— Погоди, сестренка, что стряслось?
— Просто мне нужно, чтобы ты забрал Бутча или сказал мне, кому его отдать.
— Если все настолько серьезно и ты действительно больше не можешь за ним ухаживать, ты можешь просто отвезти его ко мне домой. Человек, которого я попросил пожить у меня, охотно позаботится и о Бутче.
— Человек, которого ты попросил у тебя пожить? Ты хочешь сказать, что у тебя с самого начала была эта возможность, но ты тем не менее навязал свою собаку мне?
Молчание.
— О БОЖЕ! Да что же с тобой такое? Зачем тебе понадобилось играть на моих чувствах, если у тебя с самого начала был другой вариант?
— Да затем, что он тебе нужен. Бутч такой же веселый и добрый, как Бенджи, и, кроме него, позаботиться о тебе некому. Я знаю, что тебе хватает одного вида Бенджи, чтобы повеселеть, а Бутч не хуже него умеет поднимать людям настроение. Видишь ли, сестренка, я знаю, что тебе приходится несладко. Я это понял, едва переступив порог больницы. Да и твой голос по телефону сообщил мне, что ты идешь на дно. Поэтому я и решил, что он должен помочь тебе прийти в себя.
И это сделал для меня мой брат? Самый эгоистичный человек на свете? Я зажимаю рот рукой, испугавшись, что вот-вот разрыдаюсь прямо в трубку.
— Слушай, если хочешь, отвези Бутча ко мне домой, — продолжает он. — Но мне кажется, его присутствие тебе необходимо Даже если он и бывает немного шумным.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Я… э-э… я подумаю и сообщу тебе о своем решении.
— Давай, сестренка. Надеюсь, тебе уже лучше. Я скоро позвоню.
— Угу, — говорю я, но связь уже оборвалась.
И пытаюсь понять, как и когда так вышло, что я разучилась сама о себе заботиться. Когда меня настолько поглотила жизнь Евы, что моя собственная начала казаться мне вторичной и не существенной? Потому что мне ясно, что именно это со мной произошло. Я роюсь в ее дневниках, пытаясь понять ее, пытаясь узнать, что скрывает от меня Джек, и совсем перестала думать о себе, о своем выздоровлении, о том, в чем я нуждаюсь, чтобы снова обрести себя. Если я не выздоровею, как я смогу уйти от Джека? Если моя жизнь настолько зависит от того, что он чувствует, от того, что он недоговаривает, от того, какой была жизнь женщины, которую он любил до меня, то где во всем этом я сама? Что будет со мной, когда мне станет известна вся ее жизнь? Что мне останется? Ради чего я буду жить? Мне совершенно не хочется возвращаться на работу, потому что это подразумевает долгие месяцы ношения парика и толстого слоя маскирующих средств на лице. А клиенты станут пялиться на меня, силясь понять, что именно во мне кажется им таким странным.
В настоящий момент у меня нет ничего. Мне необходимо начать восстанавливать свою жизнь. Это вовсе не подразумевает необходимость узнать, что же стряслось с Евой. Это подразумевает необходимость понять, что стряслось со мной и как мне с этим быть.
— Мне нужен психотерапевт, — вслух произношу я.
Мне нужен кто-то, кто поможет мне понять, кем я являюсь в настоящий момент, когда у меня нет жизни вне стен этого дома.
Лай Бутча отвлекает мое внимание от поверхности стола.
— Кажется, ты тоже считаешь, что мне нужен психотерапевт? — обращаюсь я к нему.
Он молча смотрит на меня.
— Отлично. Пойду спрячу дневник, а потом вернусь и поищу номер кого-нибудь, с кем я смогу поговорить.
Джек
Пока я не вошел в кухню, Либби так и не притронулась к ужину. Она сидела в темноте за кухонным столом, ожидая меня. Обычно Бутч радостно меня встречает, но сегодня он только приподнял голову, когда я поравнялся с ним, и, глядя на меня из корзинки, тихонько заскулил в знак солидарности.
Я выдвинул стул и сел напротив нее.
Она смотрела на стол и даже не подняла головы. Так продолжалось несколько минут. Эти минуты показались мне самыми долгими в моей жизни. Они напомнили мне о минутах, предшествовавших появлению «скорой помощи», бригада которой констатировала смерть Евы. Я знал, что они скажут, но все равно затаив дыхание продолжал надеяться на чудо. То же самое я делал сейчас, глядя на Либби. Я затаил дыхание и надеялся на чудо.
— Я думаю, ты не возражаешь, если я побуду здесь еще немного, пока не вернется Калеб и не заберет Бутча? Потом я перееду.
Говоря это, она дрожала всем телом.
— Куда ты пойдешь?
— Я не знаю, скорее всего к родителям, — еле слышно ответила она. — Палома сказала, что придержит для меня рабочее место, но я не уверена, что хочу туда возвращаться. Пока я ничего не знаю. Но мир большой. Я уверена, мне что-нибудь обязательно подвернется.
— Ну да, — кивнул я.
— Я хотела бы, чтобы мы остались друзьями, — добавила она.
— Я не хочу быть твоим другом, я хочу быть твоим мужем, — сказал я.
Я увидел, как больно ударили по ней эти слова.
Бутч тявкает в ответ и с довольным видом семенит к своей корзинке.
— Я знаю, что ты этого хочешь, — вставая из-за стола, отозвалась она. — Но что толку, если ты все равно не можешь? Потому что в своем сознании и во всех остальных отношениях ты все еще женат на ней.
Бег всегда помогал мне избавиться от напряжения и прояснить мысли, но сейчас это не срабатывает. Как в ту ночь, когда Ева рассказала мне то, что в клочья разнесло мой мир. В ту ночь я бежал и бежал… По прошествии нескольких часов это все равно не укладывалось у меня в голове.
То, что Либби от меня уходит, ужасно само по себе. Но что, если она права? Что, если в своем сознании и в сердце я по-прежнему женат на Еве? Это означает, что я был чудовищно несправедлив к Либби, от которой не видел ничего, кроме любви и заботы. Либби, а не Ева, помогла мне стать тем человеком, которым я являюсь на сегодняшний день, и вместо благодарности я ее предал.
Либби
Сегодня Ева лежит на коробках, свернувшись в позе эмбриона. Когда я открываю одну из тетрадей, она едва приподнимает голову, чтобы взглянуть на меня.
Я знаю, что не должна этого делать, но я не могу остановиться и продолжаю читать то, что она о себе написала. В последний раз я остановилась на том, что ей предстояло сделать чудовищный выбор. Иного способа решить свои проблемы она не видела.
Я знаю, какие чувства она испытывала. Вчера вечером я наконец поговорила с Джеком, сообщила ему, что я ухожу. Ничего труднее в своей жизни я не делала. Но если бы я осталась с ним, продолжала бы жить так, как живу сейчас, согласилась бы на роль запасного варианта, то в конце концов это меня просто убило бы. Я себя знаю, и точно так же, как это было с карьерой биохимика и с моими волосами, я лучше не буду иметь ничего, чем соглашусь на какие-то остатки. Я думала, что он любит меня так же сильно, как и Еву, но это не так. А я достойна лучшей участи. Кто угодно достоин лучшей участи.
