class="p1">— Ты уверена? — шепчет он.
Я не отвечаю. Я просто тянусь к нему.
Не говоря ни слова, он снимает с себя одежду и ложится рядом со мной на кровать. Я прижимаюсь к нему, использую его руку как подушку и вдыхаю его знакомый запах. Это не Хантер, но это буквально самое близкое, что у меня есть на данный момент. Этого достаточно, чтобы слезы высохли.
— Он возвращается, — шепчет он. — Он не смог бы держаться от тебя подальше, даже если бы попытался.
— А что, если нет? — спрашиваю я, мой голос дрожит.
— Это невозможно, Изабель. Ты — весь его мир. Ты никогда не видела, как он изменился ради тебя, но я видел. Он сделал все, что мог, чтобы заслужить тебя.
— А теперь он делает это, чтобы заслужить тебя, — тихо отвечаю я в пространство между его шеей и плечом. Дрейк напрягается.
— Я не должен был все усложнять. Это все моя вина.
Я откидываю голову назад и смотрю на него. — Ты сделал только то, о чем он тебя просил.
— Я подтолкнул его. Я делал определенные вещи… только для того, чтобы заставить его ревновать. Я знал, что я делаю, и я знал, что он не готов.
— Не вини себя.
— Думаю, пока ты была для него всем миром… он был моим.
Мое сердце разрывается на части, когда я смотрю на него. Мой милый, открытый Дрейк. Он провел всю свою жизнь, любя человека, одержимого кем-то другим — кем-то, кто был у меня. Как же он не ненавидит меня?
Потому что Дрейк такой, какой он есть. Может быть, он слишком много отдает своего тела и внимания, но его сердце всегда было верным.
Не имея абсолютно никаких мотивов, я обхватываю рукой его шею и притягиваю его рот к своему — простой поцелуй с закрытым ртом, просто чтобы я могла вдохнуть его. Когда наши рты расходятся, он целует мой лоб и притягивает меня ближе. Мы лежим так до тех пор, пока сон не забирает нас, и мои сны не возобновляют мои воспоминания в библиотеке.
Правило № 35: Не бойся перемен. Обычно все возвращается на круги своя
Дрейк
Два месяца спустя
Я думаю, что мой член может отвалиться. Как долго человек может обходиться без секса, прежде чем это станет реальной проблемой? Я драматизирую, я знаю, но последние два месяца были тяжелыми. И не только потому, что я не засовывал свой член ни во что, кроме кулака, но и потому, что пропал маленький кусочек моей жизни.
Ладно, большого кусочка.
Мы с Изабель вошли в привычную колею. В основном, я думаю, она справляется. Я работаю весь день, заканчиваю дела, чтобы заполнить время, когда я нужен в клубе. Она преподает каждый вечер. Единственное время, когда мы действительно видим друг друга, — это когда она входит в дверь в девять часов после того, как закрывает свою студию.
Мы ведем светскую беседу, вместе что-нибудь едим, а потом заползаем в ее кровать, где я прижимаю ее к себе, пока она не заснет, иногда плача, хотя уже не так часто.
В клубе я видела Хантера всего два раза, и мы не разговаривали друг с другом. Это было мимоходом, когда я чинил замок на одной из дверей. Могу только предположить, что вся команда Salacious следит за нами, хотя если им и интересно, то они меня не спрашивали.
И, насколько я знаю, с Изабель он общался только по телефону. Она его вообще не видела.
Я знаю, как тяжело мне дается его отсутствие, и могу только представить, насколько тяжелее ей. Праздники быстро приближаются, и наше терпение на исходе. Он должен сделать шаг в ближайшее время, пока мы все не сошли с ума.
Поздним воскресным днем я возвращаюсь из спортзала, бросаю сумку у подножия лестницы и направляюсь на кухню, когда слышу сопение наверху. Я замираю, держась рукой за перила, и прислушиваюсь в тишине, не обманывают ли меня мои уши. Затем я слышу его снова.
Черт.
Делая по два шага за раз, я поднимаюсь по лестнице и следую за звуком, пока не оказываюсь в дверном проеме главной ванной комнаты. Я с открытым ртом смотрю на Изабель. Она стоит перед зеркалом, по ее щекам текут слезы, а волосы стали короче, чем утром.
— Я просто хотела перемен, но я ненавижу это, — всхлипывает она.
Ее обычно длинные, ярко-медные волосы теперь уложены свободными волнами вокруг плеч. Я признаю, что перемена неожиданная, и к ней нужно привыкнуть, но она все равно чертовски великолепна.
— Эмм…
Я заикаюсь, и ее лицо сжимается от страдания, когда она снова начинает плакать. Черт, я плохо разбираюсь в этом. У меня никогда в жизни не было длительных отношений. И вдруг два месяца назад меня втянули в них.
Я не был готов к такому домашнему уюту. Раньше я выгонял девушек до рассвета, а теперь мое полотенце висит на крючке рядом с ее, а моя одежда больше не лежит в одиночестве в собственном шкафу. Все это очень ново для меня.
— Не плачь… — говорю я, направляясь к ней с распростертыми объятиями. — Ты прекрасно выглядишь, Из.
Она позволяет мне обнять ее, но сердце ее не принимает этого. — Ты просто так говоришь. Ты ненавидишь это.
— Что? — Я огрызаюсь. Затем я поворачиваю ее так, чтобы она могла видеть себя. — Посмотри на эту потрясающую женщину. Да, перемены разные, но ты просто охренела, если думаешь, что сейчас не выглядишь просто охренительно.
Ее плечи опускаются. — А что, если ему это не нравится? Что, если ему не хватает моих длинных волос?
Боль в ее голосе излучается, пронизывая меня насквозь. Я не могу с этим смириться. Мне нужно это исправить.
Наклонившись, я открываю нижний ящик, перебираю случайные вещи, оставленные Хантером, пока не нахожу то, что ищу. Я знал, что у него был один. Я быстро достаю его вместе с длинным черным шнуром. Когда я подключаю его к сети, она с любопытством наблюдает за мной.
Проверив настройки, я установил их на что-то среднее — не слишком короткое. Затем я быстро включаю прибор и провожу ножницами по середине головы.
Изабель издает пронзительный вопль.
— Дрейк! Что ты делаешь? — кричит она, когда большая часть моих золотисто-блондинистых локонов падает на пол.
— Это просто волосы, детка. И я просто решил, что мне тоже нужны перемены. Так что… давай оба будем выглядеть по-другому, когда он вернется.
Она прикрывает рукой
