Но русская власть в здешних краях ограничивалась уплатой дани. Наши предки, как и раньше, придерживались правила — насильно не крестить. А прибалты менять веру не собирались. Даже полоцкие князья в латышских городах оставались в языческом окружении, в междоусобицах приводили на Русь языческих подданных. Объединение Галиции и Волыни позволило осадить вылазки литовцев. Князь Роман создал могучее войско, совершал походы на литовские земли, возвращал на родину освобожденных русичей, приводил массы пленных, расселяя их по своим деревням. Они смешивались со славянами, переходили на язык окружавших их галичан и волынян, крестились. На южном берегу Балтики ободриты подчинились Дании, племенем управляли датские принцы, получавшие титул ободритских королей. А лютичи и лужичане сопротивлялись полякам, но из-за этого все теснее втягивались в союз с немцами.
Западная Европа в данную эпоху бурлила могучими силами. Количество феодалов умножалось от поколения к поколению не только в Полоцке. Потомкам рыцарей, баронов, графов, королей, тоже не хватало владений, они высматривали, где бы прибрать еще. Сперва-то нацелились на Ближний Восток, благо и лозунги нашлись — освободить от мусульман Гроб Господень. Но там крестоносцы завязли. Их герцогства и княжества ссорились между собой, не стеснялись заключать союзы с мусульманами друг против друга. В Палестину ехали все новые и новые рыцари, но дорога была слишком далекой и тяжелой. Во множестве умирали в пути или уже на месте, в непривычном тяжелом климате. Другие, намучившись от зноя и досыта навоевавшись без особого толка, предпочитали вернуться по домам. Главную выгоду получали не рыцари, а венецианские, генуэзские, пизанские купцы, они обеспечивали перевозки, поставки товаров — и в их кошельки утекали награбленные богатства[123].
Римские папы задумали иметь собственное воинство, которое непосредственно подчинялось бы первосвященникам. Один за другим были учреждены рыцарские ордена — иоаннитов (госпитальеров), тамплиеров (храмовников), немецкий. Вступавшие в них воины принимали монашеские обеты безбрачия, нестяжательства, и считалось, что они должны оружием служить Господу, то бишь Риму. Но восточных соблазнов эти формирования не выдержали. Безбрачие означало, что официально семью заводить нельзя, так в чем проблема? Можно набрать целый гарем наложниц. Вместо нестяжания сами ордена стали богатейшими собственниками. Иоанниты занялись предпринимательством, пиратством. Храмовники заразились темными магическими учениями, скатились до сатанизма.
А местные жители поначалу приняли власть крестоносцев довольно безразлично, но со временем они в полной мере оценили алчность, вероломство и жестокость европейцев. Особенно отличился в данном отношении английский король Ричард Львиное Сердце. Западные баллады воспели его как благородного романтика, бесшабашного странствующего героя. На Востоке он запомнился иначе, как изверг и палач, хладнокровно приказывавший истребить тысячи пленных. Испробовав на себе европейские нравы, мусульмане сплотились вокруг курдского вождя Саладина. Крестоносцы стали терпеть поражения, потеряли Иерусалим.
Но испанцы, например, в Палестину не ездили, сражались с сарацинами у себя на Пиренейском полуострове, и папы сочли возможным приравнять их к крестоносцам. Такой возможностью заинтересовались и германские епископы. У них рядом никаких мусульман не было, зато имелись язычники. Войне можно было придать «священный» характер, а епископам получить в распоряжение воинскую силу. Подняли этот вопрос в Риме, и первосвященники охотно пошли навстречу. Они-то все равно были в выигрыше. Власть католической церкви распространится на новые страны, а сами епископы и феодалы, получив статус крестоносцев, глядишь, начнут ориентироваться на папу, а не на германского императора.
Посовещались, обсудили, и походы против язычников тоже были признаны крестовыми. Это оказалось очень заманчиво. Не надо тащиться за тридевять земель на Ближний Восток, у мелких нищих рыцарей и денег-то не было на столь дальнее путешествие. Тем не менее, тебе гарантируются одинаковые блага с палестинскими крестоносцами: отпущение всех грехов, если прикончат — вечное блаженство, а если нет — владения и крепостные, которых ты заставил стать христианами. К военным предприятиям в Прибалтике потянулись орды желающих, и наступление пошло куда более успешно, чем раньше.
Оно не было «наступлением на славянство», как порой представляется в исторических трудах. Нет, куда там, немцы, поляки, чехи объединяли силы, вместе покорили поморян, русов на острове Руяне. Эти области получили двойное подчинение, они попали под власть польского короля, но числились и в составе Германской империи. Впрочем, и искоренение язычества становилось лишь предлогом. Датчане уже начали обращать ободритов в христианство, но немцы не желали делиться с Данией. Германские герцоги Генрих Лев и Альбрехт Медведь в союзе с язычниками-лютичами навалились на ободритов и стерли их королевство с лица земли. Земли захватили для себя, а уцелевших жителей распродавали в рабство полякам и чехам.
Теперь в распоряжение немцев попали славянские порты на Балтике, их корабли стали наведываться к берегам Латвии и Эстонии. Причаливали у устья Западной Двины, торговали, присматривались. А в 1180-х гг. папа Александр III прислал сюда епископа Мейнгарда, обращать ливов и латышей в латинскую веру. Епископ знал, чьими подданными числятся местные племена, действовал дипломатично и законно. Он отправился в Полоцк к правившему там князю Владимиру, попросил позволения построить на Двине католический храм. А Владимир… запросто разрешил[124]. Чего ж не разрешить? Епископ был человеком культурным, обходительным, признавал власть Полоцка. Может быть, у него что-нибудь получится, окрестит сотню-другую язычников.
Хотя сооружением церкви Мейнгард не ограничился. Он построил укрепленные поселки Укскюль и Дален, пригласил переселенцев из Германии. Но крещение шло плохо. Ливы противились, не принимали проповедников. Тогда Мейнгард и его преемник Бартольд обратились к папе с просьбой — объявить крестовый поход. Получили согласие, на Двину поехали рыцари. Однако даже в таком варианте толку было мало. Немцы начинали громить деревни ливов, те созывали ополчение. В бою пришельцы одерживали верх. Набирали добычу, побежденные платили выкуп, по условиям мира соглашались креститься. Но очень немногие воины выражали желание остаться в диких краях. Они отчаливали на родину, а язычники тут же выгоняли священников и дружными толпами лезли окунаться в реку — полагали, что таким образом «смывают» крещение.
Третий епископ, Альберт Буксгевден, взялся за дело более основательно. Он привез войско на 23 кораблях и в 1200 г. заложил крепость Ригу. Тут расположился постоянный гарнизон, а для дальнейшего наступления на прибалтов Альберт попросил у папы Иннокентия III учредить новый рыцарский орден. Ему дали устав ордена храмовников и назвали Меченосцами, рыцари нашивали на плащ изображения красного меча и креста. Орден угнездился в Риге, но полоцкие князья даже этому не препятствовали! У них были куда более важные дела — цапаться друг с другом, вместе с Ольговичами разорять княжества русских соперников. А епископ согласился числиться вассалом Полоцка, платил символическую дань, чего ж еще требовать?
Ну а в Эстонии появились датчане, тоже начали обращать жителей в латинство. Новгородцы не мешали. Ведь и у них имелись более важные дела, а с датчанами они торговали, поддерживали добрые отношения. Опять же, распространение христианства — дело святое, достойное. Как тут можно возражать? Правда, христианство было чужое, не православное. Но опасности в этом не видели. Ведь западничество торжествовало и в самой Византии. В Константинополе расцвели иностранные кварталы, открывались латинские храмы, патриархия и император заискивали перед Римом. Если патриарх разрешает у себя в Греции, значит, и для русских в этом нет ничего предосудительного.
Греки и впрямь втянулись в тесную «дружбу» с европейцами и считали себя в выигрыше. Казалось, что при Комнинах империя достигла наивысшего блеска. Ее вассалом стала Венгрия, немцев удалось выдворить из Италии. Гавань Константинополя переполняли чужеземные суда, состоятельные люди покупали импортные костюмы, ткани, венецианцы и генуэзцы везли восточные предметы роскоши. В столице возобновилось грандиозное строительство. Вельможи-взяточники и нувориши возводили дворцы, виллы, персональные церкви. Но провинция разорялась. Итальянцы воевали с немцами за византийский счет, огромные суммы требовались и на венгерские авантюры Мануила Комнина. А откупщики, пополняя казну, обдирали людей подчистую.
Деревни пустели и забрасывались, города заселялись инородцами — арабами, армянами, персами, евреями. Они умели «подмазать» правителей, скупали за бесценок землю и образовывали свои колонии. А византийское население правдами и неправдами перетекало в столицу. Только здесь можно было безбедно прокормиться в услужении у тех же иностранцев, вельмож, на стройках, в порту. Константинополь превратился в гигантский мегаполис-паразит, высасывающий соки из собственной страны.
