Пообрабатывал Василий со скуки свою тарелку, и открылся на ней какой-то рельеф. И уже не тарелка это, а некий ребус. Блямбы неправильной формы, как от расплывшегося металла, между ними процарапаны линии и иероглифы, а вкруг диска — подвижный обод.
— Эй, нательный ум, китайский знаешь? — обратился Василий к бодику.
— С устным китайским у меня сейчас не очень, потеряна часть фонопрототипов и треть семантических ассоциаторов. — грустно произнес электронный напарник.
— Ну, если сейчас тут не высадится китайский десант, то без фонетики мы проживем. Посканируй-ка иероглифы, сейчас я твой глаз прилажу.
Легкий лазерный лучик обежал тарелку и после минутной заминки бодикомп произнес:
— Это иероглифы эпохи Мин.
— И без тебя знаю, что Мин, а не гуталин. Ну как, у тебя и с письменным не очень?
— Это карта. — важно ответствовал бодик. — По которой можно определить положение некого объекта.
— И без тебя вижу, что карта. — соврал Василий. А потом вдруг подумал, не имеет ли видЕние, посетившее его на дне озера, какой-то смысл. Там, в глюке, был китаец, путешественник, которого китайский царь отправил по «скорлупу» драконьего Яйца. А если и в самом деле Ходящий-Мимо знал дорогу и имел карту, которая в итоге упокоилась рядом с его косточками? В конце концов, в императорском дворце должны же были его снабдить маршрутом до «страны динлиней». — Ну, товарищ компьютер, и где этот некий объект, а если точнее скорлупа драконьего Яйца?
— Установите риску обода в том направлении, где сегодня взошло солнце, а саму тарелку сориентируйте по сторонам света, согласно нанесенным на нее символам. — предложил бодик. — Я буду помогать подсветкой.
— Ну, — Василий с трудом повернул обод. — Дальше блистать будешь?
— Если бы я еще мог определить координаты по спутнику, — уклончиво молвил бодик, — то… стало бы ясно, где находимся мы, а где лежит, судя по карте, эта так называемая «скорлупа». Но, если бы я даже сумел это сделать, нас бы сразу засекли.
— Что-то ты темнишь. А еще блеял: «Искусственный разум за вас, Василий Самуилович.»
Бодик ответил молчанием, однако на следующем привале вдруг сделал признание:
— Честно говоря, после падения блок связи у меня еще работал. Он работал вплоть до того момента, как вы избавились от своего маяка, наложив, пардон, два кило жидких экскрементов в лесу. Так что я исправно определял наше местоположение.
— А потом? — спросил Василий, морально готовясь к очередному неприятному сюрпризу.
— А потом я сам пережег собственный блок связи. И как результат — люди с базы окончательно потеряли нас из виду.
— Ах, какой заботливый… Может, иной раз стоило бы и рискнуть, определяючи координаты. Эй, жестяной ум, зачем ты все-таки пережег блок связи, если, как говоришь, перешел на мою сторону? — вцепился Василий, характерным инквизиторским образом приподнимая одну бровь.
— Ну, есть еще одно обстоятельство. — раскололся бодик. — Я перешел на вашу сторону, основываясь на том объеме мотивационной памяти, которую имею сейчас. Однако неизвестно, какие еще данные я могу восстановить. Да, на данный момент во мне победили здравый смысл и мораль библейского толка, но не исключено, что я впоследствии паду в объятия какой-нибудь экстремистской концепции.
— Как же так? Ты, искусственный интеллект, мечешься, словно какойнибудь пэтэушник с поллитровкой в кармане… Но, если ты до недавнего времени аккуратно определял координаты и счислял курс, то, наверное, догадываешься, где мы, где твоя база и где «скорлупа»?
— В мою память никогда не вносились координаты базы и, кроме того, изначально была установлена заглушка на спутниковое ориентирование при расстоянии менее пятьсот километров до нее. Только я попробуй — и мигом сгорит «мама» [17]. Но что касается «скорлупы», то можно попытаться… она находится где-то на Кетско-Тымской равнине, в квадрате тридцать на тридцать кэмэ.
— А поточнее нельзя? Названия каких-нибудь населенных пунктов, озер, рек, лежащих в этом самом квадратике.
— Пожалуйста, Василий Самуилович. Лосиная протока, озеро Някса, озеро Горькое.
Озеро Горькое. Знакомое, вроде, место. Ну да, на полпути между Верхнекамышинским и Камышинским. Кажется, именно там он подхватил эту драконью заразу, ставшую затем дружественным симбиотом.
— Сдается мне, друг железный, что я там был и штаны обмочил. Но в прошлый раз я в тех местах оказался совсем случайно, а нынче ты мне уже выдаешь приглашение с виньеточкой. — поразмыслил Василий вслух, с тоской понимая, что опять встает проблема выбора: геройствовать или жить по-человечески. — Небось, скажешь, что можешь меня туда довести.
— Пожалуй, могу. — не стал отпираться бодик. — Маршрут мне в общемто ясен.
— Спасибо. Это всего пятьсот километров?
— Четыреста семьдесят шесть.
— Ну что там четыреста семьдесят шесть для пешего человека без штанов. — Василию вдруг стало ясно, что он уже выбрал. Он выбрал хотя бы несколько дней пут"вой жизни без всяких борений за будущее человечества.Давай все-таки отправимся в ближайшее селение, где есть промтоварный магазин, теплый сортир и столовка с горячим супом из ведра.
Беседа, которая велась на лесной пролысине, уже стихала, когда Василий увидел, что на него во весь опор несутся два снегохода. Снега было мало, и они страшно дребезжали на камешках, но все равно скорость казалась приличной.
Василий думал открыть огонь, но потом раздумал — ведь у водителей, может, тоже имеется оружие. И здесь, на открытом пространстве, он — хорошая мишень. Рвануть же в лес как будто поздно.
Тогда Василий решил остаться на месте и стоически ждать своего часа. Может, дело ограничиться извечным российским вопросом: «Папаша, закурить не найдется?».
Снегоходы донеслись до него секунд через двадцать и, заложив крутые виражи, остановились. У одного из них имелись на буксире закрытые сани, которые, как и водится, перевернулись. Со снегоходов спрыгнули мужики в одинаковых куртках, они, невзирая на наведенный ствол Василия, пару минут ругались между собой, видно из-за перекантованного имущества. Наконец один из них спросил полуголого пешехода:
— Эй, чувак, не знаешь ли, как добраться до Кетского?
Василий вспомнил, что это недалеко от Верхнекамышинского, большой такой поселок охотников, рыбаков и тех, кто ширяется модельными наркотиками — туда милиция старается носа не показывать. В принципе, с бодиком можно туда дорогу найти — если снегоход является по совместительству вездеходом и катером.
— Буду знать, если возьмете на борт.
— Куда же мы тебя возьмем? Ты какой-то не такой. Похоже, что тебя медведь поимел. Где штаны-то? — поинтересовался один из мужиков.
— Штаны девушке отдал, — сказал правду Василий.
— А пушка тебе зачем? — спросил другой мужик.
— В едУ стрелять. Тут же нет ресторанов и магазинов.
Еще минуты три мужики между собой совещались непонятно о чем — возможно, они думали, как прикончить Василия и присвоить его штурмгевер. Но в конце обсуждения все-таки представились: «Сева и Сеня.»
Сева молвил, указывая длинным грязным пальцем на винтовку.
— Продашь по нормальной цене, тогда возьмем.
— Я продам, а вы мне тут же продуплите башку и заберете назад свою нормальную цену. Давайте лучше в конце маршрута торговать, аукцион устроим.
— А где гарантия, что в конце ты нас не пристрелишь? — спросил Сева.
— Вопрос отчасти справедливый. Ладно, отдам вам все боезаряды, но не пробуйте свистнуть у меня оружие, когда я закемарю — казенник будет закодирован.
Сеня сказал тогда, что они согласны и возьмут его на тот снегоход, где нет буксира — там можно устроиться на облучке. А Сева кинул Василию какието штаны, упомянув при этом, что пару раз протирал ими двигатель.
После этого Василий швырнул мужикам обойму от штурмгевера, ну и заодно разрядил его. Упавший боезаряд Сева поднял и сунул в карман, за что подарил новому попутчику драный свитер. После этого кавалькада двинулась в путь.
Часа три ехали легко и весело, разве что трясло немилосердно, да еще на водных переправах было неуютно. Василий наводил попутчиков на курс, время от времени советуясь с бодиком. Заодно удалось выведать, что Севе семнадцать лет, а Сене пятьдесят семь, оба они неработающие граждане и отправились в тайгу подкормиться. На вопрос, откуда у неработающих граждан первоклассные снегоходы, Сеня подмигнул, и Василий уловил, что парочка друзей просто угнала эти замечательные транспортные средства.
Потом он еще догадался, что Сеня — алкаш, судя по тому, как тот дерганно вел машину, и по причине давешнего спора: бутылкам, разбитым в перевернувшихся санях. А Сева явно бегает от участкового милиционера — судя по ссадинам на костяшках, фингалами под правым и левым глазом, татуировке молодежной группировки в виде радужного стереоскопического ежика.
