преображаются и жизнь, и смерть. Подлинное сознание бессмертия. Два мира сплавляются в третье состояние, где нет смерти, а есть что-то другое.
В 1972 году Мать второй раз увидела свое новое тело:
Я не знаю, супраментальное ли это тело или переходное, но у меня было совершенно новое, бесполое тело… Оно было очень тонкое, красивое, имело действительно гармоничную форму. Совершенно другое туловище, дыхательная система. Плечи были широкие, что существенно. Только грудь ни мужская, ни женская. А все остальное – желудок, живот – были только намечены; они обладали очень красивой и гармоничной формой и явно предназначались не для того, к чему мы привыкли… Очевидно, больше всего изменится и приобретет особую важность дыхание. Это существо очень зависело от дыхания (49).
Материя творит чудо в самой себе!
Трудно творить Историю в одиночку
Чем закончился этот уникальный эксперимент Матери? Что произошло с этой удивительной женщиной, которая обрекла себя на физические страдания с целью дать людям ключ от двери, ведущей в вечную жизнь? И они, люди, могли бы получить этот ключ, но…
За несколько лет до ухода Мать писала в своем дневнике:
От окружающих – никакой поддержки. Даже в тех, кто постоянно рядом со мной, нет никакой веры… Они надевают на себя маску доброй воли. Но их внутренние вибрации по-прежнему принадлежат миру лжи. Они не хотят ничего, кроме «удобств», да еще всяких глупостей, которых нельзя себе позволить в обычной жизни… Сейчас здесь распоряжается кто угодно, только не я. Я уже забыла, когда последний раз говорила: «Я хочу!» <…> В сущности, все мои опыты сводятся к одному: накапливается сила… в конце концов она может перейти во власть. Я чувствую, как медленно и постепенно она прибывает. Я очень ясно осознаю все препятствия, все помехи и позицию окружающих. Я твердо знаю, что… нужно таиться. Сейчас то время, когда нужно таиться. У меня никого здесь нет (43).
В какие-то минуты в теле Матери возникало полное ощущение, что оно уже не подчиняется закону смерти. Но обычно это состояние было непродолжительно. А когда приходят люди со своими мыслями, все усложняется. «Ты знаешь, – говорила она своему единственному единомышленнику Сатпрему, – тех, кто желает этому телу смерти, не так уж и мало. Их много, очень много. А тело видит все мысли, видит их… Я не вполне уверена, что постоянные боли в самых разных частях тела не приходят… не вследствие чужой воли».
Окружающие Мать люди не понимали величия ее самоотверженной работы, шептались по углам о ее «старческих причудах», игнорировали ее просьбы, говоря «да-да» и ничего не делая. Преданные ей единомышленники уже ушли из жизни, и никто, кроме Сатпрема, ее помощника и последователя, даже не пытался понять сущность исследований Матери. Например, когда возникала необходимость отказа от питания, ибо поглощение пищи превратилось в пытку, врачи продолжали настаивать на приеме пищи, считая, что если она не ест, значит, умирает. С их просвещенной точки зрения, только отличный аппетит означал отличное здоровье. Солнцееды вроде Джасмухин или Зинаиды Барановой этим врачам были неизвестны. «Им хочется, чтобы я ела больше, а я чувствую, что, если буду больше есть, это пойдет во вред работе. Организм не хочет функционировать по-старому, а врачи хотят, но это невозможно! Из-за этого происходят конфликты. Процесс идет слишком быстро, и в то же время нарастает сопротивление старого – благодаря врачам и привычкам».
Конфликты отбирали силы. А то, что Мать отказывалась от пищи, расценивалось и обсуждалось во всех уголках ашрама как доказательство ее «умирания». «Мать умирает, Мать умирает» буквально носилось в воздухе. Никто не верил в чудо. Пошептавшись за дверью, посетители с вежливой улыбкой входили к Матери на прием, чтобы продемонстрировать свои «любовь и преданность».
А она все это знала, чувствовала каждую их ложь, воспринимала ее как собственную боль. «Если в мою комнату входит человек, недовольный моими поступками или словами, все нервы напрягаются, будто меня пытают. И все из-за этого человека, хотя внешне он выказывает все знаки уважения… а каждый мой нерв – как натянутая струна…»
Однако были и откровенные противники ее поисков. Особенно были недовольны те, кто занимался другими йогическими практиками, развитием третьего глаза, выходом из физического тела и т. д. Эти недруги разносили слухи о близкой смерти Матери по всей Индии. Мать знала и об этом. Ведь сознание ее слилось с сознанием окружающего мира, и все, что происходило в нем, воспринималось ею как свое. И наоборот, все, что делала она, воздействовало на весь мир.
Невозможно взять часть целого и добиться в ней гармонии, если само целое гармонии не несет… К примеру, когда мне говорят, что кто-то болен, не менее чем в девяноста девяти случаях из ста я уже знаю об этом. Я ощущаю болезнь как часть моего физического существа – необъятного и не имеющего определенной формы… Состояние сознания тела и характер его деятельности зависят от тех, кто находится рядом … Значит, должно измениться всеобщее сознание.
Мир вокруг Матери яростно сопротивлялся изменениям. Мать понимала, что в одиночку, без какой-либо помощи со стороны очень трудно завершить процесс трансформации тела. Беседуя с Сатпремом, Мать говорила о том, что ее тело хочет уснуть и пробудиться лишь тогда, когда трансформация закончится. Это было бы самым щадящим вариантом в ее работе, но у людей не хватит терпения дождаться, когда «спящая красавица» проснется сама. Предполагая возможный каталептический транс, Мать, обращаясь к Сатпрему, настоятельно просила его не дать людям совершить глупость, обязательно дождаться, когда она очнется сама, иначе вся работа пойдет насмарку. Ее состояние, похожее на смерть, будет временным, и тело обязательно снова вернется к жизни.
При этом Мать не боялась умереть; она неоднократно бывала в потустороннем мире, встречалась там с Ауробиндо, но непременно возвращалась назад в свое страждущее больное тело, которое становилось все более и более сознательным. Для Матери была страшна мысль о том, что сознательное тело могут похоронить «заживо».
За пять лет до своего ухода Мать продиктовала Сатпрему следующее: «Необходимости трансформации могут вызвать у этого тела транс, похожий на каталепсию. Если это случится, никаких докторов! Не спешите объявлять о моей смерти, давая тем самым правительству право вмешаться. Тщательно берегите тело от разрушительных воздействий извне: инфекций, отравления и т. д. И запаситесь терпением: может быть, это продлится дни, может, недели, а может, и больше. Нужно терпеливо ждать, пока не завершится трансформация и я сама не выйду из этого состояния» (43).
Но люди жестоки. Как говорила Мать, «добрая треть ашрамитов находится здесь только потому, что им тут удобно: они работают, когда хотят, всегда сыты, одеты, у них есть крыша над головой, и они не перетруждаются, делая то, что от них ждут. Когда же их лишают каких-то удобств, сразу начинается недовольство – какая там йога! Она за тысячи верст от их сознаний, хотя и не сходит с их языка. Я говорю „нет“ – они делают вид, что слышат „да“… Такая вот духовная жизнь! О чем тут говорить?» (49).
