старые связи Николая, но одновременно он же и буквально запечатлел проекцию образа звездного адаманта в теле и разуме стажера. Метод, вероятно, действенный, но слишком опасный, а главное, запредельно сложно реализуемый, чтобы стать основой для общей системы инициации Дара.
Сейчас они во главе с Колычевым с помощью искусственного интеллекта «Ночной птицы» поддерживали связь с изолированным в «сфере» разумом Николая. Поток энергии, который подпитывал тончайшую нить, соединяющую его сознание с телесной оболочкой, был столь значителен, что новая энергоструктура росла с огромной скоростью.
– Сокол, каков прогноз?
– За прошедшие полчаса сформировано порядка десяти процентов новой архитектуры связей. За образец была взята ваша, командир, с коррекцией под особенности пациента.
– Это означает, что мы создаем вообще новый алгоритм?
– Да, просто восстанавливать прежний не имело смысла, он был полностью уничтожен, да и не эффективен.
– Значит, понадобится еще пять часов, чтобы собрать новую матрицу?
– Не очевидно. Сейчас формируются стержневые потоки, дальше пойдут разветвления и усложнения по слоям, это может существенно замедлить процесс. Это естественный, пусть и сверхинтенсивный процесс, подхлестывать его нецелесообразно, даже опасно.
– Логично. Нам до Питера еще сутки лететь, если не больше. Должно хватить времени, как думаешь?
– Прогноз близок к ста процентам, командир.
– Отлично. Работаем дальше.
Глава 21
Было уже довольно поздно, когда «Ночная птица» плавно опустилась на бетонную взлетку Гатчинской авиабазы. Диспетчер, давший разрешение на посадку, захлебываясь от верноподданнического восторга, поздравил цесаревича и сопровождающих его лиц с возвращением и кинулся к телефону, чтобы сообщить о такой сногсшибательной новости руководству.
Позади было триумфальное возвращение в Чунцин, когда обезумевшие от радости рейдеры качали сначала Колычева, потом Зимина, затем чудесно спасшегося Чкалова, после чего плавно передислоцировались в местные кабаки, где и продолжили отмечать это замечательное событие.
Чан Кайши устроил в честь небывалой победы над японскими захватчиками пышные празднества и даже ничуть не расстроился, когда ему сообщили, что виновники этого торжества должны срочно вернуться в Россию. Видимо, решил объявить главным победителем себя.
Впрочем, на награды генералиссимус не поскупился. Даже рядовые участники сражения стали кавалерами тех или иных китайских орденов, а капитанам рейдеров достались очень приличные премиальные.
Единственный конфликт возник вокруг захваченного ими трофея. Узнав, что рейдеры пригнали к себе на базу практически не поврежденный фрегат, верховный вождь китайского народа хотел было заявить на него свои права, но получил жесткий отказ.
– Что в бою взято, то свято! – заявили ему приватиры. – Чкалов его на базу привел, ему на нем и летать.
Правда, сам Валерий Павлович придерживался на сей счет несколько иного мнения.
– Такое дело, Мартемьян, – тяжко вздохнув, сказал он Колычеву, – капитана японского ты убрал и движки заглушил так, что узкоглазые даже понять не смогли, в чем дело, и сбежали к такой-то матери… В общем, нам за него даже подраться не случилось… короче, по нашим законам это – твой трофей тоже…
– Да ладно тебе прибедняться, Валера, – отмахнулся Март. – Кто незнакомый корабль с испорченными двигателями смог оживить и своим ходом до базы добрался? Не ты разве?
– Ну я…
– Так чего мнешься, как гимназистка перед борделем? К тому же у меня этих кораблей и без того, как у дурака махорки. Короче, владей!
– Чкаловы милостыню сроду не принимали! – упрямо набычившись, ответил ему летчик-ас.
– Ну что ты будешь делать, – вздохнул Колычев. – И какую долю ты считаешь справедливой?
– Пополам! – решительно рубанул рукой воздух Чкалов. – А что экипажам за абордаж причитается, каждый сам решает.
– Как скажешь, – не стал спорить Март. – Тогда так. Свою половину я сдаю тебе в аренду, как арматор. Идет?
– Идет! – облегченно вздохнул капитан.
Вопрос и впрямь был щекотливым. Рейдеры – народ своеобразный. Забери он добычу целиком, скажут: «Обурел своих обирать». Откажись от нее совсем – «зажрался»! А так вроде и волки сыты, и репутация в целости.
– А мы вас только завтра ждали, – слащаво улыбаясь, заявил примчавшийся как ветер начальник базы. – Главный оркестр ВВФ заказали, трибуны для публики приготовили…
– А ресторан? – усмехнулся Колычев, помогая выбраться наружу бледному как снег цесаревичу.
– Что с его императорским высочеством? – округлил глаза адмирал.
– Укачало, – еле заметно усмехнулся Николай, осторожно ступая с трапа на бетон летного поля. – Ну вот я и вернулся…
Судя по всему, об их возвращении доложили не только аэродромному начальству, поскольку скоро на базе приземлилось множество ботов с самыми разными эмблемами на бортах. На одних красовались знаки командующего ВВФ, на других жандармского корпуса, а на двух самых больших – императорские вензеля.
– Коленька! – бросилась к сыну императрица и, не обращая никакого внимания на присутствующих, принялась осыпать его поцелуями.
– Иди-ка сюда, брат Колычев, – с непроницаемым видом велел Марту царь и отвел его в сторонку.
На языке уставшего как собака капитана «Ночной птицы» вертелось что-то вроде: «Мы, конечно, родственники, но не настолько близкие», но он невероятным усилием смог удержаться от неуместной остроты.
– Мне тут кое-что доложили из Чунцина, – начал император, – да я, признаться, не поверил, что ты такой дурак, чтобы цесаревича в огонь сунуть. А теперь вот вижу, что зря на твое благоразумие полагался… Ты что, мать-перемать, творишь!
– Государь, – кротко отозвался Март, когда первый приступ монаршего гнева миновал, – я со смирением приму любое наказание от вашего императорского величества, но прежде чем огласить приговор, прошу вас… взгляните на ауру вашего сына!
– Что? – грозно нахмурясь, протянул Александр, но потом в глазах его мелькнуло понимание, и он опрометью бросился к цесаревичу и растолкал собравшихся вокруг него людей. Беглый взгляд через «сферу» подтвердил слова Колычева.
Вокруг его сына переливалась небесной синевой с алыми и изумрудными всполохами самая настоящая аура одаренного. Бог весть какой силы и направленности, это станет понятно только через некоторое время после инициации и соответствующих исследований, но главное не в этом. Его наследник – одаренный! И ни одна тварь не сможет протянуть свою грязную руку к скипетру его предков…
– Марцеву сюда! – еле выдавил из себя задыхающийся от переполнявших его чувств отец.
– Но ее превосходительство, скорее всего, спят, – возразил сдуру один из свитских, очевидно, питавший совершенно чрезмерное для его должности почтение к гроссам.
– Да мне по хрен! – вызверился хозяин земли русской. – Даже если она с мужиком спит, выдернуть ее и сюда доставить!
– Ваше величество, – тихо шепнул оказавшийся за его спиной Колычев. – Может, лучше отложить освидетельствование на завтра? Некоторые вещи следует делать на холодную голову…
– Сашка, слушай, что тебе говорят, – поддакнула императрица Евгения, которая, конечно, не могла видеть ауру сына, но кажется, первой обо всем догадалась.
– Ладно! – скрипнул зубами царь, признавая справедливость их слов. – Пусть приедет во дворец с утра…
– Вот и славно, милый! – облегченно вздохнула супруга, бросив при этом полный благодарности взгляд на Марта.
– Послушай, Колычев, – обернулся к сенатору Александр. – Когда-нибудь я тебя за такие фокусы убью, но сегодня проси, чего хочешь!
– Мне ничего не нужно, государь, – быстро ответил ему тот и, видя недоумение в
