Премьер-министр находил утешение в том, что принятая программа не лишала права действовать в тех направлениях, в которых уже велась работа. Договорились, что кампания в Италии будет идти своим чередом, что следует предпринять очередное усилие для того чтобы Турция вступила в войну, и необходимо увеличить помощь, оказываемую югославским партизанам. Успех в любом из этих направлений привел бы к разгрому Германии намного скорее, чем высадка в Южной Франции.
Черчилль рассчитывал на расширение производства в Соединенных Штатах и Британии и увеличение людских ресурсов; он не хотел верить, что огромные ресурсы Соединенных Штатов и Британии окажутся недоступны, когда они так необходимы „нам всем“. Возможно, он считал, что стратегическая догма является реальной помехой его идеям.
После возвращения в Каир американцы и британцы завершили работу над совместной программой действий, принимая различные подлежащие исполнению решения, необходимые для выполнения „Оверлорда“ и высадки в Южной Франции. Суть принятых решений Рузвельт и Черчилль сообщили Сталину в совместном послании от 8 декабря.
В Тегеране также рассматривались вопросы взаимоотношений с Турцией, Ираном и Финляндией, достаточно важные, чтобы стать темой отдельного разговора.
Следует напомнить, что на Московской конференции британцы и русские договорились потребовать вступления Турции в войну к концу 1943 года. А позже к ним согласился примкнуть Рузвельт. 10 ноября Гарриман официально уведомил об этом Молотова и Идена.
Но, как известно, к этому времени (11–12 ноября) сложившаяся ситуация не способствовала установлению сотрудничества с Турцией. Предпринятая Иденом попытка в Каире потерпела неудачу. Министр иностранных дел Турции отказал в использовании британскими силами турецких авиационных баз из опасения, что эти шаги заставят немцев принять ответные меры в отношении Константинополя и Анкары. Он столь же неодобрительно относился и к вступлению Турции в войну. Правительство Турции было охвачено страхом; немцы были способны разрушить их страну, и Турция была не настолько сильна, чтобы противостоять советским притязаниям. Министр иностранных дел хранил в памяти два подобных случая: присоединение Добруи к России, благодаря чему у Турции появилась общая граница с Россией на севере, и требования по осуществлению контроля над Дарданеллами. Вопрос оставался открытым до тех пор, пока главы правительств не приступили к рассмотрению сложившейся ситуации на встрече в Тегеране. К этому моменту, как выяснилось, Черчилль был самым активным сторонником вовлечения Турции в войну. Благодаря яркой речи премьер-министра, предлагаемое им рискованное предприятие рисовалось не только привлекательным, но и разумным. С кем станут бороться немцы, если союзнические силы легко смогут нейтрализовать немцев в Восточном Средиземноморье и в Эгейском море? Черчилль рассчитал, что потребуется только одна, ну, может, две или три дивизии, несколько истребительных эскадрилий и зенитных полков; и все они уже находятся поблизости. Что касалось десантных судов, то он был готов забрать их отовсюду.
В отличие от Черчилля, Сталину к началу Тегеранской конференции, казалось, было практически все равно, вступит или нет Турция в войну. О причинах можно только догадываться. Сталин объяснил изменение своего отношения к этой проблеме тем, что Турцию вряд ли удастся вовлечь в войну и, кроме того, он опасается рассредоточения союзнических сил. Однако он согласился приободрить Турцию, пообещав, что, если Болгария выступит против нее, советское правительство немедленно объявит войну этой стране.
Рузвельт тоже проявил осторожность в этом вопросе. Его военных советников, особенно генерала Маршалла, беспокоило, что если будет проводиться операция в Восточном Средиземноморье, она оттянет на себя ресурсы, необходимые для „Оверлорда“. Кроме того, Рузвельт, подобно Сталину, соглашался на новую попытку вовлечь Турцию в войну, но так, чтобы не помешать проведению операции „Оверлорд“.
В итоге стороны пришли к соглашению, что следует, от имени всех трех правительств, попросить президента Иненю прибыть в Каир. Его могли принять Черчилль и Рузвельт и, если потребуется. в присутствии Вышинского. Они должны были попытаться убедить президента, что вступление в войну пойдет на пользу Турции, и если она откажется, то „…утратит возможность присутствовать на мирной конференции. К ней будут относиться как к стороннему наблюдателю. Мы договоримся, чтобы Великобритания в дальнейшем не интересовалась делами Турции, и прекратим поставки оружия“.
На самом деле во время предварительного обсуждения, что следует сказать Иненю, премьер-министр пошел немного дальше. Он заявил, что, если Турция будет упорствовать, он лично благословит изменения в режиме прохода проливов. Молотов ухватился за это замечание. Но Рузвельт неожиданно заявил, что независимо от того. войдет или нет Турция в войну, ему бы хотелось видеть Дарданеллы свободными для торговли всего мира.
Рузвельт и Черчилль боролись за право первым поприветствовать Иненю в Каире. Рузвельт отправил зятя на президентском самолете, чтобы привезти президента из Адана. Черчилль отправил сына. Рэндольфа, на своем самолете с тем же поручением. Иненю выбрал американские знаки отличия. Значение переговоров станет более понятным, если иметь в виду последующие события.
Иран служил основной военной базой. На севере он был занят советскими войсками, а на юге – британскими; американцы использовали транспортную систему, идущую от Персидского залива до советской границы, для обеспечения поставок Красной армии. Правительство и народ Ирана воспринимали их присутствие на своей территории как один из эпизодов большой войны, затронувшей их страну.
Британское правительство предприняло инициативу, попытавшись свести до минимума причиняемые Ирану неудобства, и заверило, что связанное с военным временем размещение войск союзников на территории страны не превратится в дальнейшем в посягательство на независимость Ирана. Поэтому в повестку рассмотрения Московской конференции, в качестве одного из основных вопросов, вошел пункт под названием „Общая стратегия в Иране“. Подразумевалось, что три страны, разместившие свои силы на территории Ирана, должны принять совместное заявление о том. что по окончании войны они выведут войска из этой страны. Исходя из того, что со стороны Соединенных Штатов на территории Ирана располагались только инженерные батальоны, которые должны были уйти сразу же после передачи железной дороги Ирану, и, кроме того, не желая соприкасаться с иранскими политическими проблемами, Хэлл предложил, чтобы вместо совместного заявления каждый из них сделал бы отдельное заявление о намерениях. Молотов также проявил осторожность. Стараясь затянуть время. он заявил, что посол Ирана в Москве обратил его внимание на тот факт, что советско-британо-иранское соглашение от 1942 года о размещении войск в Иране предусматривало необходимость присутствия иранского представителя всякий раз, когда будут обсуждаться вопросы, касающиеся этой страны. Вопрос был оставлен для дальнейшего рассмотрения на конференции в Тегеране.
В Тегеране эта проблема обсуждалась главами государств не на официальных заседаниях, а в частных беседах. После небольших трений было достигнуто соглашение. Генерал Патрик Харлей, принимавший участие в создании проекта, передал копию подписанного оригинала иранскому шаху. Хотя это было не совсем то, что хотелось бы шаху, тот подписал документ. После опубликования документа Рузвельт и Черчилль возвратились в Каир.
Заявление было с восторгом принято иранцами. Они получили то, что хотели: вновь обрели чувство собственного достоинства: убедились, что всерьез воспринимается их участие в войне; им было обещано, что в конце войны союзники вернутся к рассмотрению экономических проблем, и заявлено о желании оказать всяческую поддержку независимости и территориальной целостности Ирана. То, что американское правительство принимало участие в этом заявлении, придавало ему большую ценность.
В Тегеране русские согласились держаться в отдалении от теплых вод Персидского залива; они поступили так в расчете на то, что сумеют облегчить себе многочисленные выходы в холодные воды Финского залива Балтийского моря.
Правительства Соединенных Штатов и Британии убеждали Финляндию, что ее борьба проиграна и сейчас ей самое время выйти из войны. Для этого были серьезные основания. Финско-немецкая линия фронта подходила довольно близко к Ленинграду; город постоянно обстреливался и все еще находился на полуосадном положении. Имелись и другие причины. Американцы и британцы хорошо относились к финнам и поэтому пытались отговорить их от сотрудничества с Гитлером. Они были бы очень огорчены, если бы Финляндия прекратила свое существование как независимая страна, а это могло произойти, если бы она оказалась разбита Красной армией.
