Ездра сжал губы.
— Тебе очень повезло, Марк Люциан. Тебя лишили твоего имущества и жестоко избили, но ты остался жив.
— Да. Я остался жив.
Ездра уловил мрачный тон, каким римлянин произнес эти слова, и ему стало интересно, что за причина кроется за этим.
— Мы с женой приложили к твоим ранам соль и терпентин. И обработали глубокую рану в боку. Через несколько дней тебе должно стать лучше.
— И я смогу идти дальше своей дорогой, — сказал Марк, слегка скривив губы. — Где я?
— В Иерихоне. У меня, на крыше.
Марк снова прислушался к крику глашатая, раздававшегося по всему кварталу.
— Спасибо вам, что вы не оставили меня умирать в том ручье.
Ездра нахмурился, услышав, с каким смирением были произнесены эти слова, и слегка смягчился.
— Я Ездра Барьяхин.
— Я в долгу перед тобой, Ездра Барьяхин.
— Ты в долгу перед Богом. — Раздосадованный при мысли о том, какую беду этот римлянин накликал на его семью, Ездра встал и ушел с крыши.
Марк снова заснул, временами просыпаясь от звуков, доносившихся с улицы. Пришла Тафата, которая принесла ему большую чашку с чечевичной кашей. Марк был настолько голоден, что с огромным наслаждением все съел. После еды его боли усилились, поэтому разговаривать ему было трудно. Когда девушка поправляла ему одеяла, Марк чувствовал нежность ее рук. Он успел почувствовать аромат ее кожи — смесь солнца, тмина и свежеиспеченного хлеба, — прежде чем она снова оставила его одного.
Наступила ночь, которая принесла с собой благословенную прохладу. Марку снилось, что он плывет по морю. Вокруг не видно было никаких признаков суши — только бесконечная водная голубизна до самого горизонта.
Он проснулся, когда взошло солнце. До него доносились крики играющих на улице детей. Проехала телега. Глашатай снова закричал что-то, сперва по-арамейски, потом по-гречески. Глаза Марка уже не были такими распухшими, поэтому он мог их открывать. Он видел все как в дымке. Когда же он попытался привстать, то снова опустился, почувствовав сильное головокружение.
К нему поднялся Ездра.
— Я принес тебе поесть.
Марк снова попытался приподняться и застонал.
— Не нужно истязать себя, римлянин.
Марк подчинился и позволил себя покормить.
— Какие трудности вы испытываете от того, что я у вас?
Ездра не ответил. Марк посмотрел на серьезное бородатое лицо, обрамленное двумя длинными прядями волос. Он догадывался, что этот человек уже страдает от последствий своих поступков и глубоко сожалеет о своей доброте.
— А чем ты зарабатываешь, Ездра Барьяхин?
— Я соферим, — торжественно ответил тот. — Книжник, — пояснил он, когда Марк нахмурился, не поняв смысла этого слова. — Переписываю Священное Писание для филактериев и мезуз.
— Для чего?
Ездра объяснил, что филактериями называются хранилища полосок пергамента, на которых написаны четыре избранных стиха — два из Исхода и два из Второзакония. Эти куски пергамента хранятся в небольшом квадратном черном футляре из телячьей кожи, который пристегивают к внутренней стороне левого рукава — ближе к сердцу — между локтем и плечом с помощью длинных кожаных ремешков. Другой филактерий повязывают на голову во время молитв.
— Мезуза, продолжал Ездра свои объяснения, — это небольшое хранилище на дверном косяке иудейского дома. Внутри нее хранится кусочек пергамента, на котором написаны два отрывка из Второзакония, которые называются «Шаддай», — так переводится с иудейского языка слово «Всемогущий». Время от времени пергамент в этом хранилище менялся, и тогда приходил священник, который благословлял мезузу и весь дом.
Поев, Марк откинулся на своей постели.
— Что в Писании такого важного, что вы носите его на своих руках и храните на двери?
Ездра помедлил, не зная, стоит ли ему делиться Писанием с каким-то языческим псом из Рима. Однако что-то подтолкнуло его именно к этому.
— «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори об них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих».
Марк внимательно слушал, как Ездра произносил эти слова. В его голосе звучали глубокое почтение и трепет. Он цитировал Писание слово в слово, но таким голосом, что было понятно: слова эти были написаны у него в сердце, а не просто отложились в памяти после многолетних повторений.
— «Господа, Бога твоего, бойся, и Ему одному служи, и Его именем клянись. Не последуйте иным богам, богам тех народов, которые будут вокруг вас; ибо Господь, Бог твой, Который среди тебя, есть Бог ревнитель; чтобы не воспламенился гнев Господа, Бога твоего, на тебя, и не истребил Он тебя с лица земли…» — продолжал Ездра с закрытыми глазами. Закончив цитировать эти стихи римлянину, он замолчал. Сколько бы он ни повторял и ни слышал эти слова, они были для него самой настоящей песней. Они просто пели в его крови.
— Никаких компромиссов, — мрачно произнес Марк, — или же Бог сотрет тебя с лица земли.
Ездра посмотрел на него.
— Бог благословляет тех, кто любит Его всем сердцем.
— Не только. Я знал одну женщину, которая любила вашего Бога всем своим сердцем, — сказав это, Марк надолго замолчал. — Я видел, как она умирала, Ездра Барьяхин. Она совершенно не заслуживала смерти. Совершенно не заслуживала такой участи.
Ездра почувствовал, как его собственное сердце отозвалось болью.
— И теперь ты ищешь у Бога ответа.
— Я не знаю, есть ли вообще ответ. Я не знаю, существует ли вообще тот Бог, в Которого ты веришь и Которому она служила. Он в твоем сердце и в твоем сознании, но это еще не значит, что Он существует.
— Бог существует, Марк Люциан Валериан.
— Для тебя.
Ездре стало его жалко. Этот римлянин пострадал не только физически. И как только в Ездре проснулась эта жалость, в нем пробудился и лучик надежды, которую он потерял в тот самый день, как увидел распятого Иосифа. Много врагов поднималось против избранного Богом народа. Некоторые смогли покорить их, потому что Израиль согрешил против Господа. Иерусалим, невеста царей, пал под ударами иноземцев. Но когда израильский народ возвращался к Богу, Бог отвечал на его молитвы, уничтожал его врагов и возвращал Свой народ в обетованную землю. Ассирия, Персия и Вавилон поднимали свои мечи на Израиль и, в свою очередь, сами попали под осуждение. И Рим тоже падет, как пали Ассирия, Персия и Вавилон. И плененные вернутся в Сион.
