Нет, полиция не остановит этого жирного человека. У него слишком много связей.
— И если ты выберешься, то придёшь за Ником, не так ли? Ты же не позволить ему жить, пока дышишь сам. Либо ты, либо он, верно?
Лишь произнеся это, я поняла, что права. Вот откуда в глазах Ника печаль. Он позволил мне выбирать, потому что не верит, что заслуживает жизни. Как и Сергей, он считает себя лишь бесполезным инструментом, предназначенным только для убийств. Он не верит, что достоин любви. И если я отпущу Сергея, то Ник пропадёт. Он уйдёт в подполье и будет ждать, пока кто-нибудь его не убьёт. Он уйдёт в подполье, как мой отец.
Эта мысль поражает меня. Я смотрю на Сергея в кресле, продолжающего ухмыляться, несмотря на связанное тело и беспомощность.
Если я отпущу этого человека, то обреку Ника на ту же самую жизнь, которой жил мой отец, с чувством постоянного страха за плечами. Это будет тюрьма, созданная моими же собственными руками.
Ник никогда не будет свободен.
Я долго думаю и молчаливо смотрю на жёсткое, уродливое и самодовольное лицо Сергея. На его толстые и густые брови.
Ник тот, кто он есть, потому что прошёл собственный путь. Он рос в семье убийц, таких же одиноких, как и он. Он не желал быть таким же. Но ему известна только такая жизнь, он не мог жить иначе. Я понимаю это. Так же, как и его, меня создавали с самого рождения. И меня тоже обучили стрелять из пистолета в случае необходимости.
Я смотрю на оружие, лежащее на столе. Сергей прослеживает мой взгляд и начинает смеяться:
— Такая храбрая, — издевается он. — Николай мог бы тобой гордиться.
Я игнорирую его. Это американский пистолет, глок, не русский, и поэтому мне известно, как его использовать. Я достаю магазин, проверяя патроны. Полный. Основанием ладони толкаю его обратно, будто снова нахожусь в подвале своего дома. Снимаю предохранитель. Мне понадобится только одна пуля.
— Ох, в этом месте я должен дрожать от страха и умолять о пощаде, да? — издевательски спрашивает Сергей.
Очевидно, он и не думает, что я это сделаю.
— Ты не будешь умолять о своей жизни, — говорю я спокойно. — Потому что не считаешь, что попал в беду. Не думаешь, что я смогу это сделать. Думаешь, я сдам тебя полиции. Что ж, в таком случае всего несколько звонков — и ты спокойно выйдешь оттуда уже к вечеру.
Я вспоминаю дырявую американскую правовую систему. Насколько легко и быстро любой убийца может выйти, если знает, за какие ниточки дёргать. Мне знакомо это слишком близко. В моей памяти сохранилось то, какой беспомощной я чувствовала себя в тот раз.
Но теперь я не такая.
Сергей ничего не говорит. Он просто иронично смотрит на меня насмешливым взглядом.
Я осторожно приставляю пистолет к голове Сергея и снимаю предохранитель. А затем очень спокойно нажимаю на спусковой крючок.
Я не позволю этому человеку разрушить наши жизни.
Убивая его, я выбираю Ника. Я вижу его тёмную сторону и принимаю её. Я люблю Ника за то, кем он является, а не чем.
Звук выстрела звучит слишком громко в этой комнате, и я закрываю глаза при виде скривившегося лица Сергея с красным запёкшимся отверстием во лбу.
Я слышу крик из-за двери, и из проёма вываливается Дэниел, будто его кто-то толкнул. Через секунду в комнату протискивается Ник, отталкивая Дэниела в сторону. Он смотрит на убитого в кресле Сергея, а затем его взгляд перемещается ко мне, стоящей с пистолетом в руке. В его глазах не гордость, а вопрос.
Он и вправду не думал, что я это сделаю.
Как и Сергей.
И я начинаю плакать. Сильные, громкие рыдания вырываются из моего горла. Я бросаю пистолет на стол и иду к Нику. Его руки обнимают меня, и я прижимаюсь щекой к его груди.
— Дейзи, — бормочет он. — Любовь моя, ты не должна была.
Знаю, но я сделала это. Я выбрала жизнь без страха и свободу для Ника и для себя. Я думала об аналогии Сергея. «Он притащил меня к тебе и вручил тебе пистолет, будто паршивый кот, принёсший убитого грызуна хозяину за поощрение».
Если Ник — кот, ищущий одобрения, то я — побитая собака, которая кусает руку, прежде чем её могут ударить. Но я не буду снова жить в страхе. Не буду. Я не буду создавать такое будущее Нику. Я слишком сильно его люблю.
И тут до меня доходит, что он всё ещё думает, будто я ненавижу его, даже когда он так спокойно гладит мою спину, успокаивая мой плачь. Я заставляю его посмотреть в мои глаза.
— Я люблю тебя, Николай, — говорю я ему.
Николай, не Ник.
Мой Николай.
В его одиноких и грустных глазах застывает вопрос:
— Дейзи, ты же знаешь правду. Я — убийца.
— Ты мой, Николай, — мягко говорю я ему. — И то, что ты делаешь, не определяет того, кем ты являешься. Прошлое травмировало нас обоих.
На мгновение его глаза становятся подозрительно влажными, а затем он прижимает меня к груди так крепко, что мне становится трудно дышать.
И я больше никогда не хочу покидать эти объятья.
Глава 15
НИКОЛАЙЯ не видел Василия до самого отъезда. Он дал нам неделю, чтобы подлечить ушибы Дейзи. Они все поверхностные, но очень болезненные. Мы с Дэниелом отнесли тело Сергея к машине. Он позаботится о нём.
— Свинья, — сказал он.
Но мне было всё равно.
Сейчас всё моё внимание полностью сосредоточено на Дейзи. Она плачет каждую ночь. Я обнимаю её, пока она цепляется за меня. Прежде чем Дэниел уехал, Дейзи взяла с него слово, что тот найдёт Рейган. В её ночных кошмарах страх за себя был перемешан со страхом за Рейган.
— Твоё имя — Дейзи Миллер. Это же персонаж из известной истории, да? — спрашиваю я однажды ночью, когда она не может уснуть.
Не знаю, пришло ли время спрашивать о том, что она пережила в руках банды или убив её главу. Я боюсь спрашивать.
— Нет, — я чувствую мягкое покачивание её головы на своей груди. Я влил в неё немного водки. Это помогает ей уснуть несколько последних ночей. — Я никогда не слышала об этом раньше.
— Да, Генри Джеймс написал о цветке, росшем вне общества, но, тем не менее, прекрасном.
Я решаю не говорить ей, что в той истории Дейзи Миллер с каждым невыносимо флиртовала и на всех смотрела свысока. И все вокруг её высмеивали.
— Там был печальный конец.
— Здорово, — бормочет она. — Меня назвали в честь девушки, которая умерла?
— Да, твои родители знали об этом?
Я глажу её по спине и подношу рюмку с водкой к её губам. Она глотает и прижимается ближе.
— Не думаю, что мои родители когда-нибудь слышали о Генри Джеймсе. Мама говорила, что меня назвали в честь диких ромашек, которые росли на нашей ферме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
