Когда поэзия моя, людьми гонима,
Так сладостно прильнув к тебе, вкусит покой.
Тобой душа моя печальная хранима,
Как огонек свечи заботливой рукой;
Когда сидим вдвоем среди цветов долины,
Когда душа твоя засветится в глазах,
И, как изгнанница, глядит она с чужбины
На подвиги земли, на звезды в небесах
[Виктор Гюго, "На берегу моря" ("Песни сумерек")].
Она любила, когда он говорил, что надо надеяться на Бога, любила, когда ее возлюбленный становился проповедником.
Страданье, ангел мой, нам за грехи дано.
А ты молись, молись! И может быть. Творец,
Благословив святых - и грешных заодно,
И нам с тобой грехи отпустит наконец!
[Виктор Гюго, "Надежда на Бога" ("Песни сумерек")]
Как же она, наверно, была счастлива и горда, когда 26 октября он положил для нее в дупло каштана, служившее им почтовым ящиком, в который она приносила иногда по пять записок в день, листок бумаги со стихами, посвященными ей: "Вам, кого я чту, тебе, кого люблю. В.". Стихи эти носили заглавие: "В старой церкви"; они были созданы поэтом однажды вечером, когда он и Жюльетта после прогулки зашли в маленькую церковку деревни Бьевры и долго пробыли там:
Тяжелый, низкий свод, печаль камней...
И в церковь мы вошли.
А целых триста лет - кто плакал в ней,
Склоняясь до земли?..
Здесь тишина и грусть на склоне дня.
И в церковь мы вошли.
Пустой алтарь, как сердце без огня,
Пустой алтарь в пыли...
[Виктор Гюго, "В старой церкви" ("Песни сумерек")]
Должно быть, она там молилась; там поведала она богу, в которого верила всей душой, свое отчаяние, отчаяние одинокой женщины, у которой нет "ни веселого домашнего очага, ни ласковой семьи", а между тем "она в холодном и суровом мире никому не причинила зла"; там милый друг, утешая и успокаивая ее, сказал, что своей "задумчивостью строгой и кротостью души она достойна быть в обители святой". Благодаря искренности чувства, простоте тона, плавному развертыванию строф, тесному, словно природой данному, слиянию мысли и ритма эти стихи - одно из лучших творений Гюго. Но жалобы Жюльетты, которые она передала так гармонично, доказывали, что при всей их взаимной любви эта связь не дала ей счастья.
4. ОЛИМПИО
Ничто так не говорит в пользу Гюго,
как нерушимая нежная любовь, которую
дарила ему прелестная женщина
Жюльетта Друэ.
Поль Клодель
И вот началась удивительная жизнь, какую вряд ли согласилась бы вести женщина, отнюдь не связанная монашескими обетами. Виктор Гюго обещал простить и забыть прошлое, но поставил для этого определенные и весьма суровые условия. Жюльетта, вчера еще принадлежавшая к числу парижских холеных красавиц, вся в кружевах и драгоценностях, теперь должна была жить только для него, выходить из дому куда-нибудь только с ним, отказаться от всякого кокетства, от всякой роскоши - словом, наложить на себя епитимью. Она приняла условие и выполняла его с мистическим восторгом грешницы, жаждавшей "возрождения в любви". Ее повелитель и возлюбленный выдавал ей каждый месяц небольшими суммами около восьмисот франков, и она все благоговейно записывала:
Дата ........................................ Франки Су
1-е .. Деньги, заработанные моим обожаемым ..... 400
4-е .. Деньги, заработанные моим Божеством ...... 53
6-е .. Деньги на питание моего Тото ............. 50
10-е . Деньги, заработанные моим возлюбленным .. 100
11-е . Деньги на питание моего дорогого ......... 55
12-е . Деньги, заработанные моим любимым ........ 50
14-е . Деньги из кошелька моего обожаемого ....... 6 4
24-е . Деньги из кошелька моего миленького Тото . 11
30-е . Деньги из кошелька моего миленького Тото .. 3
Из этих денег она прежде всего обязана была погашать свои долги кредиторам, платить за квартиру и в пансион, где обучалась ее дочка. На жизнь ей оставалось мало. По большей части она не топила камин в своей комнате и, если там было очень холодно, оставалась в постели, мечтала или вела запись расходам, которую ее повелитель ежевечерне тщательно проверял. Жюльетта питалась молоком, сыром и яйцами. Каждый вечер - яблоко. Ни одного нового платья, она переделывала старые. Гюго твердил ей, что "туалет ничего не прибавляет к природной прелести хорошенькой женщины". Он спрашивал у нее разъяснений, почему куплена коробка зубного порошка, откуда взялся новый передник (который она сделала из старой шали). Можно считать чудом, что она принимала жизнь затворницы и рабыни не только весело, но с благодарностью: "Не знаю, отчего я так любила делать долги! Боже мой! Ведь это и гадко и унизительно! Как ты великодушен и благороден, мой драгоценный, что любишь меня, несмотря на мое прошлое..."
В свободные часы она переписывала рукописи своего возлюбленного или чинила его одежду. Это тоже было ей приятно. Тягостная сторона жизни была в том, что, поскольку ей не дозволялось где-нибудь бывать одной, она иногда по нескольку дней ждала его, глядя, как птица в клетке, на голубое небо. Когда Гюго бывал свободен, он провожал ее в Сен-Манде, где Клер Прадье училась в пансионе, или в Дом Инвалидов, где доживал свой век дядя Жюльетты, или ходил с ней по лавкам старинных вещей. Он любил маленькую Клер и писал ей: "Раз ты немножко думаешь, бедняжечка Клер, о своем старом друге Тото, я хочу с тобой поздороваться. Учись хорошенько, расти большая и умная, будь такой же благородной и хорошей, как твоя мама..." Если он долго не появлялся, для Жюльетты становилась пыткой эта жизнь в заточении, при которой она не имела права "даже воздухом подышать", то есть пройтись по бульвару, и она жаловалась: "Я по глупости своей позволила, чтобы со мной обращались, как с дворовым псом: похлебка, будка и цепь - вот моя участь! Но ведь есть собаки, которых хозяин водит с собой! На мою долю такого счастья не выпало! Цепь ноя так крепко приклепана, что вам и не вздумается снять ее..."
Единственной надеждой на независимость, несмотря на все неудачи, для нее оставался театр. Виктор Гюго только что закончил новую пьесу в прозе "Анджело, тиран Падуанский". В сущности, это была мелодрама в духе "Лукреции Борджа": куртизанка, возрожденная высоким чувством любви (Тизбе), и кроткая женщина, спасенная ею от смерти (Катарина); полный набор эффектов - "узнавание", потайные ходы, склянки с ядом и "крест моей матушки", - но построена пьеса была хорошо, и в Комеди-Франсез ее с восторгом приняли к постановке. А Жюльетта состояла в труппе этого театра. Разве не могла она надеяться получить одну из двух ролей? Она догадывалась, что Гюго опасается доверить свою пьесу актрисе весьма спорного таланта, к тому же подстерегаемой закулисными кознями, и не осмеливается сказать ей это. Великодушная женщина стушевалась. "Отделим друг от друга наши судьбы в театре", - сказала она ему. Это значило, что она отказывается от своей надежды. Она вышла из труппы, так ни разу и не сыграв на сцене Комеди-Франсез; две главные роли достались известным актрисам: одна - мадемуазель Марс, другая - мадам Дорваль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
