В самый день похорон, утром 25 июля, в Бейбурт вступили главные силы действующего корпуса, и с ними прибыл Паскевич. В это время гроб Бурцева выносили из квартиры в походную церковь. Главнокомандующий принял участие в печальной церемонии и, сопровождая гроб, со слезами сказал офицерам Херсонского полка: «Господа! Вы хороните фельдмаршала!» Так высоко ценил Паскевич военные дарования Бурцева.
Внутри православного собора города Гори, у левой стены его, видна небольшая гранитная колонна, увенчанная мраморным крестом, а перед ней – такая же гранитная гробница, окруженная железной решеткой. Под этой гробницей покоится прах храброго Бурцева, а под колонной, в особой урне, погребено его сердце, которое билось при жизни горячей любовью к отчизне и замерло с последним ударом с сознанием свято исполненного долга.
Над гробницей, на медной дощечке, выбита надпись:
«Господь, Спаситель мой, кого убоюся?»
XXIX. В СТРАНЕ ЛАЗОВ
Смерть генерала Бурцева и катастрофа, постигшая его отряд в штурме Харта, хотя и носили на себе характер лишь частной неудачи, но, тем не менее, они ослабили в турках тот нравственный гнет, который вселили в них русские войска своим победоносным шествием к Арзеруму и, как увидим дальше, вызвали такие осложнения в операциях, которые не только замедлили движение вперед, но и совершенно изменили предначертания главнокомандующего.
«Всем было жаль храброго Бурцева, – говорит Пушкин в своих записках об Арзерумском походе, – но это происшествие могло быть печально и для всего нашего малочисленного войска, зашедшего далеко в чужую землю и окруженного неприязненными народами, готовыми восстать при известии о первой неудаче».
И эти слова постороннего участника похода, служившие отголоском лишь мнения большинства военных людей, скоро нашли себе в грядущих событиях полное оправдание. Теперь уже нечего было мечтать о быстром покорении Трапезунда, Сиваза или Токата, а являлась необходимость прежде всего упрочить шаткое положение правого фланга. И Паскевич тотчас двинул к Бейбурту весь отряд Муравьева, стоявший в Ашкале[143], а вслед за ним выступил туда же и сам с гренадерской бригадой, двумя казачьими полками и восемнадцатью орудиями.
Последний курьер только что повез государю донесение главнокомандующего о том, что дела в Азиатской Турции идут успешно и что во всех санджаках распространяется покорность русскому правительству, – как вдруг, в два-три дня, обстоятельства переменились так резко и так неожиданно!
Преувеличенные слухи о неудачном исходе Бейбуртской экспедиции, электрической искрой облетевшие край, вызвали повсюду несбыточные мечты и надежды. Сплотившиеся уже отчасти турецкие войска стали быстро расти, усиливаясь лазами. Ванский паша, устрашенный сначала поражением турецкой армии, теперь вторично шел к Баязету и находился от него в пяти переходах. Весь Мушский пашалык волновался, и значительные массы курдов двигались уже к нашим границам. Беспокойные люди готовы были возжечь дух возмущения в самой столице Анатолии, а возмущение в таком многолюдном городе, как Арзерум, могло поставить русских в опасное положение. Такова мрачная картина, начертанная самим Паскевичем в письме его к государю.
Но опять, как и прежде в июне, Паскевич не спешил на помощь левому флангу, где опасность возрастала почти с каждым днем, а обратил все свое внимание на правое крыло, существенно влиявшее на главные операции. Приготовления к походу шли спешные, и с рассветом 23 июля войска выступили уже из Арзерума, под начальством только что прибывшего тогда на Кавказ генерал-адъютанта Потемкина[144]. Сам главнокомандующий еще оставался в городе. Перед выездом он собрал к себе арзерумских старшин, долго беседовал с ними и, наконец, заявил категорически, что благоденствие жителей будет зависеть от их поведения и что в случае малейших беспорядков город испытает страшную кару. В Арзеруме, под командой генерала Панкратьева, оставлены были Кабардинский и Севастопольский полки, три батальона егерей, три полка казаков и двадцать четыре орудия. Этих сил полагали достаточным, чтобы удержать за собой передовые пункты и наблюдать за спокойствием в самом городе.
Опередив войска, Паскевич 25 июля прибыл в Бейбурт, где уже находилась колонна Муравьева. На следующий день сюда же подошел Потемкин, и весь действующий корпус расположился лагерем на Трапезундской дороге, верстах в десяти за Бейбуртом.
Из тех немногих сведений, которые доставили лазутчики, было известно, что ядром турецких войск служит часть трапезундского корпуса, около которого и группируются лазы. Неприятель занимал несколько укрепленных деревень, облегавших Бейбурт полукругом и расположенных так, что, если бы русские атаковали одну из них, другие брали самих атакующих в тыл или во фланг. Всеми войсками командовал Осман-паша, главная квартира которого находилась в Балахоре, а в прочих деревнях начальствовали храбрейшие и опытнейшие старшины по выбору самого народа. Слух о прибытии Паскевича несколько поколебал их решимость, однако все дали клятву взаимно помогать друг другу и, как обреченные на смерть, поголовно оделись в белые саваны.
Паскевич не стал ожидать более определенных сведений о неприятеле и решил прежде всего наказать жителей Харта, кичливые рассказы которых о смерти русского генерала волновали умы соседних лазов. Нужно было унизить гордость врага в том самом месте, которое он считал недоступным, и пролитую здесь русскую кровь возместить сторицей.
Большая деревня Харт ютилась в северном углу обширной равнины и с трех сторон вплотную окружена была высокими горами. Горы эти, наполняющие собой весь Трапезундский пашалык, упираются своими подошвами в северную окраину деревни и охватывают ее с востока и с запада. Громоздясь над самим селением дикими, прихотливо перевитыми кряжами и уступами, они ниспадают к югу и, обходя Харт, образуют перед ним широкую равнину, простирающуюся далеко за русский лагерь, почти до Бейбурта. Сама деревня, снаружи опоясанная садами и огородами, а внутри укрепленная баррикадами и перекопанная рвами, представляла собой одну из тех крепких местностей, атака которых всегда сопровождается большими потерями. Штурмовать деревню со стороны равнины значило бы опять рисковать жизнью сотен людей, так как восемь тысяч лазов, после отчаянной защиты селения, даже выбитые из него, все-таки нашли бы себе опору в горах, где на каждом шагу сама природа представляла им крепкие оборонительные позиции. Паскевич решился обойти деревню, чтобы атаковать ее с тыла, со стороны гор, и отбросить лазов в открытую равнину, где стояла многочисленная русская конница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
