Они с Барбарой вышли в коридор, и Бен не поверил своим глазам: они были в холле со стенами из зеркал и мрамора, пол устилали толстые ковры, потолок был покрыт мозаикой ламп из шлифованного стекла. Барбара потянула его за собой:
— Нам нельзя оставаться здесь слишком долго!
Они дошли до двери, и Барбара сунула в щель для личного номера кусочек серебристой фольги. Прислушалась… потом быстро выдернула фольгу и нажала кнопку.
— Что ты делаешь?
— Там сейчас никого нет. Одна моя подруга здесь убирает. Она и сказала мне об этом. Пришлось заплатить ей десять пунктов.
— Но где мы?
Они уже вошли в квартиру, там было еще великолепнее, чем в холле: высокие потолки, огромные комнаты — двадцать шагов от одной стены до другой.
— А ты не догадался? Здесь живет гражданин категории В.
Они подошли к окну во всю стену — вид был ошеломляющий. Они с Барбарой были высоко над морем облаков, воздух вокруг был почти чистый. Над ними свободно изгибалось черно-синее небо; несколько облаков над горизонтом на западе, освещенные снизу розово-красным светом, казалось, разлетались в стороны. Далеко внизу вокруг дома что-то колыхалось: это было серое море смога.
— Здесь жить можно, правда? — сказала Барбара.
Она подошла к Бену вплотную, и он невольно подался назад.
— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так? Разве ты не рад, что мы опять вместе?
— Слушай, Барбара, я не знаю, меня ли ты на самом деле ждала. Похоже, нас что-то связывает, но я не знаю, что именно. Мои воспоминания… я все забыл.
— Забыл? Кто бы этого не хотел — забыть? Но пойдем, не будем терять времени!
Она шагнула к стенному шкафу, открыла его; как по мановению волшебной палочки, взгляду Бена предстала батарея бутылок всех цветов и размеров. Барбара взяла два стакана и наполнила их. Один протянула Бену:
— Пей! Не надо задумываться!
Она подняла стакан, коснулась им его стакана. Тончайшее стекло зазвенело, и будто что-то шевельнулось в памяти Бена, не сон на этот раз, а подлинное воспоминание о прошлом… но, едва появившись, тут же исчезло. Бен стал пить жидкость, чуточку сладкую, чуточку терпкую и чуточку оглушающую — должно быть, какие-то концентрированные вещества…
— Нам не… Ведь нас могут…
Кончиками пальцев Барбара коснулась его губ:
— Ни о чем не думай — все в порядке!
Через дверь под аркой, открывшуюся в стене, Барбара вошла в смежную комнату и исчезла за углом. Бен медленно пошел за нею следом и увидел, что пол в комнате застлан толстым пушистым ковром — настоящим газоном из крученых ниток, в котором утопали ступни ног. Справа от Бена продолжалась стена из цельного стекла, а перед ней стояла огромная постель, по меньшей мере раз в шесть шире той, на которой он всегда спал.
Позади раздался шорох, он повернулся и увидел Барбару. Она успела за это время переодеться. То, что было на ней теперь, спускалось от плеч до пола и волочилось по ковру. Бен не сразу осознал, что одежда эта полупрозрачная, — он впервые видел тело женщины, и все его куклы не шли ни в какое сравнение с тем, что он видел.
Чувство омерзения, отвращения, которое всегда вызывали у него, возникая в его воображении, такого рода картины, сейчас, к его изумлению, не появилось. Зато появилось и охватило его прямо-таки экстатическое возбуждение, головокружительное раскачивание между ликующей радостью и убийственным смущением, между желанием и страхом.
— Иди же, иди! — прошептала Барбара.
Она легла на кровать, потянулась, вытянулась.
— Я хотел тебя спросить… мы должны…
Бен был не в состоянии говорить связно.
— Тебе не нужно меня ни о чем спрашивать. Это в прошлом, и хорошо, что в прошлом. Мы вместе, и больше я ничего не желаю.
Она притянула его к себе, и то, что произошло между ними, произошло так естественно, что никаких подробностей он потом вспомнить не мог. Осталось только чувство неописуемого блаженства, и чувство это перевесило стыд, вызванный мыслью, что он предался ужасным извращениям, самым тошнотворным отклонениям, какие только можно себе представить.
К себе Бен вернулся лишь только на следующее утро. Всю эту ночь он провел вне дома и за это время нарушил не меньше десятка законов, предписаний и неписаных правил. Они с Барбарой торопливо оделись. В самый последний момент, когда уже наступил рассвет, они вышли, спустились на лифте, и вместе с туманом и кисловатым запахом выхлопных газов на них обрушилась повседневность. Они молча разошлись в разные стороны.
Бен понимал, что объяснить, где он был это время, ему будет нелегко; нужно спокойно что-то придумать. Ибо он не может отрицать сам факт: незаконное отсутствие в ночные часы. Это влечет за собой не только вычет пунктов, но, как правило, и расследование. Его обрадовало, что, входя в свой жилой блок, он никого не встретил. Он прошел в спортивный зал, оттуда — в небольшой подвал, где хранился спортивный инвентарь. Закрыл за собой дверь, достал из кармана полиэтиленовый чехольчик с личным номером. Оторвал часть прозрачного чехольчика, покрывавшую карточку с передней стороны (она была той же величины и формы, что и сама карточка), и принялся тереть ею, прижимая изо всех сил, о пластик пола. По пылинкам, которые начали приставать к полиэтилену, Бен понял, что материал наэлектризовался. И тогда он всунул полиэтиленовую пленку в щель двери. Он рассчитывал на то, что чувствительные к заряду моновибраторы будут этим выведены из строя. И когда он, вытащив из щели пленку, вставил вместо нее сам номер, то увидел, что надежда его сбылась: дверь не открывается.
Теперь он стал ждать и, когда в спортивном зале послышались шаги, застучал в дверь и закричал:
— Я не могу выйти, замок сломался!
Его услышали, и вскоре дверь открылась. Бен сразу направился к модератору, заявил, что просидел запертым в подвале всю ночь, и попросил, чтобы от утренних занятий его освободили. Пришлось ждать прихода мастера из отдела ремонта — он должен был установить, что именно произошло, после чего Бена отпустили и даже разрешили лечь в своей спальной кабине.
Как приятно было нежиться в своей постели, зная, что остальные сейчас в классах и спортивных залах! Собственно говоря, его должна была мучить совесть: ему бы никогда в голову не пришло, что он способен так легко отбросить основные правила, определявшие до сих пор его жизнь. Но почему-то он чувствовал себя превосходно, и не только из-за приятной усталости, которую испытывал: он теперь ощущал в себе силы, о существовании которых до этого не подозревал, и им владело неодолимое желание ставить перед собой трудноразрешимые задачи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
