темнеет с каждой секундой утрачивая связь с реальностью, — беги, маленькая. Быстро беги.
И я бегу.
Под тоскливый стон Лиса, под тяжелое, ужасное молчание Камня.
С колотящимся сердцем, готовым выпрыгнуть и поскакать впереди меня по ступенькам крыльца.
Мимо недоуменно кривящих накрашенные губы девчонок.
Бегу и чувствую, как во мне что-то пробуждается.
Странное такое, непонятное.
Они меня не хотели отпускать. Оба. Но отпустили. Оба.
Это… Что это?
Подарок? Возможность выбора? Возможность выдохнуть? Прийти в себя?
Или…
Что?
_______________________________________
Когда теряется в душе возможность верить и скучать
И, завихрясь на вираже уходит в небеса дыханье,
ты мне позволь на этаже перед квартирой постоять
и, будто выстроив сюжет, вновь пережить твое молчанье.
Мне будет больно, тяжело. Мне будет горько и нелепо.
И столько мыслей намело, и столько дней впустую снова…
Но нас одно с тобой свело, и тянет друг за друга слепо
вот это тонкое стекло и строгость зеркала немого.
и мы, в двух разных плоскостях
но снова в виражах упругих.
и я смотрю, как мы в тенях
так точно отразим друг друга.
7.10.24 М. Зайцева
64
— Итак, сейчас я вас обрадую! — преподаватель по социологии, веселая тетка средних лет, радостно осматривает группу, и все ощутимо напрягаются.
Потому что то, что радостно для преподши, совсем не радостно для студентов обычно. А уж в ее случае — сто процентов какая-то засада будет.
Я только вздыхаю философски: мне ничего не поможет. Зачет, не зачет… В любом случае, не готова.
Разве что, автоматом мне социологию эту проклятую проставят.
А это вряд ли.
— Вместо зачета у нас будет, внимание! Контрольная! — еще радостней провозглашает преподавательница, — ну что такое? Почему такие лица кислые? Это же интересней! И быстрей! Зачет на несколько часов может затянуться, а контрольная — час — и свободны!
Одногруппники по-прежнему вообще не воодушевлены, но не сопротивляются.
А как тут сопротивляться?
Тут выжить бы…
— Вот каждому задание на листочках, — продолжает делиться радостью социологичка, — пишем!
— А вопросы по контрольной можно задавать? — мрачно интересуется мой тезка Вася с дальнего ряда.
— Конечно, — охотно соглашается социологичка, — что я — зверь, что ли, какой-то? Вопросы задавать можно! Я просто отвечать на них не буду!
— У-у-у… — гудит на разные лады группа, а я понуро перечитываю полученное задание. Пустота в голове намекает, что пролет у меня, похоже, с социологией… Хвост будет. Так неприятно! Если бы общага зависела только от успеваемости, я бы после новогодних праздников полетела впереди своего визга из нее.
Но, к огромному моему счастью, в общаге я по большей степени благодаря протекции Колесника, так что… Главное, с ним теперь не налажать, а то я со вчерашего дня все еще не в голосе и в основательном таком раздрае душевном. Песню не выучила, не повторила дома.
Как прибежала вчера, с бешеными глазами и безумной улыбкой на лице, свалилась от избытка эмоций в кровать… И вырубилась прямо в чем была!
Хорошо, хоть пуховичок и обувь успела стащить с себя.
Сердце так стучало, что думала, вообще не усну, но ничего подобного! Словно за пределы мироздания вынесло в одно мгновение!
Наверно, это стресс, все же, организм защищается, как может.
Вот и защитился.
Утром проспала, подпрыгнула на кровати, заметалась, хватаясь за первую попавшуюся одежду, кое-как умылась, почистила зубы, закрутила косу в большущую гульку и побежала, как курица безголовая, забыв обо всем.
Телефон тоже дома оставила и обнаружила это лишь на паре. Прямо перед зачетом, который оказался контрольной.
Маринка, судя по нерасправленной кровати в общаге, пятнистой шее и натертым губам, тоже не особенно готовившаяся к зачету, подмигивает мне со своего места.
Я лишь вздыхаю.
Как не вовремя со мной это все приключилось!
Некстати!
— Лариса Петровна, — в аудиторию входит Сашка Колесник собственной персоной, — можно вас на пару слов.
Социологичка окидывает наши нестройные ряды внимательным взглядом, улыбается:
— У вас есть шанс, ребятки!
И выходит за дверь вслед за Сашкой.
Мои одногруппники, естественно, мгновенно пользуются предоставившимся шансом, доставая кто телефоны, кто пособия, а самые прилежные — конспекты.
Одна я сижу, дура дурой, и пялюсь с вожделением на дверь. Что-то мне подсказывает, что Сашка не просто так пришел! Что он по мою душу!
А если так, то… Может, пронесет?
Через минуту, глядя на лицо социологички, заходящей в кабинет, я понимаю, что мои догадки вполне подтвердились. По мою душу Сашка пришел…
— Василиса, — зовет меня Лариса Петровна, — сдавай контрольную и свободна.
— Но я же ничего… — начинаю я блеять что-то невнятное, но она меня перебивает:
— У тебя будет другое задание, на сегодня свободна.
Решив не искушать больше судьбу, я собираюсь и, под завистливыми взглядами одногруппников, выскакиваю из аудитории.
Чувствую, если такими темпами дальше все пойдет, то общая любовь и уважение мне обеспечены. У нас же обожают халявщиков!
Сашка, нетерпеливо подпрыгивающий с той стороны двери, не дает опомниться, хватает за руку и тащит за собой.
— Саш… А зачет мой? — я не сопротивляюсь, позволяя утянуть меня в сторону выхода сначала на лестничный пролет, а потом и вниз, в вестибюль.
— Нормально все будет, я договорился, Лариса — мировая баба, — коротко отвечает мне Сашка, — у нас сегодня генеральная, а потом корпорат у таких людей, что мне ректор несколько раз уже звонил и один раз даже на ковер вызывал и мозг имел.
— Ой…
— Вот тебе и “ой”, — передразнивает Сашка, — мы должны так показать себя, чтоб универ получил дотации на следующий год! Понятно?
— Ага…
— А ты — нихрена не помогаешь! Фигней страдаешь! Камень еще, блять… Все мозги сожрал!
— Камень? А ты его видел сегодня?
— А то! И видел, и, блять, осязал! Вы поссорились, что ли?
— Н-е-ет…
— А какого хера он с бешеными глазами с утра по универу бегал?
— Не-е-е…
— В любом случае, нам некогда, валим ко мне домой, в студию, там порепетируем. Песню, я так понимаю, вообще не учила?
— Я-а-а…
— Блять, вот почему не люблю работать с девчонками! Вы — дуры все, стоит на горизонте нормальному чуваку нарисоваться!
Он продолжает ругать меня ругательски, пока тащит к гардеробу, пока запихивает меня в пуховик, заботливо перевязывает горло шарфиком.
Я не успеваю ничего даже сказать толком, настолько напор Колесника бешеный и безоговорочный.
Просто лечу за ним по ступенькам вниз с крыльца, прыгаю на заднее сиденье в его машину — вполне себе навороченный джип, где меня встречают уже знакомые все лица.
Парни по очереди здороваются, и дальше мы мчимся по улицам
