Управляющий с неожиданным для его лет проворством исполнил приказ хозяина. Щелчок — вспыхнул экран. Цех № 1, цех № 2…
— Рабочие успокоились, сэр, станки работают…
— Я хочу пройти по цехам, — вдруг сказал сенатор, останавливаясь посреди комнаты. — Проводите меня!
— Я к вашим услугам, сэр.
Эллипсовидная из пенопласта калитка автоматически открылась, и они вошли в цех. Над головой висела выгнутая между двумя высокими стенами стеклянная крыша, переплетенная паутиной металлических конструкций. В цехе было тяжело дышать. Работали станки-автоматы, гудели моторы. Посреди цеха шла длинная лента конвейера.
Сенатор постоял минуту, осматриваясь, затем взмахнул тростью и бодро зашагал вперед. Почти никто из рабочих не обращал на него внимания. Подбегали только мастера и вместе со Спайтом направлялись вслед за сенатором, готовые ответить на любой вопрос босса.
Обходя длинный ряд станков, сенатор то и дело останавливался. Постоит, опершись на трость, подумает о чем-то и идет дальше. Со стороны можно было подумать, что он любуется работой машин, которые сами вращали сверла, вырезывали канавки на деталях, переносили их на ленту транспортера. Сенатор был горд: он владел всеми этими умными механизмами. Но еще больше согревала его душу мысль о своей всесильной власти над людьми, которые обслуживают эту технику, Возле маленького столика стоял рослый юноша в коричневом комбинезоне. Он держал в руках какой-то валик и улыбался. Уолтер приказал Спайту подозвать рабочего.
Тот медленно подошел и с улыбкой сказал:
— Чем могу служить, сэр?
В глазах Уолтера запрыгали холодные искорки.
— Почему ты смеешься, дурак? — почти закричал он.
— Мне весело, вот я и улыбаюсь, — ответил рабочий. — Я уверен, что за это наш уважаемый Билли Спайт не оштрафует.
— Наглый щенок! — прошипел сенатор. — Ты забыл, что праздные шутки на предприятиях моей компании раз и навсегда запрещены? Мне тут нужны только руки и мускулы. Ступай прочь! — распорядился он в сердцах.
Юноша повернулся и, беззаботно насвистывая мотив «Крошка Дженни», зашагал к столику.
Билли Спайт растерянно заморгал безресничными веками: дьявол подсунул боссу этого бестолкового молокососа! Сегодня ему, Билли, весь день не везет. Ну ладно, парень этот еще наплачется!..
Уолтер стукнул тростью и, указав ею на станки, спросил:
— Мистер Спайт, вы ничего не замечаете?
— Это автоматическая линия, сэр, — услужливо ответил управляющий.
Сенатор повертел головой.
— Вы — слепец, Билли, вы ничего не видите дальше своего носа, — недовольно пробурчал он. — Ваши рабочие работают и улыбаются. А почему? Сенатор обвел взглядом весь цех. — Смотрите: стены розовые, станины станков — красные. Любо посмотреть, а? Не хватает только красного флага! Неужели вы не понимаете, что красный цвет вызывает коммунистические настроения и неповиновение? Вы ограниченный человек, Спайт. Из-за вас я теряю доллары…
Управляющий склонил голову:
— Виноват, сэр…
— Рабочих нужно приучать не к улыбкам и шуткам, — поучал сенатор. — Тогда у них никогда не возникнут мысли о забастовках. Советую вам сегодня же перекрасить стены цехов в черный цвет, станки и машины — в зеленый. Слышите? Вы сами завтра скажете, насколько я практичный и прозорливый человек.
Билли Спайт почтительно заглянул в глаза хозяину.
— Все будет сделано, сэр!
— Вот это разговор, — приходя в равновесие, ответил Уолтер. — Что ж, на сегодня хватит.
Глава седьмая
Скоростной экспресс мчался легко и быстро: его вел атомный локомотив. Хромированный, яркий, с округлым корпусом, он напоминал скорее всего ракету.
Вслед за локомотивом, радуя взор широкими овальными окнами и блеском лакированных крыш, катились вагоны. Они были двухэтажными, но казались не очень высокими. Широкая — более четырех метров — колея позволяла конструкторам удобно распланировать всю площадь вагонов.
Купе нижнего этажа оборудованы, как судовые каюты-люкс, — со столиками, диванами и гардеробами для одежды. Пассажир может принять ванну, хорошо отдохнуть.
На втором этаже размещены комфортабельные салоны, кинозал, ресторан.
Наташа ехала в купе одна. Прошло уже больше часа, как она выехала из Минска, но путешествие ей не только не надоело, а, наоборот, становилось все интересней и даже очаровывало.
За окном кружились, уплывая назад, неповторимые белорусские ландшафты. Экспресс то вдруг стремительно пролетал по узким коридорам темных боров, то властно вздымался на зеленовато-рыжие пригорки, то грохотал между тяжелых ферм мостов и вырывался на луговой простор..
Хотя в купе веяло покоем, уютом, тишиной, в душе, возникало ощущение стремительного полета. Можно было включить телевизор и посмотреть передачу из любого города этих краев, но иное привлекало Наташу. Она стояла возле окна и никак не могла оторвать взгляда от весеннего раздолья. Поля уже почти очистились от обильных в ту зиму снегов. Возле самого железнодорожного полотна вилась проселочная дорога. На ней то там, то здесь вспыхивали серебристые зеркала полноводных луж, в которые смотрелись белые, вымытые первыми дождями облака.
Весна… Пробуждалась природа, дышало теплом небо. Для Наташи эта весна была по-особому прекрасной: девушка ехала навстречу своему будущему.
Ничто так не волнует человека, как предчувствие перемены в жизни. Возникают новые и новые мысли, планы, предположения. Человека всегда манит что-то новое, неизведанное. Он стремится в грядущее время всеми силами души. Но не всегда прекрасные мысли сбываются. Жизнь идет извилистыми тропами и требует от людей не одних только мечтаний, а поступков, действий, борьбы.
Под вечер у самого горизонта возникли окутанные тучками очертания высотных зданий. Приближалась Москва.
Перестук колес на стрелках. Разветвление десятков рельсовых путей — и экспресс остановился. Наташа первой выбежала на платформу вокзала. Теплый весенний ветер мягко ударил в лицо, распахнул полы пальто. Весна и Москва было от чего закружиться голове. Ведь Наташа так ждала этой встречи…
Людской поток вынес ее к метро. Москвичи — народ торопливый, и Наташа вдруг тоже заспешила. Взбежав на дорожку эскалатора, вдруг вспомнила, что совсем близко, на Арбате, живет ее подруга Зина Кужель. «Заеду посмотрю», — решила Наташа.
Когда она подходила к легкому зданию, облицованному плитами уральского Лабрадора, солнце уже садилось. Камень горел багрянцем. Наташа поднялась на лифте на двадцатый этаж и здесь лицом к лицу встретилась с подругой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
