Согласно финансовой статистике ВПЦР (за 1924, 1926, 1927 гг.) и данным ГПУ (за 1925 г.), как наиболее правдоподобным и заслуживающим доверие, рост численности приходов УАПЦ наблюдался до середины текущего десятилетия, а затем их количество стабилизировалось. В ее лучшие годы их было около тысячи или чуть больше[725]. В то же время «тихоновских» и обновленческих приходов было в несколько раз больше. Например, по данным ГПУ на 1 января 1925 г. у УАПЦ было 989 приходов (680 278 прихожан) и еще 49 (45 015 прихожан) у Братского объединения приходов Украинской православной автокефальной церкви (БОПУПАЦ) – созданного спецслужбами «откола» от УАПЦ. У «тихоновцев» же насчитывалось 6453 прихода, а у обновленцев, которые боролись в основном за «тихоновскую» паству, – 1497. Соответственно, верующих было 4 819 627 и 921 880 человек[726]. Другие данные в целом подтверждают это соотношение. Таким образом, количество приходов УАПЦ составляло восьмую-десятую часть от числа всех православных общин Украины, а количество прихожан было примерно в 8–10 раз меньше, чем у РПЦ и обновленцев.
Конечно, здесь можно говорить лишь о той части населения, которая считала себя верующей, состояла в церковных общинах или по традиции, в силу обычаев, участвовала в церковной жизни[727]. Цифры отражают количество членов общин, оставляя за рамками скрытую религиозность, которая была высокой даже в городах. Но вместе с тем люди, отходившие от церкви, в своем большинстве придерживались коммунистической идеологии, что очень часто (хотя и не всегда) означало несовместимость с идеологией украинского движения. А большинство тех, кто разделял последнюю, так или иначе участвовали в жизни УАПЦ.
Русская православная церковь испытывала на себе куда большее давление и репрессии, чем автокефалисты и прочие церковные группировки, и с большим трудом добивалась регистрации своих общин, которые могли по численности на порядок превосходить общины УАПЦ. Русское и прочее православное неукраинское население также существенно не влияло на это соотношение, поскольку действующих приходов было гораздо больше на чисто украинских этнических территориях и заметно меньше на востоке и юге республики и в городах, где доля этнических великороссов была заметно выше. Характерно, что даже в тех регионах, где УАПЦ имела наиболее прочные позиции, количество «тихоновских» и обновленческих приходов в несколько раз превышало число «украинских». Например, в Киевской губернии это соотношение было следующим: УАПЦ – 468, РПЦ – 1047; в Подольской – 268 (вместе с БОПУПАЦ) против 933; в Полтавской – 127 против 1018! Если к «патриаршим» общинам прибавить обновленческие, то соотношение становится еще более очевидным[728]. Чем же было обусловлено такое соотношение между Украинской автокефальной и Русской православной церковью и почему украинский народ отдавал предпочтение именно последней?
Конечно, неприятие УАПЦ могло быть вызвано многими причинами: от автокефальности и безблагодатности церкви до обновленческих черт – бритых священников, одетых не в рясы, а в полувоенные френчи, и женатых епископов, посещающих рестораны и ведущих светский образ жизни[729]. Были люди, которых не смущал принцип автокефальности, но не устраивал способ ее получения. Другие ничего не имели против украинского языка, но негативно относились к «радоправию» и ВПЦР. Но всех этих людей было меньше, чем тех, кто либо принимал, либо напрочь отвергал УАПЦ в том виде, в котором она существовала.
Сторонники последней, как того времени, так и современные, причиной враждебного отношения к УАПЦ значительных масс крестьянства усматривали целенаправленную агитацию «тихоновского» духовенства, монашества (после закрытия большевиками монастырей монахи и монахини разошлись по селам Украины) и епископата. Безусловно, их направляющую и организующую роль отрицать нельзя. Но ведь и духовенство, и монашество являлись представителями украинского этноса и в повседневной жизни говорили на той же народной мове, что и их паства. И только их влиянием объяснить неприятие УАПЦ невозможно. К тому же есть немало примеров того, когда их агитация оказывалась безуспешной и верх брали представители украинских Рад и ВПЦР, за которыми шли местные крестьяне[730]. Ведь имелись люди, и притом немало, которых не смущало ни самосвятское происхождение иерархии УАПЦ, ни ее неканоничный характер, ни соборноправное устройство, ни обновленческие черты, ни украинизация. Те, кто в участии в церковной жизни усматривал своеобразный протест против большевиков как таковых (помимо просто верующих), вполне удовлетворялся «монархической» и «консервативной» РПЦ. Те же, кто в этом протесте хотел видеть еще и национальный подтекст, становились в ряды сторонников УАПЦ. Главным для этих людей было то, что это была «национальная украинская церковь».
Конечно, не все прихожане УАПЦ были националистами (так же как и не все те, кто остался верен канонической церкви, были чужды украинским чувствам). Большую роль в принадлежности к той или другой церкви играли случайные обстоятельства, не всегда зависящие от воли конкретного человека. И все же многие люди успели проникнуться национальным духом, именно будучи ее прихожанами.
В основе межцерковного противостояния на Украине в 1920-х гг. (как и теперь) лежала все та же борьба идентичностей и мировоззрений, борьба украинского национального фантома за свое утверждение. Вся деятельность автокефалистов это наглядно демонстрировала. Но и в основе неприятия УАПЦ «тихоновцами» тоже лежал национальный фактор, пусть и закамуфлированный сугубо церковными догмами и нормами и ярче всего проявлявшийся в споре о языке богослужения. На оселке автокефалии и «национальной» УАПЦ проверялось (и проверяется до сих пор) отношение человека к вере, церкви, к национально-украинским идеям и ценностям, к идее общерусского единства в его церковной и культурной ипостасях. Одни держались веры предков, не желали разрыва евхаристического единства Православного мира, противились превращению церкви в арену политической борьбы и национального сепаратизма. Другие больше веровали не в Бога, а в украинскую нацию, посвятили себя борьбе за украинское дело и «Заповит» Т. Шевченко почитали больше, чем «Отче наш». Но тех, кто вслед за тем же Шевченко был готов за Украину «проклясть» «святого Бога» и «душу погубить», как видно из статистики, было, особенно среди простого народа, явное меньшинство. УАПЦ была «своей» для тех, для кого «Украина», «украинский» и «национальный» стали символическими, самодовлеющими ценностями, определяющими мировоззрение и общественное поведение.
Как же строились отношения между УАПЦ, этим оплотом национального движения, и большевиками? Здесь нет необходимости подробно останавливаться на всех перипетиях взаимоотношений УАПЦ и Советского государства. Важнее передать их суть и характерные черты. Несмотря на постоянные заявления автокефалистов о том, что национальность понимается ими «не как фетиш», что через грань, отделяющую национальную церковь от националистической, а национальное чувство от национализма и шовинизма, они не перейдут и что «церковное движение – не политическое и с петлюровским никак не связано»[731], большевики прекрасно знали, что оно собой представляет и на что нацелена его работа. Однако на протяжении всего десятилетия УАПЦ продолжала действовать более-менее свободно, насколько позволяли условия коммунистического государства. Вначале она оказалась даже в более выгодном положении, чем РПЦ, – общины автокефалистов чаще регистрировались, им чаще передавались храмы, против нее в меньшей степени была направлена антирелигиозная пропаганда. Хотя уже в мае 1921 г. Политбюро ЦК КП(б)У приняло резолюцию «Об автокефальной церкви на Украине», поручавшей Наркомюсту собирать сведения об автокефалистском движении и его связях с петлюровщиной, а спецслужбам – наблюдать за «контрреволюцией, прикрывавшейся религиозными вопросами»[732]. Эта резолюция открыла дорогу множеству постановлений, направленных на изобличение УАПЦ как филиала «жовто-блакитной контрреволюции».
Тем не менее УАПЦ продолжала расширять сеть своих приходов и действовать относительно свободно. Терпимое отношение к ней большевиков было продиктовано несколькими причинами. Прежде всего тем, что одним из основных идеологических конкурентов коммунистов являлась РПЦ и потому их целью было ее всемерное ослабление и дискредитация. Помимо прочих акций, они поддерживали оппозиционные группы внутри ее или же создавали их специально. Раскол, приведший к появлению на свет УАПЦ, означал ослабление Русской православной церкви. Другие причины лежали в социальной и национальной плоскостях. УАПЦ вписывалась в политику «украинского нэпа» как нельзя лучше. Ее наличие служило способом нейтрализации антисоветских настроений среди интеллигенции, буржуазных элементов города и села и той части крестьянства, которая шла за украинским движением. Будучи наиболее крепкой несоветской украинской организацией на протяжении всего десятилетия, УАПЦ служила тем «клапаном», через который выпускался антисоветский националистический «пар» ее адептов.
