— Мы никому не скажем, — только и ответил он.
Оставшуюся часть пути каждый провел в своих мыслях, пока не показался знак с указателем на Тёллёсе. Город, прославившийся своей железнодорожной станцией, заводом, производящим яблочный сок, да велосипедистом с нечистой совестью, обладателем желтой майки лидера в гонке «Тур де Франс».[32]
— Еще чуть-чуть, — сказал Ассад и указал в направлении центральной улицы, являвшейся неоспоримым центром Тёллёсе, главной артерией провинциального городка. Правда, в данный момент пульс на ней был не так уж заметен. Возможно, местные жители застряли в узких проходах «Нетто» или куда-нибудь переехали. Полное ощущение города, знавшего лучшие времена.
— Напротив завода, вон там, — Ассад показал на виллу из красного кирпича, излучающую жизнь не больше, чем дохлый дождевой червь на фоне зимнего пейзажа. Дверь отворила женщина полутора метров ростом, с глазами еще больше, чем у Ассада. Едва взглянув на черную щетину сирийца, она в испуге отпрянула в коридор и позвала мужа. Видимо, читала о квартирных кражах и почувствовала себя потенциальной жертвой.
— Я слушаю вас, — произнес мужчина, явно не собираясь предложить чашку кофе или хотя бы проявить элементарную любезность.
Лучше поработаю еще по линии налоговых органов, подумал Карл и спрятал удостоверение полицейского поглубже в карман.
— У вас имеется сын, Флемминг Эмиль Мэдсен, который, по нашим сведениям, некоторое время уклоняется от налогов. При этом он не состоит на учете в социальных службах и даже в школе. Поэтому мы решили приехать сами, чтобы обсудить этот вопрос с ним лично.
Тут встрял Ассад:
— Господин Мэдсен, вы торгуете овощами. Флемминг работает у вас?
Карл понял тактику. Сразу загнать отца семейства в угол.
— Вы мусульманин? — спросил мужчина. Вопрос оказался довольно неожиданным, отличный ответный ход. На этот раз, видимо, Ассаду мат.
— Я думаю, это личное дело моего коллеги, — ответил Карл.
— Только не в моем доме, — сказал мужчина и приготовился захлопнуть дверь.
Так что Карлу все же пришлось достать удостоверение.
— Хафез эль-Ассад работает вместе со мной над раскрытием целого ряда убийств. Если сейчас вы только посмеете отвернуться с малейшим оттенком презрения, я задержу вас на месте за убийство вашего собственного сына Флемминга пять лет назад. Что вы на это скажете?
Мужчина ничего не ответил, но явно был потрясен. Причем потрясен не как человек, обвиненный в том, чего он не совершал, а как тот, кого уличили во всамделишной вине.
Они прошли в дом, где им было указано на стол красного дерева, о каком полвека назад мечтала любая семья. Клеенки поверх столешницы не наблюдалось, зато в избытке лежали тканевые салфетки.
— Мы не совершали ничего запретного, — сказала женщина, теребя шейный крестик.
Карл осмотрелся. По меньшей мере три десятка обрамленных фотографий детей всех возрастов размещались на полках дубового гарнитура. Дети и внуки. Улыбающиеся создания с высоким небом над головами.
— Это ваши остальные дети? — спросил Карл.
Хозяева кивнули.
— Они все эмигрировали?
Вновь кивок. Не особо разговорчивые люди, сделал вывод Карл.
— В Австралию? — вклинился Ассад.
— Вы мусульманин? — повторил вопрос мужчина. Что за проклятое упорство. Неужели он опасался, что один лишь взгляд на представителя иной религии обратит его в камень?
— Я тот, кем меня сотворил Господь, — ответил Ассад. — А вы? Вы тоже?
Глаза ссохшегося мужчины превратились в щелочки. Возможно, он привык, что дискуссии подобного рода происходили на порогах чужих домов, но не в его собственном жилище.
— Я спросил — ваши дети эмигрировали в Австралию? — повторил Ассад.
В этот момент кивнула женщина. Значит, у нее имелась голова на плечах.
— Вот, — Карл выложил перед ними фоторобот похитителя.
— Во имя Иисуса, — прошептала женщина, перекрестившись, а ее муж сжал губы и коротко произнес:
— Мы никогда никому ничего не говорили.
Карл прищурился.
— Если вы считаете, что мы каким-то образом с ним связаны, то ошибаетесь. Но мы напали на его след. Вы поможете нам поймать его?
На секунду у женщины перехватило дыхание.
— Простите нам жесткие методы, — сказал Карл. — Просто нам было необходимо вытащить вас на свет. — Он постучал пальцем по изображению. — Можете ли вы подтвердить, что именно этот человек похитил вашего сына Флемминга и, вероятно, кого-то еще из ваших детей, и что он убил Флемминга, получив крупный выкуп?
Мужчина побледнел. Вся мощь, которая концентрировалась в нем годами и держала его на плаву, мигом покинула его. Все силы противостоять горю, лгать своим единоверцам, бежать от всего, изолировать себя, попрощаться со всеми остальными детьми, утратить свое состояние… И, наконец, силы жить с сознанием того, что убийца их ненаглядного Флемминга по-прежнему разгуливает на свободе и не спускает с них глаз.
Все это в одночасье ушло.
Некоторое время они сидели в машине молча, прежде чем Карл нарушил тишину:
— Мне кажется, я еще никогда не встречал настолько измотанных людей, как эти двое.
— Мне кажется, им действительно поплохело, когда они извлекли из ящика фотографию Флемминга. Думаешь, они в самом деле не смотрели на нее ни разу с тех пор, как его увезли? — произнес Ассад, стягивая с себя пуховик. Значит, все-таки ему стало жарко.
Карл пожал плечами.
— Не знаю. Но в любом случае они не хотели рисковать, чтобы кто-то пронюхал, что они по-прежнему любят мальчика. Они ведь сами его выгнали.
— Нюхал? Карл, я не понимаю, о чем ты.
— Пронюхать. Как собака вынюхивает будущие трофеи.
— Трофеи?
— Проехали, Ассад. Просто они хранили в тайне свою любовь к сыну. Остальные не должны были ничего заметить. Они ведь не знали, кто друг, а кто враг.
Ассад некоторое время сидел молча, разглядывая коричневые поля, под поверхностью которых кипела жизнь.
— Карл, как ты думаешь, сколько раз он это проделал?
Как, черт возьми, ответить? У Мёрка не была ответа на этот вопрос.
Ассад тер свои сине-черные щеки.
— Мы все-таки должны поймать его. Правда, Карл? Просто обязаны.
Карл стиснул зубы. Да, просто обязаны. В тот день от пары из Тёллёсе они получили очередное имя — на этот раз преступник называл себя Биргером Слотом. И в третий раз нашли подтверждение уточненной примете. Нужно было искать человека с более широко посаженными глазами. Мартин Холт оказался прав. На все остальное — усы, волосы, взгляд — можно было не обращать внимания. Мужчина с резкими чертами лица, и в то же время какая-то неопределенность. Единственное, что они знали о нем на все сто процентов, — это то, что в двух случаях он заполучал свои деньги в одном и том же месте. На небольшом перегоне между Сорё и Рингстедом, и они уже знали, где. Мартин Холт описал место очень точно.
Они будут там максимум через двадцать минут, но уже стемнело. Обидно.
Во что бы то ни стало нужно будет заняться этим прямо с утра.
— Что будем делать с нашими Ирсой и Розой? — поинтересовался Ассад.
— Ничего особенного. Просто попытаемся с этим жить.
Ассад кивнул.
— Она, наверное, как трехгорбый верблюд, — выдал он.
— Что?
— Так говорят там, откуда я родом. Вещь-для-себя. Трудно оседлать, но забавно смотреть.
— Трехгорбый верблюд… да, довольно уместно. По крайней мере, звучит более приемлемо, чем шизофреник.
— Шизофреник? Там, откуда я приехал, так называют того, кто стоит на трибуне и улыбается, а сам тем временем кому-то сильно гадит.
Снова очень к месту.
38
Звук был неотчетливым и летел откуда-то издалека. Как завершение сна, который все же никак не кончится. Как голос матери, который сложно вспомнить.
— Исабель. Исабель Йонссон, проснитесь! — гремело где-то, словно голова оказалась чересчур большой для усвоения этих слов.
Она чуть повернула тело и ощутила нечто иное, чем гнетущие объятия сна. Смутное чувство парения между тем, что было, и тем, что есть.
Кто-то потряс ее за плечи. Мягко, аккуратно, но несколько раз.
— Исабель, вы очнулись? — спросил голос. — Старайтесь дышать глубоко.
Она почувствовала, как какие-то щелчки проплывали мимо ее лица, но конкретно определить их источник она не могла.
— Вы попали в аварию, Исабель, — сказал кто-то. Это она и сама каким-то образом знала.
Разве это не только что произошло? Ощущение вихря, и выродок, приближающийся к ней в темноте. Кажется, так?
Ее укололи в руку. Это реальность или только ее воображение?
Вдруг она ощутила, как кровь хлынула в голову. Как разум сконцентрировался и мысли преобразовали хаос в порядок. Но она не желала такого порядка.
Наконец она осознала. Он! Мужчина! Она смутно его помнила. У нее перехватило дыхание. Почувствовала, как пульсирует горло и как потребность откашляться вызвала приступ удушья.
