Хотелось как можно скорее забыть об этом кошмаре. Благо Нюта каждый день радовала. Мы с Киром так привыкли к ней, что в какой-то момент я поймала себя на мысли, что не смогу ее отдать маме. Нютик в самом деле росла золотым ребенком. Втроем мы выдерживали идеальный режим – кушали, спали, гуляли на свежем воздухе, купались. А с месяца уже улыбались, гулили, делали упражнения и играли. При этом малышка не мешала нам работать. Если Нюта капризничала и не хотела лежать у себя в кроватке, мы поочередно брали ее в слинг и продолжали работать. С ребенком наша жизнь не превратилась в хаос, наоборот, именно благодаря малышке появился порядок.
– Я уже не представляю, как без нее, – делилась я иногда с Киром.
Он в такие моменты успокаивал меня, казалось бы, простой не несущей никакой четкости фразой:
– Все будет нормально.
И я верила. Другого выхода не находила. Ведь мой Бойка никогда меня не подводил.
Когда мы гуляли с коляской по району нашего жилищного комплекса, не раз случалось, что другие жильцы давали понять, что считают нас родителями. Настоящей семьей. Мы никого не разубеждали, обычно лишь улыбались и шли дальше. Но сердце в моей груди в этот момент сходило с ума. И счастье его переполняло, и жгучая тоска. Оставалось убеждать себя, что мы всегда сможем навещать малышку. Она ведь никуда не исчезнет. Всего-навсего переедет в другой дом. Это неважно. При желании мы сможем видеться каждый день.
Маму выписали только в начале июня. Мы до последнего не говорили ей о гибели Рената Ильдаровича. Беспокоились о самочувствии. Предполагали, что у нее случится истерика. И очень удивились, когда увидели ее реакцию на это трагическое известие. Мама не заплакала и в принципе никак в лице не изменилась. Казалось, даже с облегчением вздохнула. Я тогда подумала, что это результат работы с психологом. Наконец-то она вышла из морока, в котором ее держал отчим, и поняла, насколько нездоровыми были их отношения.
Переборов себя, я со слезами на глазах начала собирать вещи. Попутно очень подробно, буквально поминутно, расписала установленный нами режим дня. Отдельно отметила и другие важные факты. Ушки, глазки и носик Нюта любит чистить только утром. Вечером любая из этих процедур ее нервирует и вызывает перевозбуждение. Но вечером можно стричь ногти. Если малышка долго кряхтит и порывается плакать, ее нужно выложить на животик. Лучше всего – себе на грудь. На руках ей нравится быть столбиком у плеча таким образом, чтобы видеть окружающий мир.
Кроме всего этого, записала название смеси и объем одной порции, марку подгузников и подходящий размер. Отметила запланированные визиты к педиатру и другим специалистам.
Весь день держалась, а вечером, когда Нюта уснула у Бойки на руках, расплакалась.
– Ладно без меня… У нее будет мама, – заголосила тогда Киру в спину. Обняла его крепко-крепко. Прижалась лицом к лопатке. – А как она без тебя? Уже ведь привыкла.
– Иди сюда, – выдохнул Бойка и потянул меня за руку. Обошла его, едва взглянула на Нюту и снова разрыдалась. – Ну, чего ты? – прижал осторожно спереди, так что малышка между нами оказалась. – Я тебе говорил, что все будет нормально? Говорил. Так и будет, родная. Верь мне. Никто ее не заберет. Веришь?
– То есть как? – растерялась я.
– Вот так, Варя. Ты с кем росла?
Вопрос и не вопрос вовсе. Он знает, а мне лишь напоминает. И… Сначала меня захватывает надежда и неконтролируемая радость. А потом так грустно и обидно становится. Не за себя. За Нюту.
– Мы же дадим ей все? – спросила, чтобы в очередной раз получить поддержку от Кира.
– Конечно.
Мама появилась у нас один раз. Приехала в гости. Полчасика, не выказывая каких-то особых эмоций, поиграла с малышкой. И стала рассказывать о своих планах на лето. У нее, оказывается, впереди Мальдивы, Италия и Кипр. А с сентября – Америка.
– Сейчас у меня полно сил, – с энтузиазмом рассказывала она. – Тебе же нетрудно с Нютой? Все равно дома сидишь.
Я не стала ей говорить, что все это время работаю, и что после того, как коллегия передала ректорство Курочкину, восстановилась в учебе и успешно закрыла все старые задолженности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это было своего рода точкой. Завершающей и вместе с тем отправной. После которой Бойка, не теряя времени, развернул ситуацию в нужную сторону.
– Раз Нюта остается с нами навсегда, – он точно был в этом уверен. Я даже опешила, а мама лишь покраснела. – Давайте сразу оформим все необходимые документы.
– Какие документы?
– Свидетельство о рождении на нас с Варей, родительские права и все, как положено.
– Вы готовы? – спросила мама, будто решение и правда только мы с Киром принимали.
Он дал ей исчерпывающий ответ:
– Ребенку нужны мама и папа, а не сестра и брат.
Все решилось очень быстро. В первый свой отпуск Валентина Николаевна Бойко улетала бессовестно свободной и безбожно богатой женщиной. А мы остались втроем, растить и развивать свою семью дальше.
Глава 64
Максимум, родная.
© Кирилл Бойко
Только выбираюсь из машины и достаю из кресла Нюту, случается наплыв смутно знакомых мелких ботанов. Блядь, еще даже к корпусу не подошел. Откуда они такие смелые понаехали? Сразу понятно, что молодняк. Те, кого раньше прессовал, и сейчас не сунутся.
– О, Бойка! – окликает самый шустрый. – Здоров!
– Здоров, – осторожно прижимая Нюту к груди, отвечаю на рукопожатие.
– За Варей?
По старой привычке сдвигаю брови и мрачно смотрю на любопытного пацана. Считывая эту реакцию, тот сразу же отступает.
– Я это… Только хотел сказать, в конференц-зале ее видел… В общем…
Пока я вспоминаю, как правильно реагировать, ботан мечет взглядом от моей, должно быть, суровой рожи к ангельскому личику Нюты. Варя в последнее время повадилась заказывать нам парные костюмы. Сейчас мы в одинаковых темно-синих толстовках и таких же широких хулиганских штанах – своего рода банда.
– Спасибо, – бросаю пацану, как учила Центурион.
Нюта сует в рот кулачок и, выдавая пузырь слюны, поддерживает папку громким гулением. Мы воспитанные. Не придраться. Совесть спит.
Оставляя переполошенный молодняк, направляюсь к корпусу. На ходу извлекаю из кармана платок и мастерски привожу дочь в порядок. Ухмыляюсь, потому что счастлив. Она, причмокивая, выдергает кулак изо рта и, замыкая все внимание на моем лице, смеется. Так звонко, что не только в ушах звенит, но и в груди резонирует. Без колебаний и каких-либо пауз отражаю этот звук.
Добираемся до конференц-зала с бесконечными препятствиями в виде настырных знакомых. Вроде совсем недавно в академии появлялся. То подвозил Варю на пары, то с них же забирал. Непонятно, чем мы с Нютой каждый раз обязаны такому ажиотажу? Неужели, блядь, так трудно свыкнуться с информацией, что я батя? Какого лешего регулярно глазеть и ломиться с тупыми вопросами? Хотя, конечно, похрен. По большей части валим с Нютой прямо по курсу, хладнокровно рассекая толпу. Тормозим исключительно перед своими.
– Бойка, чтоб меня покрасили, – тащит юмор Чара. – Ты, бл…
– Переключаемся, – обрываю, напоминая о малыхе.
– Соррян, мисс Бойка, – подмигивает Нюте. – Батя твой, как лампа. Все, что хотел сказать.
Малышка издает какой-то рычащий звук и смеется.
– Мы тебя тоже рады видеть, – перевожу я.
– Сук, – ржет Чарушин. – Я, черт возьми, внатуре скучаю по твоей свирепой роже.
– Заезжай чаще в гости.
– Да, блин, не получается. Совсем никак.
Хочу сказать, что его Богданову тоже с распростертыми объятиями примем. Но не успеваю. Сначала слышу счастливый писк Нюты, а потом чувствую, как Варя обнимает со спины. Оборачиваться необходимости нет. Уверен, что она. Воркуют через мое плечо с дочкой. Толстовку мне слюнями заливают. Ну, то есть, только младшая малыха пузырит. Но провоцирует на эту экспрессию именно Варя – ненаглядная моя. Нюта на эмоциях еще и щипается. Морщусь, но стойко терплю, когда ловит пальчиками толстую шкуру моей шеи. Не умру. Как показывает время, крепкий зверь. Было бы для кого.
