В день сражения войска наши выступили до рассвета из Борны и двинулись вперед через город Пегау, прошли оный и стали выстраиваться на равнинах. Движения сии производились очень отчетливо и уподоблялись учению: головы колонн равнялись, потом делалась правильная деплояда, и вскоре пространное и ровное поле покрылось длинными линиями пехоты. Зрелище было великолепное. Пруссаки занимали правый фланг, конница оставалась сзади в колоннах и держалась более к левому флангу; гвардия стояла в резерве, подкрепляя правый фланг. Позади линий наших возвышался бугор, на котором остановилась главная квартира и государь. Корпус Милорадовича стоял в нескольких верстах от нашего левого фланга и не участвовал в сражении. Жители так мало ожидали тут сражения, что перед нашими линиями паслись стада, которые разогнали пушечными выстрелами с обеих сторон.
Прежде, нежели прийти на место сражения, мы проходили еще чрез местечко Грег, где я взял осторожность купить овса, которым наполнил саквы, висевшие при седле. Во время выстраивания войск князь Волконский, при коем я состоял, посылал меня как адъютанта с приказаниями к подвигавшимся колоннам. Он тогда был начальником Главного штаба у государя.
Толь, бывший генерал-квартирмейстером, поехал в сопровождении нескольких офицеров открывать неприятеля; он подвинулся довольно далеко вперед и был принят выстрелами нескольких неприятельских фланкеров, против которых выслали наших, и началась перестрелка. Неприятель стал показываться в колоннах против нашего центра, но в довольно большом расстоянии. Линии наши подвинулись, чтобы атаковать его, и несколько артиллерийских рот поскакали вперед, остановились и начали размениваться ядрами с неприятелем, который, однако же, не выставлял больших сил. Обрадованный надеждами на легкую победу, государь приказал войскам еще подвинуться; неприятель отступал, и завязался по всей линии сильный огонь.
Между тем Дибич, генерал-квартирмейстер Витгенштейна, послал меня с тремя казаками на самый конец левого фланга и велел, спустившись в широкий овраг, следовать оным по дороге к городу Вейсенфельсу, дабы узнать, занят ли он неприятелем. Найденные мною там прусские разъезды я присоединил к себе и продолжал ехать рысью по оврагу. Подъезжая к одному селению, я увидел человек 15 французов, которые бежали из селения. Я поскакал, но уже никого не застал в деревне. Шульц, или старшина, называл меня избавителем, говоря, что французы грабили их, но, увидев нас, бежали, бросив добычу свою.
Я поскакал за деревню преследовать французов и привезти язык к Дибичу, но они успели присоединиться к своему эскадрону, который, приметя нас, выслал фланкеров. Пруссаки мои бросились в перестрелку с ними. Под прикрытием их я разъезжал по полю и приметил вдали большие колонны неприятельской пехоты. Прусский унтер-офицер, который храбро распоряжался своими фланкерами, снабдил меня карандашом и бумагой, на которой я нанес то, что видно было неприятельского строя и позиции. Мы не ожидали таких сил против нашего левого фланга и потому имели на оном мало войск. Милорадович, стоявшей с 12-тысячным корпусом в нескольких верстах от сего фланга, должен бы атаковать неприятеля, но не сделал сего, как слышно было, будто по личным неудовольствиям своим на Витгенштейна. Может быть, Милорадович и не догадался; но он был извинителен тем, что не обладал достаточными для того способностями ума, а виноваты, конечно, те, которые доверили ему начальство. Я немедленно поскакал к Дибичу, чтобы донести ему о том, что видел, но Дибича не нашел и потому донес о том князю Волконскому, который, кивнув головой, сказал «хорошо» и более ничего. Волконский, по неопытности своей в военном деле, играл несчастную роль в сем сражении: он скакал далеко позади линий, суетился и ничем не распоряжался. Между тем на нашем правом фланге завязалось сильное дело.
Перед сим флангом находилось несколько селений, из коих одно называлось Грос-Гиршау (отчего Люценское сражение получило у пруссаков название сражение под Грос-Гиршау). Должно было занять сии селения, – подвиг, предстоявший пруссакам. Селения были густо наполнены французскими стрелками; но пруссаки храбро ворвались в оные и завели ружейную перестрелку, какой я под Бородиным не слышал. Французы упорно защищались; несколько раз селения были нами взяты и уступлены. Прусские вольнослужащие егеря отличались храбростью и ловкостью. Мальчики эти слепо лезли вперед и не выпускали выстрелов даром; но тут и легло много пруссаков. Наш гренадерский корпус пошел к ним на подкрепление. Под вечер селения остались в наших руках.
С обеих сторон потеря была весьма значительна. Храбрый генерал наш Коновницын был ранен; с прусской стороны был убит родственник короля прусского принц Гессен-Гомбургский. Государь и главная квартира стояли на пригорке позади линий наших; все внимание было обращено на упорную перестрелку, которая почти целый день продолжалась. Тянулись оттуда толпы раненых, которые немедленно заменялись свежими войсками.
Пруссаки дрались с таким остервенением, что многие раненые, перевязавшись, закуривали трубку и снова возвращались в огонь. Солдатские жены некоторых из них, исправлявшие в полках должность маркитантов, ходили с ними в огонь и подкрепляли людей водкой. Жители окрестностей, выйдя в поле с припасами и бинтами, сами кормили и перевязывали раненых. Я видел одного раненого прусского офицера, возвращавшегося из Гросс-Гиршау. Он едва верхом держался; лошадь его вели под уздцы, в туловище его сидело семь французских пуль. Разговаривая с королем своим и товарищами, окружившими его, он не показывал ни малейшего упадка духа.
В перестрелке сей находился тоже Тверской егерской баталион великой княгини Екатерины Павловны; баталион сей дрался храбро и потерял много людей и офицеров. Родственник мой Полторацкий, служивший в сем баталионе, был прострелен насквозь.
Под вечер казалось, что победа совершенно решилась в нашу пользу; мы подвигались, занимали новые селения. Радость выражалась на лицах государя и прусского короля. Александр Павлович оставил бугор и поскакал на правый фланг, где еще продолжался порядочный ружейный огонь. Я тогда в первый раз видел царя нашего в огне. Как он был величествен, хладнокровен и прекрасен! Приятная улыбка на губах его, среди визга пуль, утешала всех окружавших. Он недолго был в огне. Я имел случай удостовериться, что слава, несущаяся о его храбрости, не ложная.[118] Прусский король также храбр и хладнокровен, но, как говорят, не блестит дарованиями. Он молчалив, наружность имеет строгого человека, но в обхождении приветлив. Штаб его немногочислен, но составлен из дельных людей. Прусский король высокого роста, несколько худощав, носит усы, фуражку в клеенке, синий сюртук и саблю, повязанную поверх оного. Он был любим войском и подданными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
