ясно объяснить. А я и в 40 лет понимаю меньше, чем в 20, каждый день думаю разное, и жить хочу, и уснуть, и голова болит от этой всемирной заварушки[698].
Как кажется, это лирическое отступление было написано во внутренней полемике с Алянским как своеобразный ответ на его пафосные рассуждения о высоком предназначении художника-творца, о том, что «история и будущее поколение будет искать по разным документам, что и как переживали в эти дни люди с острейшим восприятием, люди, одаренные талантом передачи этих восприятий».
«Занятие отрывками (для печати)» растянулось на два с лишним года. До печати «отрывки» дошли уже после смерти Блока. По-видимому, эссе «Ни сны, ни явь» оказалось вообще единственным произведением, написанным Блоком специально для «Записок мечтателей» и в полной мере отвечающим тому жанру «дневников» и «раздумий», который, по замыслу Алянского, должен был определить «физиономию журнала» и сделать «оправданным» существование «Записок мечтателей».
Рассматривая роль Блока в формировании журнала «Записки мечтателей», нельзя, безусловно, не учитывать и его редакторскую деятельность, и его усилия по привлечению в журнал других авторов. Но очевидно, что помощь Белого Алянскому была гораздо существенной, чем помощь Блока и других авторов. Это было особенно заметно на стадии становления журнала. Такая же ситуация сохранилась и в конце того недолгого срока, который был отпущен историей «Запискам мечтателей». Об этом красноречиво говорит письмо Алянского М. О. Гершензону от 18 июня 1921 года:
Регулярный выход «Записок Мечтателей» есть самая заветная моя мечта… Это, быть может, одна из самых нужных и самых интересных затей «Алконоста». Никак не могу только добиться этого признания от писателей. За исключением А. Белого, всех остальных приходится тащить в «Записки» на аркане. Никто не верит, все тянут, поэтому так медленно идут «Записки». Я готов остановить все издания и выпускать только «Записки» и, вероятнее всего, к этому скоро прийду[699].
7. ОБЛОЖКА «ЗАПИСОК МЕЧТАТЕЛЕЙ»
А. Я. ГОЛОВИН И АНДРЕЙ БЕЛЫЙ — ХУДОЖНИК
Итак, Белый был глубоко вовлечен как в процесс разработки концепции альманаха «Записки мечтателей», так и в поиск конкретных форм манифестации его основной идеи. Обложка альманаха была одной из важнейших форм такой манифестации. Однако в мемуарах Алянского ни слова не говорится об участии Белого в разработке концепции обложки и не упоминается о сохранившихся в РГАЛИ и Государственном музее истории российской литературы имени В. И. Даля[700] (далее — ГЛМ) рисунках Белого, являющихся эскизами обложки «Записок мечтателей». И это при том, что процесс создания обложки описан Алянским, на первый взгляд, очень детально.
Началось у Алянского все, как всегда, с Блока:
Предстояло заказать обложку, выбрать художника.
Советуясь с Блоком, я назвал художника Головина. Мне казалось, что на обложке хорошо было бы изобразить театральный занавес, который мог бы служить парадным входом в альманах. А кто лучше Головина сделает занавес? Вспомнились последние театральные занавесы Головина к спектаклям, поставленным Мейерхольдом: «Дон-Жуан» и «Маскарад» в Александрийском театре, «Борис Годунов» в Мариинском театре, и мы решили просить Всеволода Эмильевича познакомить нас с Головиным.
Мейерхольд обрадовался поводу повидаться с Головиным и предложил:
— Поедем к нему все втроем! Александр Яковлевич будет рад. Кстати, посмотрим, над чем сейчас старик работает.
Мы условились поехать в ближайшее воскресенье. Головин жил за городом, в Царском Селе под Петербургом (теперь город Пушкин).
Блок поехать не смог, и мы отправились вдвоем с Мейерхольдом[701].
Итак, первая идея обложки предполагала театральный занавес, «который мог бы служить парадным входом в альманах». Логика в этой идее, в целом отнюдь не оригинальной, безусловно, присутствовала. Ведь приглашенный делать обложку А. Я. Головин был прежде всего художником театральным, и его знаменитые занавесы все знали и любили.
Для оформления книжной обложки театральный занавес также нередко использовали — например, в издании «Лирических драм» А. А. Блока[702] или «Cor Ardens» В. И. Иванова[703]. Автором обоих шедевров символистского книгоиздания был К. А. Сомов. Сам А. Я. Головин тоже с блеском применил этот прием, причем при оформлении периодического издания — «журнала доктора Дапертутто» «Любовь к трем апельсинам»: Головин делал обложки к его выпускам за 1915 и 1916 годы[704]. Редактором-издателем журнала был В. Э. Мейерхольд, а редактором отдела поэзии — А. А. Блок. Черновые, подготовительные материалы к мемуарам Алянского, обнаруженные в собрании его дочери, подтверждают, что именно «журнал доктора Дапертутто» был для издателя главным ориентиром и мыслился как образец для подражания:
<…> из всех виденных мною за последние годы обложек мне очень нравились обложки А. Я. Головина к журналу д-ра Дапертутто (Вс. Эм. Мейерхольд) «Любовь к трем апельсинам». Там был изображен театральный занавес с двумя персонажами из пьесы Карло Гоцци. В это время я находился под обаянием театральных занавесей Головина к «Маскараду» Лермонтова[705].
А. Блок. Лирические драмы… СПб.: Шиповник, 1908. Обложка К. А. Сомова
Вяч. Иванов. Cor Ardens. Часть 1. М.: Скорпион, 1911. Обложка К. А. Сомова
Любовь к трем апельсинам. Журнал Доктора Дапертутто. Пг., 1915. Обложка А. Я. Головина
Потому кажется весьма странным, что Блок — если его, конечно, хоть сколько-нибудь интересовали «Записки мечтателей» — мог поддержать идею «театрального занавеса», не только не оригинальную, но и граничащую с откровенным плагиатом. Быть может, Блок просто согласился со словами Алянского, не вдумываясь и не напрягая фантазии. Не случайно он и обсуждать эту идею к Головину не поехал: по словам Алянского, «Блок поехать не смог»[706].
Зато негативная реакция Мейерхольда на «затею с занавесом» представляется вполне оправданной. Вряд ли ему вообще была по душе идея фактического повторения (понимай — кражи!) обложки его же собственного журнала, да еще и в исполнении того же А. Я. Головина. Однако для Алянского он нашел более деликатные и мудрые аргументы:
В поезде Всеволод Эмильевич расспрашивал о «Записках мечтателей», о том, кто и что там будет печатать и о какой обложке мы думали. А когда узнал о нашем намерении просить Головина сделать для обложки занавес, воскликнул:
— Почему занавес? Ведь не только пьесы собираетесь вы печатать в альманахе? — И добавил: — Нет уж, занавес оставьте театру, а вам надо придумать сюжет, связанный с названием альманаха — «Записки мечтателей»[707].
Как следует из мемуаров Алянского, Мейерхольд не просто раскритиковал «затею с занавесом», но постарался побыстрее найти ей замену:
– <…> Надо подумать, какие они, сегодняшние мечтатели. Думаю, что пока они
