я заявилась к нему домой на грани нервного срыва, Глеб выслушал, утешил объятьями, снял с меня куртку, бережно вымыл в теплой воде мои руки, перепачканные кровью Игоря, и, укутав теплым пледом, посадил на кровать. А теперь стоит напротив и судорожно пытается придумать план моего спасения.
Я знаю, что недостойна такого парня, но при этом катастрофически нуждаюсь в нем. Если бы не Глеб, моя выдержка давно бы осыпалась в крошево. Да и я сама уже давно была бы грудой осколков. Мелких и безжизненных.
– Есть идея. Но сразу предупреждаю: это трэш.
Вряд ли в текущей ситуации меня можно чем-то удивить. Кажется, свой лимит на эмоции я уже исчерпала.
– Какая идея?
– У вас же дом до сих пор в ипотеке? – спрашивает зачем-то.
– Ну да…
– Значит, застрахован?
– Застрахован, – подтверждаю я. – Только при чем тут дом?
Несколько секунд Глеб испытующе смотрит мне в глаза. Словно пытается визуально оценить степень моего безумства, а затем, очевидно, убедившись в том, что я достаточно невменяема, выдает:
– Нам надо инициировать пожар. Обставить все так, будто твой отчим погиб в нем. Например, курил, случайно поджог постель и, будучи в нетрезвом состоянии, не смог спастись. Дом у вас старый, деревянный – вспыхнет быстро.
Пару мгновений я молчу, обдумывая, на первый взгляд, дикое предложение Глеба, а затем коротко киваю:
– Давай.
Будь я в другой ситуации, то непременно бы ужаснулась, округлила глаза и стала бы отнекиваться. Ведь поджог – это не шутки, а самое настоящее преступление. Если дом сгорит, мы с мамой фактически окажемся на улице. Прямо как тогда, когда погиб отец. Да, страховщики рано или поздно выплатят компенсацию, но сколько времени это займет? Учитывая то, что бюрократия – одно из самых развитых явлений в нашей стране, ждать придется очень и очень долго.
Но уж лучше так, чем отправиться в тюрьму. Возможно, поджигать наш дом несправедливо по отношению к матери, но, с другой стороны, она сама во всем виновата. Это она привела Игоря в нашу семью, тем самым создав угрозу моей безопасности. Это она перестала выполнять свои родительские обязательства. Это она вынудила меня стать убийцей.
– В сарае канистра бензина завалялась, – продолжаю я. – Может, им воспользуемся? Ну, чтоб наверняка?
– Нет, лучше без бенза, – качает головой Глеб. – Его следы могут найти пожарники, и тогда поджог будет очевиден. Надо, чтобы пожар выглядел максимально естественно.
– Да. Наверное, ты прав, – соглашаюсь я.
– Дождемся, когда стемнеет, и пойдем, – говорит Глеб, присаживаясь рядом со мной на кровать. – Нам надо остаться незамеченными, чтобы не навлечь подозрений. Мать точно не придет домой раньше времени?
– Нет, я ей звонила. Она в цеху.
– Хорошо, – он подныривает под плед и обвивает меня руками. – Ты до сих пор дрожишь. Холодно?
Глеб утыкается носом мне в щеку и на глубоком вдохе делает несколько круговых движений, будто очерчивая на моей коже невидимые рисунки. Эта невинная ласка откликается в сердце нежным трепетом, и я роняю голову парню на грудь.
– Рядом с тобой гораздо теплее, – признаюсь я, вжимаясь своим телом в его. – Ты как печка. Очень горячий.
– Мое тепло всегда к твоим услугам, Кац.
Я не вижу его лица, но чувствую, что он улыбается. Удивительный мальчик. Я только что вылила на него ушат дерма в виде собственных практически неразрешимых проблем, а он не только не бежит от меня, но еще и утешает. Нужными и правильными словами.
– Почему ты со мной, Глеб? – не выдержав, спрашиваю я. – Со мной ведь сплошные трудности… Ты мог бы легко найти кого-то помудрее, поспокойнее и повеселее.
Приподнимаюсь и заглядываю ему в лицо, пытаясь уловить хотя бы призрачную тень сомнения, но парень по-прежнему смотрит на меня с невыразимой нежностью.
– Знаешь, а я ведь никогда не сравнивал тебя с другими, – задумчиво отзывается он.
– Почему?
– Потому что знаю, что лучше тебя никого нет, – отвечает просто.
От его слов лед в моих жилах наконец начинает таять. Дрожь отступает, а напряженные мышцы расслабляются.
Возможно, ответ Глеба – всего лишь красивая ложь влюбленного мальчишки, но именно она становится для меня стимулом продолжать борьбу. И именно в нее мне отчаянно, прямо до боли в сердце хочется верить.
Глава 67
Стелла
Кончики покачивающихся на ветру веток задевают кожу, царапая ее, но я почти не чувствую боли. Мы с Глебом сидим в кустах и, затаив дыхание, наблюдаем за тем, как оранжевые языки пламени хищно лижут стекла моего дома. Пока еще изнутри.
Кажется, наш план удался. Немного самогона, пролитого на простынь, форточка, открытая для притока кислорода, – и огонь прямо на глазах начал набирать обороты. С постели он переметнулся на шторы, оттуда – соскочил на древний платяной шкаф, а дальше, подобно оголодавшему монстру, с неукротимой мощью стал пожирать комнату.
Глеб продумал все до мелочей. Паника так и не замутнила его рассудок, так и не овладела им. Ни тогда, когда перед нашим взором только-только зарождалось пламя, ни сейчас, когда мы притаились и смотрим на происходящее издалека.
Оказавшись в доме, Глеб самолично проверил пульс у валяющегося на полу отчима и, только убедившись в том, что его действительно нет, чиркнул зажигалкой. Игоря было уже не спасти, а вот наше спасение зависело от того, насколько безошибочно мы реализуем задуманный план.
Если честно, я хотела убежать сразу после поджога. Ощущала, что нервы потихоньку сдают, а силы неизбежно заканчиваются. Я знала, что сегодня раз и навсегда меняется моя жизнь, и осознание этой судьбоносности мучительно давило.
Меня будто пропустили через мясорубку и вот в этом состоянии разваливающейся биологической массы выпустили во внешний мир. Я чувствовала, что морально не вывожу, что ломаюсь прямо но ходу, ослабевая от каждого шага. Что голову то и дело затягивает адским шумом, а непослушные ноги спотыкаются друг об друга.
Именно поэтому я хотела убежать сразу, но Глеб не позволил мне этого сделать. Сказал, что мы обязаны остаться и проследить за огнем. Дескать, горящий дом представляет опасность для соседского жилья, и мы должны убедиться, что люди заметят пожар до того, как он выйдет из-под контроля.
И вот мы, словно партизаны, затаились в густой растительности и с бешено колотящимися сердцами следим за тем, как в угли и пепел превращается то, что я привыкла считать своим домом. Не подумайте, мне не больно и ни капельки не обидно. Отнюдь. В этом доме я никогда не была счастлива. Здесь рушились мои мечты, и в никуда утекали надежды. Поэтому я ни о чем не жалею. Абсолютно ни
