Убийцы не заметили метаморфозы Дьявола. Только стоящий в стороне Грубер следил за ним. У посетителя выросли красные кожаные крылья и крохотные рожки на лбу. Зубы были выточены в виде острий пик. И Он издавал нещадное зловоние. Его запах долетал до зокало.
Когда Он избавился от облика Фулда, майор вспомнил о причинах своего присутствия среди «Кадрили». Министр дал ему точное поручение «ради безопасности нации, конца Зла и победы над мраком», если говорить словами Арчибальда Фулда. Сейчас было не время показывать свою слабость.
Он достал из внутреннего кармана пиджака пробирку и стал ее крутить в пальцах, спрашивая себя, каким образом ему поступить.
— Думаю, мы наигрались, — загремел Дьявол.
Ла Вуазен, Палладио и Монтесума обернулись к нему.
Дьявол дал знак венецианцу — тот обогнул свой трон, склонился над инвалидной коляской, достал ларец черного дерева и схватил сломанный стеклянный кинжал. Выражение его лица свидетельствовало, что он безуспешно пытался противостоять приказам Дьявола. И одновременно вновь испытал давно забытое могучее чувство — страх.
Дьявол протянул когтистую руку к Ла Вуазен, и та повернулась к нему спиной. Она подошла к Палладио, который молниеносно развернулся и вонзил обломок кинжала ей в сердце, глядя прямо в глаза. Ла Вуазен икнула, выплюнула немного крови и рухнула к ногам убийцы.
Монтесума все сообразил. Он поднял меч в момент, когда невидимая сила подняла его над террасой и швырнула вниз. Император исчез за парапетом, не издав ни крика.
Потрошительница не шевельнулась. Дьявол перестал ею интересоваться и перенес внимание на Палладио, который рухнул на колени под неимоверным весом, который лег ему на плечи. Палач вновь принял облик Арчибальда Фулда, холодного, сухого и повелительного. Он встал и подошел к венецианцу. Палладио пытался понять, что произошло.
— Договоры… Вы должны их соблюдать, — сказал он, с трудом переводя дыхание.
Дьявол встал на колени с видом глубочайшего презрения.
— Я — Князь Обманщиков, — напомнил Он. — Я ничего не соблюдаю. Моя подпись стоит не больше пуканья кролика, и я ни перед кем и ни в чем не отчитываюсь.
Он встал, решив оставить Палладио в покое. Потом передумал и вернулся, чтобы нанести последний удар.
— Кстати, вы знаете, что Изабелла была агентом Белой Руки? Ах, Десятка вам ничего не сообщила? Арнольфо Гамбини, человек, которого вы убили, был не любовником, а ее учителем. В благородном смысле этого слова. Она изучала вашу профессию, чтобы ослепить вас своим блеском.
Плечи венецианца сотрясались в рыданиях, которые он сдерживал долгие столетия.
— Ревность иногда может выглядеть наивысшим чувством, — сказал Дьявол в заключение и выпрямился.
Грубер по-прежнему стоял у края террасы, когда Дьявол двинулся прямо на него. Майор едва успел зажать пробирку в кулаке. Поразительное обличье Арчибальда Фулда достало сигарету из портсигара с головой Мефистофеля. Постучало ею о тыльную часть ладони и закурило, воспользовавшись древними серными спичками с острым запахом.
— Сообщите Моргенстерн, что я не умер, Грубер. Пусть передаст послание колледжу, если ей нравится. Не прощаюсь с вами.
Дьявол отдал приветствие, щелкнул каблуками и спустился по лестнице, которая уходила в глубины дворца. Грубер не сдвинулся с места, пока не услышал стук подкованных сапог по камню внизу.
— Боже ты мой, — выругался он наконец, когда тишина вернулась на террасу.
Он бросил взгляд на площадку и убедился, что ему ничего не приснилось: труп Ла Вуазен плавал в луже крови; Потрошительница с любопытством окунала носок ботинок в эту лужу; Палладио уходил с террасы с противоположной стороны. Венецианец еще больше помолодел: он выглядел пятнадцатилетним парнишкой. Но майор не забывал о порученной ему миссии. Он направился к опустевшему судилищу, отыскал в щели между двумя плитами в центре пентаграммы окурок. Маска Мефистофеля ухмылялась между фильтром и сантиметром темного табака, недокуренного Дьяволом. Грубер поднял его щипчиками и сунул в пробирку, которую тщательно закрыл пробкой.
— Миссия выполнена, — вздохнул он, разглядывая свое сокровище в свете факелов.
Ночь уже опустилась, когда следователи добрались до дворца. Издали они заметили выходящего из него десятилетнего мальчишку. На нем была рубашка, в которую можно было закутать тройку таких детишек. Моргенстерн и Мартино нерешительно остановились.
— Поднимайтесь наверх и посмотрите, что там происходит, — велела колдунья молодому человеку. — Но никакого ненужного риска.
Следователь углубился в здание. Что мог делать этот мальчишка один во дворе дворца в такой час, спрашивала себя Роберта. Ребенок увидел ее и сделал попытку убежать. Она без труда догнала его через несколько метров.
— Куда так спешишь? — проворчала она, хватая его за руку.
— Оставьте, вы мне делаете больно! — закричал мальчик срывающимся голосом.
Вблизи он выглядел еще моложе. Колдунья дала бы ему семь-восемь лет. И ей казалось, что она уже видела его где-то. У него была голова итальянца — темные, волнистые волосы, смуглая кожа…
— Палладио?
Черты лица ребенка округлялись на глазах. Ему уже было пять лет.
Стриженок ударил ногой по голени Моргенстерн и бросился в лабиринт. Мальчонка уменьшался на глазах и бежал все более и более неловко. Колдунья решила догнать его, когда он споткнулся, упал и, похоже, уже не мог встать.
Монтесума созерцал сцену с последней террасы пирамиды Тлалока, куда его забросил Дьявол. Его гнев был направлен на богиню Войны по имени Уицилопочтли, любительницу человечьего мяса, бессмертную владычицу.
На зокало актер, игравший его роль, был в руках того, кто играл Кортеса. Теночтитланцы затаили дыхание, ожидая рокового удара. Ну и зря: они еще ничего не видели.
Крик младенца вырвал Монтесуму из раздумий. У подножия здания неподвижно застыла женщина. Новорожденный еще вопил изо всех сил, потом крик затих. Через несколько мгновений женщина обернулась к зданию. Ее руки висели вдоль тела. Младенец исчез.
— Что все это значит? — спросил Монтесума у тишины.
Жажда мести вернула ему присутствие духа. Он выпрямился, повернулся к зверинцу и прокричал:
— Я — Уицилопочтли! — Он раскинул руки, считая себя птицей. — Пусть ветер ночи унесет меня! Пусть проявятся силы мои!
Он ощутил, что взмывает к небесам. Он взлетал вертикально над пирамидой. Он летел. На зокало раздался восхищенный вопль. Его приветствовали, его восхваляли, ему отдавали почести!
Он замахал руками с диким воплем. Теперь он летел над деревьями своего парка. Заложил вираж, чтобы вернуться к дворцу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
