«Открыто», – смог я прочитать на табло еще через несколько секунд. Все было проделано без единого звука, как и должен был сработать прибор: не насилием, а уговором. Я отключил отмычку, убрал на место, нажал на ручку – и дверь отворилась неожиданно легко. Поспешно влез снова в унискаф и только после этого прошел в открывшийся проем, затворил дверь за собой и набрал код запирания, на этот раз вручную. И стал обозревать открывшуюся мне картину.
9
«Транспорт „Маркиз Пит“ – Главной базе Сис-темы.
Завершаем последний тормозной виток. Просим сообщить о полной готовности к приему корабля и его загрузке, а также о том, нейтрализованы ли проникшие на планету предполагаемые агенты. Время нашего пребывания на планете ограничено, поскольку темп всей операции ускорен. Я должен стартовать с Ардига точно в рассчитанное ранее время, это дает возможность достичь точки выгрузки по самой короткой трассе. Капитан транспорта Узер Мо».
«Капитану транспорта „Маркиз Пит“ Узеру Мо.
ПСБаза полностью готова к приему вашего корабля. О сокращении сроков мне известно. Эскадрилья перехватчиков поднята для вашего сопровождения. Отправляем вам точный расчет для входа в воду на пике прилива и траекторию последующего погружения, чтобы приливное течение доставило вас к финишу кратчайшим путем. Просим максимально придерживаться этой траектории. Формирование груза полностью завершено, и заливка будет произведена без задержек. Нахождение высаженных разведчиков нам известно, и они лишены возможности предпринимать какие-либо активные действия. Поэтому ваш рестарт сможет беспрепятственно осуществиться вовремя – до появления приливной воды. Желаем вам мягкой посадки. Генерал-максимат Ардига».
Эскадрилья – за исключением шестого корабля – действительно успела покинуть плотные слои атмосферы, и теперь перехватчики заняли места на орбите выжидания, контролируя пространство, в котором вот-вот предстояло появиться ожидаемому с таким нетерпением танкеру. То есть все было в полном порядке.
10
Открывшаяся мне картина не таила в себе ничего загадочного. Нормальный цех… нет, пожалуй, все-таки не цех, а завод по переработке растительного сырья. Переработки во что? Да во что угодно: в пищу для скота, может быть даже и для людей; в органическое удобрение; в сырье для извлечения тех химических элементов, которые при современных технологиях выгоднее извлекать из морской воды, чем добывать из земли; даже в топливо для некоторых видов двигателей; и еще, наверное, во многое другое, о чем у меня и представления не было. Но в общем, как я уже сказал, – никаких тайн. От предприятий такого рода, которые мне приходилось видеть раньше, это отличалось разве что размерами: если мощность его соответствовала величине реакторов, то можно было представить, что его продукции хватит для удовлетворения потребности десятков планет: процесс обработки такого сырья протекает быстро, так что за какой-нибудь месяц готовая масса может выражаться в тысячах тонн. Ну что же, это, в общем, соответствовало тем предположениям, какие успели зародиться у меня еще раньше. Хотя для полного их подтверждения нужно было бы сначала разобраться в составе массы, а отсюда – с галереи почти под самым потолком, на которой я сейчас стоял, затворив за собою дверь из коридора, – понять это было невозможно. Впрочем, выяснение состава массы вовсе не было главной целью моего появления здесь. Собственно, первоначально я собирался попасть вовсе не сюда, однако, раз уж так получилось, стоило использовать сложившуюся обстановку до конца.
Обычно, оказавшись на новом месте, я прежде всего стараюсь снять информацию с его стен и со всего, что в этом объеме находится. Я имею в виду, как вы уже поняли, те следы, что оставляют тонкие тела каждого человека на всем, что находится поблизости от места его пребывания. Затрудняюсь объяснить, как этот съем происходит, потому что и сам не знаю, мне известно только, что такое свойство либо присуще человеку от рождения, либо нет. Если оно слабо, его можно развить, но если его нет совсем – то и не будет, сколько ни старайся. Я владел этим свойством столько, сколько помню себя, и вот сейчас оно снова пригодилось. Задача оказалась несложной, потому что с самого начала здесь побывало не так уж много людей, так что не приходилось разгребать слой за слоем. Следы эти строго индивидуальны, как отпечатки пальцев или персональный геном; и среди почти трех десятков в разное время побывавших тут лиц я уверенно опознал лишь самый свежий.
Потому что след этот оставила Лючана. И, значит, не зря судьба забросила меня именно в этот цех, а не туда, куда я намечал попасть: не в апартаменты здешнего начальства. Значит, удалось все-таки ухватить за конец ниточки. В какую же сторону укатился клубок?
Так и этак прикидывая свои возможности, я спокойно (что вовсе не означает «медленно»), включив незримку, прошел по галерее, деля внимание между путем, которым я двигался, и единственным увиденным мною здесь живым человеком – он находился пока еще достаточно далеко от меня, примерно на полтора уровня ниже, на отдельной площадке, занятой в основном средствами управления этим предприятием: главным пультом и некоторыми вспомогательными.
Человек – он явно был оператором – располагался ко мне спиной и потому меня не только не видел (что естественно), но и не слышал, хотя не потому, чтобы я скользил совершенно бесшумно – для этого я чувствовал себя слишком усталым, – но главным образом по той причине, что он и в тот миг, когда я появился на галерее, и несколько последовавших затем минут был очень занят разговором по связи, из которого я уловил лишь несколько отдельных слов.
Их было достаточно, чтобы понять, что разговор велся на армаге, и это меня не удивило. Все услышанные слова я на ходу сбросил в мик, поручив ему найти между ними какую-то смысловую связь, построить варианты разговора, хотя заранее был уверен в том, что это не получится, да и получившись вряд ли пригодится мне в деле. Однако нечего мику бездельничать, когда мне приходится трудиться в поте не только лица, но и всяких других составляющих организма. А пока оператор разговаривал, а мик прокручивал варианты слов по сотне в минуту, я добрался до трапа, спустился с верхнего на средний уровень, прошел по узким мосткам над крышкой одного из реакторов, на секунду остановился, чтобы выбрать свой дальнейший маршрут, а к моменту, когда оператор закончил наконец свой разговор (а вернее, когда кончили говорить с ним; чем ближе я был, тем больше слов доносилось до меня в целости, и было уже совершенно ясно, что говорил с ним не равный по статусу, а начальник, и, похоже, самый главный здесь), к этому самому моменту я уже, сделав крюк, ступил на мостик, как и хотел, с тыла и даже обождал секунду, пока оператор выключил связь.
Я позволил ему вынуть из нагрудного кармашка платок, вытереть пот со лба и перевести дыхание: всякий разговор с начальством вызывает у человека более или менее стрессовое состояние, так что я даже пожалел его немного еще и потому, что ожидавший его стресс обещал быть куда более сильным. Оператор аккуратно сложил платочек, водворил его в карман, и я решил, что свои ресурсы он исчерпал.
Я вежливо, без тычка приложил к его затылку раструб дистанта и заявил самым обычным, вовсе не угрожающим и не командным голосом:
– Руки на голову, пальцы врозь, сидеть смирно.
Вообще-то в таких случаях чаще командуют: «Руки на стол!» Но сейчас перед ним была слегка наклонная поверхность пульта со множеством кнопок и двумя клавиатурами, в которых мне еще предстояло разобраться. Так что имелась опасность, что, кладя руки перед собой, он невзначай – или не невзначай – заденет клавишу тревоги или что-нибудь еще похуже.
Оператор на мой миролюбивый призыв ответил звуком и действием: от неожиданности икнул, но руки поднял аккуратно, медленно и уместил ладони на лысине так, как и полагалось.
– Умница, – поощрил я его, одновременно вытаскивая дистант из его кобуры, свой же продолжая держать у операторского затылка. – Сейчас мы быстренько подпишем протокол о намерениях: ты обязуешься сотрудничать со мной по мере возможного, а я – не посягать на твою жизнь и здоровье. Тоже в пределах возможного. Я изложил ясно?
Я ощутил, как голова его дрогнула: видимо, у него была привычка выражать согласие кивком, но он вовремя понял, что такое движение мой дистант мог бы истолковать в печальную для него сторону. И он сдублировал голосом:
– Я… ясно.
– Надеюсь, возражений нет?
– Нет-нет, – проговорил он с готовностью.
Мне это не очень понравилось: человек, так быстро соглашающийся, с такой же быстротой может при первой возможности и отказаться от обещаний. По моему убеждению, всякое согласие должно быть выношено и выстрадано – если, конечно, тебе предлагают не то, о чем ты и сам мечтал долгие часы и годы. А в том, что он издавна мечтал посидеть вот так со смертью у затылка, я очень сильно сомневался. Но решил пока этих сомнений не выказывать.
