курсе, что отца Ляси я очень любила, а почему мы расстались, она не знает. И в свете того, что Рысев не изменял, пожалуй, я, наконец-то, могу рассказать ей всю правду и очень надеюсь, что она меня поймет.
Да. Так и сделаю.
– Хорошо, – наконец-то отвечаю в трубку, – я поговорю с мамой сегодня и все ей расскажу, и… – добавляю, прикрывая динамик ладошкой и понижая голос до шепота. – Леш?
– М-м-м?
– Я люблю тебя, Рысев, – говорю, а у самой от волнения дыхание перехватывает, а по коже бегут мурашки, поднимая волоски от страха. Не знаю, почему сейчас. Почему решила признаться вот так. Не ахти какой момент сказать это впервые, да еще и по телефону, но Леша, кажется, даже теряется. А у меня сердце сжимается в предвкушении его ответа. А когда Рысев, спустя очень долгие минуты молчания, говорит:
– Я завтра приеду, – слишком низким, рокочущим голосом, который вибрацией прокатывается по всему моему телу. – И я очень надеюсь, что ты это повторишь, глядя мне в глаза, – договаривает, понижая голос до интимного шепота, и я слышу в его голосе улыбку, ту самую нежную улыбку, от которой внутри все трепещет, я не могу сдержать тихого смеха, а в уголках глаз уже собираются непонятно откуда взявшиеся слезы.
– Обязательно. Повторю и не раз, только приезжай!
– Договорились. Сладких снов, котенок.
– Сладких, родной!
К губам приклеилась дурацкая счастливая улыбка, и не знаю, сколько я еще простояла бы вот так, пялясь в окно и откровенно притормаживая, если бы не услышала, как за спиной открылась дверь.
– Иланчик? – мамин голос заставляет обернуться. – Не спишь еще?
– Нет, мам. Думаю, нам и правда есть о чем поговорить.
– Сейчас пойду пожелаю отцу спокойно ночи и приду. Встречаемся на кухне? – подмигивает ма, а я улыбаюсь и киваю.
– И от меня спокойной ночи передай, – говорю, а сама топаю на кухню.
Вот сейчас, когда тот самый разговор так близко, изнутри начинает колотить от страха. Руки слегка трясутся, и я даже не с первого раза попадаю водой из чайника в кружку.
Да что же это такое!
Всего лишь разговор.
С горем пополам наливаю чая себе и маме, которая все еще не пришла, и усаживаюсь на стульчик, грея руки о горячую кружку.
– Лана, доченька, – слышу за спиной, и ма прикрывает за собой дверь на кухню.
Ну, вот и все. Отступать дальше некуда.
– Мамуль. Мне надо кое-что тебе рассказать, – поднимаю взгляд, когда родная женщина присаживается рядом со мной на соседний стул, обнимая за плечи и притягивая к себе. Так, как когда-то в детстве. Укладывает ладошку, аккуратно гладит по волосам и шепчет тихонько:
– Я уже все знаю.
– Что? Что ты знаешь? – поднимаю испуганный взгляд на мать.
– Нам с твоим отцом позвонила Ляся. Вчера вечером. И почти час рассказывала про то, какой у нее крутой папа. Лысь из уст Ляси – это, надо полагать, тот самый Рысев?
Ну, вот и приплыли.
От неожиданности я даже дар речи потеряла.
Вот и поговорила. Вот и рассказала. Моя кареглазая партизанка и тут успела быстрее всех!
Смотрю на мамулю во все глаза, ища подвох в ее улыбке, но, кажется, она совершенно спокойна. Даже наоборот, словно рада. За меня? За Лясю?
– Совершенно верно. Рысев – ее отец, – киваю, все еще держась в напряжении и волнительном ожидании эффекта разорвавшейся бомбы. Но мама, судя по всему, устраивать скандал не собирается.
– Значит и правда, вы сошлись?
– Так, – машу рукой, пытаясь собрать разбегающиеся мысли в кучу. – Во-первых, чего и сколько тебе успела рассказать моя болтушка? – спрашиваю осторожно, чуть отстраняясь. – И во-вторых, мне стоит бояться твоего гнева?
– Знаешь, она у нас сообразительна не по годам, – хохочет мама и отмахивается, поднимаясь с места, – все рассказала. Что вы со Славой теперь друзья, что этот ее любимый “Лысь” – брат дяди Славы и что он приехал к внучке на день рождения с огромным зайцем из Америки. А гнева? – неожиданно спрашивает и замолкает мама, бросая на меня задумчивый взгляд. – Лана, еще когда ты вопреки нашим с отцом убеждениям поступила в университет, на то направление, на которое хотела, я поняла, что ругать тебя без толку. И настраивать на тот путь, который нужен нам с отцом – тоже. Ты же у нас упрямая до ужаса! – трогает легкая улыбка губы мамы. – Если уж что решила, то нам с папой остается только принять твой выбор. Да и...
– Все не так плохо, как ты можешь подумать! – перебиваю торопливо, подскакивая с места. – Мама, мы с Лешей…
– Да и, – настойчиво повторяет мама, – когда мы увидели вас сегодня с Лясей, буквально с первого взгляда поняли, что что-то изменилось. В первую очередь в тебе. Всего две недели с тех пор, как вы с Лясей уехали от нас, а судя по твоим глазам – целая жизнь прошла! И это я говорю в хорошем смысле! Ты же буквально сияла, выходя из этого лифта! А тут вот мы такие, нате вам. Помешали, правда? – хитро подмигивает родная женщина, а у меня ощущение, будто она снова мне и в сердце, и в голову, и в душу заглянула, выворачивая наизнанку своей прямолинейностью и спокойной реакцией, которую я совершенно от нее не ждала.
– Вы никогда не можете помешать! – вопреки всему уверяю, кидаясь в родные объятия любимых маминых рук и прижимаясь что есть сил, – я все тебе расскажу, правда. От и до. Но да, самое главное, что тебе нужно знать – я безумно счастлива рядом с Лешей, мамуль. Будто и не было этих пяти лет, что мы не виделись!
– Так, тогда у меня серьезный вопрос. И где твой Леша сейчас? – слышу укоризненное куда-то в районе макушки. – Неужто выгнала из-за нас?
– Ну… – морщусь, заглядывая в так похожие на мои глубокого серого цвета глаза, – я отвратительно поступила, да?
– Да, – не стесняясь, кивает мама. Она вообще никогда не чуралась говорить мне откровенную правду. И да, теперь я чувствую себя еще хуже и еще глупее.
– Я просто не знала, как вы отреагируете. Еще две недели назад я была
