Рядом громко выругался Павел.
— Ничего не работает, — с возмущением заявил он. — Телефон вообще молчит, даже гудков нет.
— Не шуми, — напряженно сказал Анджей. — Там на улице действительно грузовик, и двое курят. А в доме у пана Тадеуша какой-то шум. Это слишком похоже на переворот, как он и говорил. Вас всех забрать должны были, если бы не… — Парень взглянул на меня и замолчал.
— По людям стрелять приходилось? — спросил я Дашу.
— Бандиты не люди, — сообщила она.
— Тогда еще лучше. На, — протянул ей один из «Вепрей» и маленький глок. — Имей в виду, когда все закончится, отдашь.
— Ты прямо Плюшкин, даже солнечные очки в кучу кинул.
— Кто такой Плюшкин, я не знаю, — наставительно сообщаю, — но если покупатели будут раздаривать хозяевам магазинов свое добытое тяжким трудом имущество, то им потом придется сосать лапу. Порядок есть порядок, я тебя предупредил. Магазины тоже возьми. Есть у меня такое предчувствие, что стрелять еще придется.
— Пся крев! — ругнулся Павел, глядя в окно.
Я подошел и, отодвинув Анджея, осторожно посмотрел, стараясь не высовываться из-за занавески. Из соседнего дома трое вытащили мужика и, скинув его со ступенек, начали резво лупить ногами. На рукавах у них тоже были бело-красные повязки. Павел вытащил пистолет из кобуры, но я поспешно ухватил его за плечо.
— Не лезь, — прошипел ему в лицо. — Отсюда все равно не попадешь, зато они моментально ответят по окнам.
— Даша!
— Я здесь.
— Я сейчас выйду, ты прикрываешь меня сверху.
— Без проблем. Любого на выбор.
— Тех, что у машины, и только когда я начну стрелять.
— Анджей!
— Да!
— Смотри за дверью. Мы не знаем, сколько их еще в доме. Если кто высунется, лупи из автомата. Можешь не стараться попасть, главное, чтобы они испугались.
— Ты, — ткнул в Павла и повернул его в глубь комнаты. Кухарка все так же сидела на полу и бормотала молитвы, непрерывно крестясь. — Заткни наконец эту дуру, только на нервы действует, и к своим женщинам подойди, успокой. Сейчас опять начнется, и только истерик нам здесь не хватает.
Главное в такой ситуации — раздать указания и загрузить подчиненных делом. Когда человек что-то делает, ему некогда бояться. Содрал с одного из покойников повязку и натянул ее на рукав куртки. «Ну помоги мне, Праотец Медведь», — толкая дверь и выходя, мысленно попросил я.
Возле грузовика стоял только один. Второй присоединился к своим товарищам, стоящим кружком у лежащего и с веселым хеканьем продолжающим экзекуцию. Очень удобно они стояли, все четверо, плотной кучкой и спинами ко мне. Даже маскировка с помощью повязки не понадобилась. Я начал стрелять сразу, не дожидаясь, пока на меня обратят внимание. Рукоятка «узи» удобно лежала в руке, так что с двадцати метров никаких проблем не возникло. Несколько секунд — и затвор щелкнул в заднем положении. Четверо «ногобойцев» даже не успели дернуться и разлеглись в живописных позах. Реакция у них паршивая.
Из окна ударил выстрел, и стоявший у грузовика отлетел с дыркой в голове. Я вставил новую обойму взамен опустевшей и осторожно приблизился. Один, получивший пулю в бедро, судорожно пытался отползти. Выстрел в голову. Потом остальным добавил, не подходя вплотную. Вроде все.
— Ты кто? — вставая на колени, невнятно сказал спасенный мужик. Лицо у него было разбито, рубашка разорвана и вся в крови.
— Я тут в гостях, — сообщаю ему. — Мимо проезжал, а тут такое интересное веселье. Никак не мог спокойно мимо пройти.
Подбежали Павел с сыном и помогли ему подняться.
— А, это ты, — с облегчением сказал мужик. — Пусть кто-нибудь поможет моим в доме, эти скоты всех связали, — Анджей метнулся внутрь. — Инквизиторы, суки, — со стоном выдавил избитый. — Новый порядок, говорят. — Он виртуозно и с наслаждением выматерился на дикой смеси русского и польского.
На улице собиралось все больше народу. Многие были с оружием. Очень скоро начался импровизированный митинг. Половина требовала объяснить, что происходит, вторая требовала срочно отомстить и поставить всех врагов раком. Где-то неподалеку, в центре, началась перестрелка, и вопли моментально затихли. Люди настороженно прислушивались. В стороне реки заработал пулемет, потом прозвучало несколько взрывов.
Уже привычно собрав трофеи, я присел на ступеньки и, добыв телефон из-под рубашки, нажал семерку.
— Как у вас дела? — поинтересовался, дождавшись ответа. — А то в городе что-то странное творится.
— Пока тихо, но очень интересно, — ответил Рафик. — Часа два назад мост заняли французы.
— Кто?!
— Французы, — повторил он.
Несколько человек возле меня явно начали прислушиваться.
— Выгрузились с кораблей, пришедших снизу. Флаг трехцветный, эмблема почти как у эсэсовцев — молнии на рукаве, и на ихнем лягушачьем наречии объясняются. «Огненные стрелы» называются. Хорошо знакомые типусы со сдвигом в чистоту католической религии. Охрану повязали, троих застрелили. Поставили пару безоткаток, чтобы мы не рыпались и не вздумали уйти без разрешения. Потом в Варшаву прошла колонна из трех десятков грузовиков, набитых вооруженными людьми. А встречали их местные, тоже с повязками, только красно-белыми. Поэтому и на мосту без проблем прошло. Свои в гости пришли, а потом начали прикладами по кумполу угощать. Сейчас весь грузовой порт вооружился и забаррикадировался. Сидим, ждем. Речники скорее свой груз спалят, чем отдадут. Они это прекрасно понимают и пока нас не трогают.
— Дай, — сказал побитый и протянул руку.
Я с интересом посмотрел на него и ласково улыбнулся.
— Дай ему, — сказала Даша. Она неизменно обнаруживалась возле меня.
— Ну поговори, — пожимая плечами, сказал я.
— Я Тадеуш Латковский, — сказал он, торопливо выхватывая телефон. — Начальник полиции промышленной зоны. В городе осуществляется попытка переворота, а теперь еще и иностранцы. Связь не работает. Телефоны отключены, радио глушат. Очень важно, чтобы вы сообщили моим людям, что происходит.
Рафик на том конце хмыкнул в трубку.
— Кому важно? — издевательски поинтересовался он. — Мы, рейдеры, охрана, речники и просто жители этого района, в подавляющем большинстве не являемся гражданами вашей замечательной Варшавы. Нас держат за второй сорт и не разрешают элементарных вещей — вроде покупки в магазине. Это именно та самая правильная власть, которую сейчас собрались свергать. Помнится, полиция города вместе с промполицией, вами, глубокоуважаемый пан Латковский, возглавляемой, радостно била в прошлом году вполне мирную демонстрацию граждан, ратовавших о равной оплате труда не только католиков, но и остальных. Вы серьезно надеетесь на то, что мы для нее будем что-то делать? Да пусть вас всех передавят, нам-то какая разница?
— Будет разница, и большая. Тут еще и инквизиция замешана. Эти с повязками в ней работают. Тут скоро костры разжигать начнут.
— Да никуда они не денутся. Что с инквизицией, что без, будете продавать уголь в Зону. Все равно без него не проживете. Цены поднимут? Так и на продовольствие поднимут. А будут выкобениваться, из Славянска спустятся очень злые парни. Тут к вам уже не братья по вере, а вся Зона наведается, и Ноги из жопы повыдерут. А то вы не знаете, как вас любят.
— Вот именно, что знаю. Полгорода спалят сначала эти, потом вторую половину еще дополнительно те. Хорошо ли наше правительство и законы или нет, но это мой город. Лучше давить сейчас, пока до большой крови не дошло. Всем будет лучше. Так что давай договоримся. Со мной еще можно, с инквизицией не удастся. Что ты хочешь?
— Интересный вопрос, — задумчиво протянул Рафик. — Я тут посоветуюсь с другими и перезвоню. Это будет не слишком долго, время дорого — я помню. — И он отключился.
Тадеуш сунул мне телефон и заорал на столпившихся вокруг. Я оглянулся на Дашу. Она тут же начала вполголоса переводить, причем очень похоже, дословно. Через слово шло ругательство.
— Что смотрите, сучьи дети? Желаете подождать, пока Кеслевский начнет всех на кол сажать за опоздание в церковь? Или думаете отсидеться? Всех нас на карьер с киркой отправят. Собрать женщин, детей и всех парней младше пятнадцати лет и в дома к Ходецким и ко мне. Вместе есть шанс отбиться. Нечего добро жалеть. Если нас перебьют, все равно на том свете не понадобится, а нет — наживем новое. — Говорил он напористо, рубя воздух рукой. — Остальные взяли оружие и собрались здесь через десять минут. Ты и ты, — тыкал он пальцем, — пригнать свои грузовики. Ты — тащи сюда свой гранатомет, а ты — пулемет из сарая. Вы что думаете, что я не знаю, у кого что имеется? Всех касается. Наши жизни теперь зависят от этого. Пойдем к правительственному кварталу. Там еще стреляют, попробуем ударить этим скотам в спину. Нет — будем уходить за Дунай. В промзоне у меня триста вооруженных парней — тоже шанс. Без заводов городу не выжить. Все. Нечего смотреть — по домам. Еды возьмите, — прокричал он в спины расходившимся.
