Человек пять сидело на обыкновенной уличной скамейке. Остальные стояли плотной группой рядом. Внешне меня трудно было выделить из толпы, спасибо Дому и моей находчивости, я выглядел даже покрепче многих семеновских бойцов. Но ведь внешность обманчива! Где можно использовать мои непомерно развитые мускулы, кроме как на тяжелой физической работе? У каждого из моих временных соратников по оружию был за плечами огромный боевой опыт. Они воевали, захватывали и освобождали, стреляли в живых людей, сами рискуя быть подстреленными. Такой опыт не заменят никакие тренировки в тире и на тренажерах. А мое карате с отражениями в зеркале, без партнеров? Это ведь даже стыдно кому-то рассказать…
В ночной тишине взвыла собака. Скулеж длился несколько секунд, тут же залаяла другая, но успела гавкнуть всего лишь раза два. Эстафету подхватили собаки в других местах, этим никто лаять не мешал, и они расстарались вовсю. Еще через несколько секунд в окнах второго этажа «нашего» дома загорелся свет. — … твою мать, — выругался Семенов.
Загалдели и остальные, значительно перекрывая начальника ненормативностью своей лексики.
— База, база, — заскрипела рация в чьих-то руках, — вам что, не интересно? Почему молчите? Прием. — Интересно, — Семенов выхватил приемопередатчик, — говори. Прием.
— Двое наших подошли через соседский огород. Один залез на забор, посидел, помяукал. Потом что-то кинул и спрыгнул. Собака завыла, дальше непонятно, я не видел, как он бежал, а он уже у второй собаки стоял. Она гавкнула и все. Я еще увидел, как он к стенке дома прижался. Потом во дворе фонари загорелись, прибор мой перестал тянуть. Фонари мешают. Прием. — Из дома кто-нибудь выходил? — спросил Семенов. — Прием. — Пока никого. В окна смотрят, наверное. Прием. — Мертвых собак из окон видно? Прием. — Видно. Прием. — Жди-жди, мы подходим.
Отряд двинулся к дому, по ходу дела распределяя обязанности. Как я понял, пока было решено затаиться вокруг двора, не перелезая через забор. Собаки по-прежнему лаяли, но уже без прежнего задора.
Семенов не пошел вместе со всеми. Он присел на скамейку, отложил приемопередатчик, вытащил из кармана радиотелефон. Связался с кем-то, перекинулся парой слов.
— Все идет по плану, — он повернулся ко мне. — Часа полтора у нас есть. Ваш чурка едет сюда. Никуда не денется. Все идет по плану.
— Какому плану? — до меня наконец дошло. — Он подойдет к дому и вдруг увидит, что собак нет. Уже рассветет, наверное… Он же все поймет сразу!
— Тут мы его и возьмем, — радостно заявил Семенов. — Прямо у калитки. У нас же тут целая армия! Рассадим всех, он к калитке подойдет, а мы ему все одновременно — по ногам очередями. Ведь кто-нибудь попадет, как ты думаешь? В живых-то он останется, а ноги… На кой нам черт его ноги? Тебе что, танцевать с ним надо? — А зачем мы сейчас мучаемся, дом берем, если он нам для засады не нужен?
— Как же можно целый дом в тылу оставлять? Там четыре человека, кто знает, что у них есть? Они могут либо Большого прикрыть, либо… Ты знаешь, они же его и сами застрелить могут, чтобы он у нас не раскололся. — База, база, — ожила рация, — меня кто слышит? Прием.
— Слышу, Витя, — Семенов схватил аппарат. — Я тут сбоку, расскажи, как кино. Прием.
— Наш убрал охранника, — сказал Витя, — вошел в дом. Сразу весь свет погас, наверное, пробки нашел. Теперь видно отлично. Кто был наверху — там и лежит. А двое других вылезли из кроватей и ползут по полу. В разные стороны. А наш на карачках идет. Еще несколько наших перелезли забор…
— Эй! — я дернул Семенова за рукав, — останови ваших. Их же Седой в темноте прикончит.
— Витя! Витя! — командир пытался позвать наблюдателя, но тот, не сказав заветное слово, не переключился на прием и продолжал что-то бормотать в микрофон. Семенов выматерился и побежал к дому. Я спокойно пошел за ним.
Можно было двигаться и помедленнее, я прождал еще минут десять, прежде чем в доме загорелся свет. Кто-то подогнал УАЗик с брезентовым верхом, туда погрузили двух мертвых собак и одного охранника. Судя по тому, что больше никого не выносили, двое ползавших по полу пока жили. Оставалась еще одна маленькая загвоздка. Человек на втором этаже.
Зайдя в дом, я оказался в «первых рядах». Седой, несомненно, был главным действующим лицом сегодняшней ночи, но ведь он — «при мне». Или я — «при нем»? Во всяком случае, наверх поднялись мы с ним, Коля-«афганец» и еще парочка боевиков. Все быстро проскользнули мимо двери в заветную комнату, только я стоял немного в стороне.
— Заперто, — подвел итог Коля, как можно бесшумней пытавшийся толкнуть дверь, оставаясь при этом не в дверном проеме. — Где у нас ключник?
Подошел еще один мужик. Наверное — профессиональный взломщик. Боязливо покосившись на дверь, он повозился с замком. Усмехнулся. — Это вообще не замок. Открыто. И резво отодвинулся подальше от дверей.
Седой не спешил, а остальные и подавно. Чувствовался в этом деле какой-то подвох. Кто может настолько безразлично относиться к чужому вторжению в дом? Почему?
— Может, это баба ихняя? — подал голос один из боевиков. — Эти трое все по виду кавказцы. Как бы они могли тут без бабы прожить? Седой тяжело вздохнул, взял пистолет наизготовку.
— Давайте, — сказал он, — за мной. Только не стреляйте зря. Здесь кто-то безопасный.
В комнату врывались — как в кино. Построившись клином, все с пистолетами в вытянутых руках.
Ну, ворвались. В комнате загорелся свет. Кто-то из наших хихикнул, двое вышли, на ходу убирая оружие. Заинтригованный, я заглянул. Коля прислонился к стене, Седой проверял постель. А в центре комнаты стоял, качаясь, как от сильного ветра… обыкновенный мальчишка в трусах и в майке.
«Чушь какая-то, — подумал я. Что на одной из главных баз Бахтияра может делать мальчишка?» У меня в голове зашевелились кое-какие подозрения. Кто-то тут сказал, что все трое из этого дома — кавказцы. У нас в армии про кавказцев довольно определенно говорили… хоть я и не очень-то верил… Может быть, этот мальчишка им всем троим здесь женщину заменял?
Действительно, мальчик выглядел замученным до крайности. Невероятно бледный, с какой-то просинью, худой, почти как узник концлагеря. Я даже затруднялся сказать, сколько пареньку лет. А быть ему могло… от тринадцати до… семнадцати. — Кто ты, мальчик? — спросил Седой. — Как тебя зовут.
Струйка слюны вытекла у мальчика из уголка рта. Он смотрел на нас и ни видел. Ничего не читалось в его взгляде.
— Эй, парнишка! — Седой положил мальчику руку на плече. — Тебе холодно. Оденься. Ничего не бойся, мы тебя не обидим. Скажи что-нибудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
