— Так какие дела привели? — негромко и спокойно, будто он еще ничего не знал, спросил Бай.
Но Макар лишь кивнул на водительское место:
— Он сообщил?
— Ну сообщил… в общих чертах. Слушаю.
— Совсем худо, Виталий. — Обычно мрачный Макар стал еще мрачнее. — Гурам в Бутырке, ребята — кто где. Раскидали, суки, чтоб связи не было. Гоги убили. Мишу убили. Девку отняли. Большой стыд грозит Гураму.
— А вам что, уже своих баб стало не хватать? — с откровенной насмешкой поинтересовался Бай. — На свежачка потянуло?
— Э-э! — сморщился Макар. — Вадим всех «кинул». Поэтому с его бабой поиграть хотели. На том и загребли. Не успели ее убрать. Целый взвод налетел, повязали…
— Так что же делать-то? Чего ты от меня хочешь? Чтоб я к прокурору пошел и сказал, что Гурам пышных блондинок любит, только и всего? Ну скажу. А дальше что?
— Слушай, — тихо, но очень серьезно сказал Макар, — у тебя очень большие люди есть. Скажи им: нельзя там сидеть Гураму.
— Бабу убирать надо, — притворно вздохнул Бай. — Нет бабы — нет и свидетеля. Остальное — бумажки.
— Если надо, баба — не проблема.
— Ну раз не проблема, с нее и начни. Сам-то как?
Макар вздохнул легко и даже ласково и сказал с легкой
насмешкой:
— Нашелся телок. Вывел сам. За два «зеленых».
— Лимона? И всего-то? Ну и ну… — удивился Бай. — А дальше?
— Все чисто. Даже пересчитать успел.
— Понятно. Значит, сейчас перед Богом уже отчитывается?
— Или чертом, — хмыкнул Макар. — Ему все равно. Малахову — тоже.
— Однако… — покачал головой Бай.
— Гурам просил, — коротко пояснил Макар. — Знал много. Трусил. Заложить мог… Так сделаешь? — Ив упор жестко посмотрел на Бая, который даже слегка поежился от этого взгляда.
— Надо сделать, — уклончиво ответил он. — Но мой план шире.
— Говори.
— На меня тоже наехали. Тот следователь, который вас брал, Турецкий — помнишь его? — Макар кивнул. — Он может Андрюшу запечатать.
— За что?
— А он тебе разве сам не сказал?
— Что он сказал, я знаю, — резко возразил Макар. — Ты ответь.
— Поэтому вам надо немедленно отваливать, — ушел от ответа Бай. — Обоим.
— Сами знаем. Сколько на следователя ставишь?
Бай поднял указательный палец.
Макар подумал и кивнул:
— «Зеленых» — и вперед.
— Конечно. Сегодня, сейчас. А баба?
— Андрюша ее знает, сделает сам. А как— его забота. Ночью и уйдем. Но смотри, Виталий! Гурам ждет «Кинешь», я тебя на дне моря достану.
— Слушай, Макар, — с раздражением повысил голос Бай, но тот перебил его:
— Где ты видел Макара? Ты нигде его не видел и не знаешь. Ты одного Гурама знаешь. И этого тебе — во! — Макар резко чиркнул ногтем большого пальца себя по горлу — от уха до уха. — Был и остался Мкртыч Погосов, понял, Виталий?
Жутковатый, зловещий какой-то был этот недлинный разговор в темном ночном гараже, в наглухо закрытом автомобильном салоне. От слабого освещения лицо уголовника было сизым, словно у покойника, пролежавшего двое суток на жаре. Отвратительное ощущение.
— Ладно, — сказал наконец Бай, — вы решайте с Андрюшей свои проблемы, а мое слово твердое… — Он чуть было не рассмеялся, вспомнив, как развесил уши этот шибко умный следователь-искусствовед, которому он обещал с утра прибыть для продолжения никому теперь уже не нужного состязания, в первую очередь, конечно, самому Баю. — Ты на чем, на каком транспорте?
— Хлебный фургон. У дальних ворот.
— А-а, тогда понятно, — кивнул Бай и усмехнулся: — Большой, однако, мастер мимикрии…
— Чего? — нахмурился Макар.
— Камуфляж, говорю, — вздохнул Бай. Подумал: «Господи, с кем приходится дело иметь!..»
— Мы потом поглядим, кому— фляжка, а кому — крышка! — зловеще отозвался Макар, глядя вслед Баю острыми, прищуренными глазами.
«Смотри-ка, и этот туда же!» — Баю, не видевшему взгляда Макара, стало совсем весело. И он через внутреннюю дверь, соединявшую гараж с домом, направился к себе в спальню за валютой.
40
Александр Борисович Турецкий не знал о том, что его голова тоже оценена в миллион долларов. А если б знал, непременно удивился: что у них в последнее время, лимон «зеленых» — разменная монета?
И еще. Он бы, возможно, все-таки начал волноваться и стал бы наверняка допускать ошибки. Более серьезные, чем те, которых и без того хватало в обычное время.
Нет, ничего этого не было. Просто, подумав, он спросил у Грязнова, где поставлены Эти ловушки. Небось в НТО посмотрели?
Слава открыл капот заленого «жигуля» и показал пальцем.
— Давай-ка лучше я их сниму да подарю Шурочке на память.
Сказано — сделано: операция заняла не более минуты, просто подлезть было неудобно.
Грязнов тут же уехал домой, успокоенный, что теперь-то уж слежка наверняка сорвется, а Турецкий, держа в ладони маленькую полусферу и овальную коробочку, явно не отечественного производства, которые прилипали к корпусу машины с помощью магнитных присосок, снова поднялся в кабинет начальника МУРа.
Меркулов и Романова не удивились его возвращению. Костя только спросил с улыбкой:
— Версия?
— Нет, на этот раз обычная профессиональная предосторожность. — И Турецкий, демонстративно почесав кончик носа, чем определенно копировал задумчивого Меркулова, швырнул найденные предметы в хрустальную пепельницу на столе Романовой. — Я подумал, что мой новый знакомый все-таки недостоин носить звание порядочного человека. И мое доверие к нему, а также его темному окружению сильно пошатнулось. А потому… Что скажете, уважаемые товарищи юристы?
— Скажу: перестань паясничать и поезжай домой. Александра Ивановна, кажется, уже познакомила тебя с древней мудростью, толкующей, что утро вечера… и так далее. А что снял, — Меркулов кивнул на пепельницу, — то правильно. Незачем без дела рисковать башкой.
— Погодите, ведь между утренней мудростью и вечерней, скажем так, глупостью имеет место быть ночь. Не так ли? Вот она-то меня и тревожит. Примеры мировой классической литературы — от слепого Гомера до братьев Вайнеров — свидетельствуют о том, что большинство самых грязных дел, в том числе и убийств, вершатся по ночам. А уж авторы знают, о чем говорят. Что ответите?
— Я повторяю вопрос, — хмыкнул Меркулов, — есть версия?
— А если да, то как?
— Выкладывай, — вздохнул Костя. — За тем, поди, и вернулся.
— Если вы мне дадите пяток оперативников, я этого Бая из России не выпущу.
— Всего-то? — с наигранным удивлением подняла брови Романова.
— Но чтоб толковых. А Славку я домой отпустил. Хватит уже ему без конца свою башку подставлять.
— Ишь, как заговорил! — хмыкнул Костя. — Похоже, растет юноша над собой. Прямо на глазах… А что, Александра Ивановна, может, действительно дать?
— Слухайте сюды, хлопцы. Вопрос первый: откуда такая уверенность?
— А этого разве мало? — Саша ткнул пальцем в пепельницу.
— Мало, Сашка, — кивнула Романова. — Он скажет, что ни сном ни духом… Мало ли кто мог тебе эти штучки-дрючки налепить! Ведь машина у тебя по ночам одна стоит, без охраны. Или, может, на них ихние отпечатки пальцев имеются?
— Логично, — поджал губы Меркулов и стал рассматривать Турецкого поверх очков: чем возразит?
— Не туда гребу… Понимаю.
— Гребешь-то ты, может, и туда, но… — решил подбодрить Костя.
— Хорошо, есть еще один вариант. Я еду в Шереметьево и сижу там, на вылете, до утра. Не засвечиваюсь. Есть там кто-нибудь, чтоб был совсем нашим человеком, а не служил в команде Снегирева?
— А почему именно в Шереметьево, если по одной из твоих предыдущих версий он должен быть на Киевском вокзале? — спросил Меркулов.
— Я не успею сразу в два места. Аэропорт — вернее. А с билетами у него, думаю, проблем не будет. Любое посольство поможет. Но чтоб придать, вернее, добавить ему смелости, я сейчас позвоню ему, посожалею, что встреча нынче не состоялась, и упрошу, уговорю его быть у нас завтра утром для продолжения разговора. Причем говорить буду сухо и безо всяких там «уважаемый», «любезный». Как?
— Но звонить поедешь из своего кабинета, телефон которого он уже знает, — указал пальцем Меркулов.
— А кого ж тебе дать-то? — задумалась Романова.
— Значит, если ты его встретишь в порту, то можешь учинить серьезный таможенный досмотр, проходить который он, естественно, не собирается. Для задержания этого хватит. Для взятия под стражу нужен ордер. Опять же и обыск в доме… — размышлял Меркулов.
— Ох, хлопцы, опять чую авантюру, — вздохнула Романова. — Ну он — ладно, — она махнула рукой на Турецкого. — А ты-то куда, старый? Одна ж интуиция, будь она трижды неладна!..
Костя внимательно поглядел на Шурочку, хмыкнул и стал ожесточенно мять свою бородку.
