– Понимаю, – сказал Фабель. – Удачи вам.
Махмуд повесил трубку.
Фабель позвонил Габи, и они несколько минут весело болтали. Лучик света в его темном царстве.
Положив трубку, Фабель вдруг сообразил, что не помнит, когда в последний раз ел. Он пошел в кухню, наскоро сделал большую чашу салата и заварил крепкий-прекрепкий черный кофе. Затем он хотел позвонить брату, но сообразил, что именно в это время тот очень занят на кухне ресторана. Поэтому он набрал номер Сюзанны. Его приключение в Шпейхерштадте произвело на нее такое сильное впечатление, что она хотела тут же приехать к нему домой – убедиться, что с ним действительно все в порядке. Фабель вздохнул и ответил твердым «нет» – ему скоро опять на совещание в управление полиции. Зато у него есть идея рвануть с ней вместе на остров Зильт.
– С удовольствием, Йен, – сказала Сюзанна. – Думаю, нам обоим это будет полезно. Хоть чуть-чуть отвлечься от всей этой жуткой истории…
«Да, мне тоже хотелось бы отвлечься от всей этой жуткой истории», – подумал Фабель.
После разговора с Сюзанной Фабель торопливо проглотил салат, налил себе еще чашку кофе и перешел в гостиную. Там со вздохом посмотрел на часы: скоро опять на работу, опять копаться в человеческой грязи…
Чтобы хоть как-то расслабиться, он взял одолженный у Отто «Словарь английских фамилий» и, прихлебывая кофе, с интересом листал книгу. Справочники – увлекательное чтение. Их прелесть в том, что можно начинать с любой страницы, открывая для себя что-то новое и беспечно перескакивая со статьи на статью, следуя исключительно за собственным любопытством. Он нашел и свою фамилию – встречается в основном в Нидерландах, Дании и Германии. Фабель прикинул, историю какой еще английской фамилии он хотел бы знать. В памяти всплыло: Максвейн. Что ж, посмотрим на букву «М»… Да, есть Максвейн.
Чашка в руке Фабеля застыла на пути к губам. Кровь застучала в висках. Он с грохотом поставил чашку на блюдце, расплескав кофе, вскочил и забегал по комнате, тряся головой и чертыхаясь. Наконец схватил трубку телефона и набрал номер комиссии по расследованию убийств.
– Черт, черт… – бормотал Фабель, которому казалось, что трубку не снимают целую вечность.
Наконец он услышал голос Марии. Не здороваясь и не представляясь, Фабель выпалил:
– Анна была права… Мы, дураки, просто не врубились! Это – Максвейн. Максвейн означает «сын Свена»… Он с самого начала щеголял дерзостью в электронных письмах, с самого начала указал на себя. А мы зевнули. Наши по-прежнему за ним следят?
– Да. Он под круглосуточным наблюдением. У его квартиры всегда кто-нибудь дежурит.
– Немедленно свяжитесь с ребятами! Если выйдет из дома – пусть арестуют его по подозрению в убийстве. А если нет – пусть ждут нас. Мы приедем с ордером. Срочно соберите всю бригаду в комнате для совещаний. И сообщите адвокату Айтеля, что я собираюсь побеседовать с Норбертом через десять минут – независимо от того, будет он при этом присутствовать или нет. А с вами и остальными я увижусь в комнате для совещаний через пятнадцать минут.
Суббота, 21 июня, 21.00. Аймсбюттель, Гамбург
Впечатления от вечера с необъяснимо страшным Максвейном были все еще живы в памяти, и Анна знала, что в таком возбужденном состоянии ей не уснуть. Дома она первым делом накормила Маузи, смыла косметику с лица и, не раздеваясь, прилегла на кровать… и проспала до пяти часов вечера.
Маузи сидел у кровати, взирая на хозяйку отрешенно-надменным взглядом. Сон не освежил – голова раскалывалась от боли. Анна проглотила две таблетки кодеина и добрых полчаса лежала в ванне. Она нарочно не подливала горячей воды, под конец даже почти замерзла, зато пришла бодрость.
В ванной комнате было чудесно тихо, слышался только плеск воды, когда Анна меняла позу.
В кухне что-то стукнуло.
– Маузи! – крикнула Анна. – Опять безобразничаешь?
Она вздохнула и стала выбираться из ванны.
Когда она, завернутая в большое полотенце, вышла в кухню, ее полосатый кот сидел с испуганным видом у балконной двери.
– А, красавчик, что-то натворил?! – сказала Анна, обводя помещение внимательным взглядом. Не обнаружив нигде ущерба, она открыла балконную дверь, и Маузи метнулся вон из кухни.
Анна взяла открытую бутылку минеральной воды из холодильника, сделала несколько больших глотков, хмыкнула – вода показалась ей диковинно соленой – и все-таки глотнула еще.
Только-только она оделась, как в дверь постучали. Это мог быть только кто-то из соседей – все остальные пользуются переговорным устройством у входа в подъезд. Очевидно, опять фрау Кройцер – старушка, жившая прямо над ней. Фрау Кройцер знала, что Анна работает в уголовном розыске, и заглядывала к ней, чтобы сообщить о какой-нибудь подозрительной личности, которую она видела в «Мини-Маркте», или в библиотеке, или на улице. Анна понимала, что это просто повод поболтать и посплетничать. И действительно, разговор за чашкой зеленого чая быстро соскальзывал на менее криминальные темы.
Распахнув двери, Анна приготовилась сказать: «Добрый вечер, фрау Кройцер…» – и остановилась на вдохе.
Казалось, сердце замерло в груди. На нее смотрели холодные зеленые глаза Джона Максвейна.
– Привет, Анна, – произнес он.
Как и когда он ее выследил? Как узнал ее настоящее имя?
Максвейн добрую секунду наслаждался ее растерянностью, затем с ледяной улыбкой поднял указательный палец, на котором висели на кольце ключи от ее квартиры. Анна быстро покосилась на тумбочку в прихожей, на которую она при входе бросила кобуру с пистолетом. Кобуры не было. И все мгновенно сложилось в ее голове: странный звук в кухне, нервозность Маузи, солоноватый вкус минеральной воды из холодильника…
Максвейн закрыл дверь за собой и смотрел на девушку спокойно, словно чего-то терпеливо ожидая. Таким же равнодушно-внимательным взглядом на нее иногда смотрел зеленоглазый кот Маузи. Она правильно говорила про Максвейна, что в нем есть что-то нечеловеческое. Но то, что забавляет в коте, в человеке страшно. Анна попятилась, споткнулась о порог кухни и схватилась за дверной косяк. Максвейн сделал шаг вперед и подхватил ее под мышки.
– Осторожно, милочка, – без тени сочувствия сказал он. – Думаю, тебе нужно хлебнуть еще водички…
Максвейновский коктейль начинал действовать: Анна уже не ощущала потребности защищаться или бежать.
– Я… мне что-то нехорошо… – пробормотала она едва слышным голосом. Но через секунду уже не помнила, зачем она сказала это. Ей было хорошо. Она погружалась в сладкое забытье.
Суббота, 21 июня, 21.40. Управление полиции, Гамбург
К приходу Фабеля в комнате для совещаний сидели Мария Клее, Вернер Мейер, Пауль Линдеманн, Ван Хайден, а также пара прикомандированных к их следственной группе сотрудников.
Фабель сжимал под мышкой «Словарь английских фамилий» и почти с порога заявил:
– Давайте прямо к сути. У нас новый главный подозреваемый. Или, может быть, второй главный подозреваемый. Джон Максвейн. Двадцать девять лет. Британский подданный, проживающий в Германии.
– А как же Витренко? – удивленно спросил Ван Хайден.
– Василь Витренко, по-моему, тоже во всем этом замешан. Я склонен предположить, что мы имеем дело с преступной парой – учитель и ученик. Или жрец и служитель. Витренко искусно манипулирует людьми, члены его банды видят в нем почти бога и следуют за ним с рабской преданностью. Очевидно, он умеет очаровывать не только своих соотечественников и нормальных людей. Он и с психически ущербными людьми находит общий язык. Похоже, Джон Максвейн под полным его контролем. – Фабель сделал немного театральную паузу. Все жадно ждали продолжения. – Витренко имел возможность прочитать мою статью об одном гамбургском серийном убийце. К тому же криминалистику он изучал в киевском университете, а Украина, как известно, лидирует по количеству серийных убийц. Соответственно строятся и тамошние учебные программы для сотрудников правоохранительных органов. Убийства, с которыми мы имели дело, так удивительно походили на примеры из учебника по криминалистике потому, что они и были слизаны с учебника. Надо думать, именно Айтели, на которых работает Джон Максвейн, познакомили его с Витренко. Айтелю-старшему Витренко помогает в нелегальных операциях с недвижимостью, в которые вовлечена также и американская «одесская мафия». А вместе с Норбертом Айтелем Витренко опаивает наркотиками, похищает и насилует молодых женщин, стилизуя все это под некий древний ритуал. О Норберте Айтеле я говорю с такой уверенностью, потому что у него на левой руке точно такой шрам, какой описала одна из жертв. Я уверен, что через ритуальные изнасилования Витренко сплачивает свою группу – повязывает общими преступлениями. И я опасаюсь, что среди его приверженцев-сообщников окажутся и другие именитые люди.
