— Джинни, Патрик ранен. Мне уже надо идти к нему, но я была бы так рада, если б ты помогла мне… Джинни пронзила Хирама осуждающим взглядом.
— Ты не сказал.
— Времени не было, милая, — развел руками Хирам. — Но вы все равно не волнуйтесь. Патрик попадал в переплеты почище этого, и ничего, живехонек. У него, как у кошки, не меньше девяти жизней.
От его беспечности Марсали хотелось затопать ногами, завизжать в голос, вытворить что-нибудь — что угодно — и так выплеснуть свою злость на мужчин и их легкомысленное отношение к увечьям, войнам и насилию.
— Боюсь, рана начнет гноиться, — произнесла она вслух, зная, что Джинни поймет с полуслова.
— Так пойдем скорее, — ответила та, пропуская Марсали в комнату впереди себя. Хирам сунулся было за ними, но решительная Джинни без лишних церемоний вытолкала его за дверь.
Марсали удивленно подняла брови; Джинни передернула плечами в ответ. Затем, взяв ее за руку, сказала:
— Я места себе не находила от тревоги с тех пор, как ты пропала. У тебя все хорошо, родненькая моя? В самом деле?
— Да-да, все хорошо, правда, — машинально отозвалась Марсали и после минутного колебания прибавила:
— Джинни, мы обручились, Патрик и я. Гэвин был свидетелем.
Изумленная Джинни воззрилась на нее, не говоря ни слова, и только тихо охнула.
— Правда, правда, — улыбаясь, сказала Марсали.
— А Гэвин?..
— Ну да, — кивнула Марсали. — Они с Патриком вместе пытаются положить конец распре.
Джинни еще не пришла в себя от первого известия, и второе добило ее окончательно. Несколько мгновений она лишь растерянно открывала и закрывала рот.
— Но как же?.. Гэвин?.. Тогда, значит, он так и хотел — послал меня к вам лазутчицей. Или, по крайности, нарочным. — И она вытащила из рукава свернутый листок пергамента. — Это он тебе велел передать, лапушка. А у меня и из головы вон.
Марсали медленно сломала печать, развернула листок и тут же поняла, что послание предназначалось скорее не ей, а Патрику и ничего хорошего не сулило — по крайней мере, ей самой. Она сложила письмо и спрятала в складках юбки. Ничего, подождет, пока Патрик не проснется.
— Пойдем, — обратилась она к Джинни, — поможешь мне приготовить лекарство. — Тыльной стороной ладони прикоснулась ко лбу Патрика. — Какой горячий.
— Кто делал прижигание? — спросила Джинни, озабоченно хмурясь при виде раны.
— Я, — ответила Марсали.
— Небось душа в пятки ушла?
— Еще бы.
Джинни с минуту смотрела ей прямо в глаза, потом одобрительно кивнула и принялась выкладывать на стол травы из принесенного Хирамом мешочка.
Марсали, к своей радости, увидела, что знахарка опять прислала именно то, что она, безусловно, выбрала бы сама, и еще две-три травки, о которых она как-то не подумала. Встретиться бы с этой женщиной, поучиться у нее… Быть может, когда их кланы перестанут воевать, она познакомится поближе с соплеменниками Патрика.
Вздохнув, Марсали принялась готовить целебный сбор.
— До сих пор поверить не могу, что ты здесь. Мне кажется, я целую вечность живу тут одна, хотя на самом деле и двух месяцев не прошло.
Джинни аккуратно сложила пустой мешок, улыбнулась.
— Да, в Эберни без тебя стало тише. Признаться честно, я крепко думала, стоит или не стоит мне сюда являться. Но отказаться не могла. Я скучала по тебе. — Тут она усмехнулась:
— И по зверюшкам тоже.
— Они тебе обрадуются, — сказала Марсали, высыпая в сбор последний порошок. — А вот Патрика не любят. Почему, не понимаю.
— Миленькая моя, они просто ревнуют, — вздохнула Джинни. — Чуют, что он для тебя теперь важнее всех. Марсали нахмурилась.
— Я ведь и тебя люблю, но они с тобой-то ладят?
— Потому что я уже была у тебя, когда появились они, — объяснила Джинни. — Им пришлось со мной смириться.
Марсали намочила в миске с водой чистую тряпочку, выжала и высыпала на нее приготовленный порошок. Присев на краешек кровати, осторожно наложила припарку на раненое плечо Патрика. Он вздрогнул всем телом, но не проснулся.
— Сколько у него шрамов, — прошептала Марсали.
— Да, он ведь воин.
— Но он добрый. — И она почувствовала, как сжимается сердце от одного только взгляда на него.
— Ты его любишь, — тихо промолвила Джинни, и, хотя это был не вопрос, Марсали кивнула. — А он любит тебя?
Марсали задумалась. Патрик ни разу не говорил ей заветных слов, но любимой называл, и в душе она верила, что так оно и есть.
— Думаю, любит, — прошептала она в ответ, — но я не уверена, что сам понимает это.
— Мужчины! — приглушенно фыркнула Джинни. — Вечно они последними понимают, что чувствуют. Если будешь ждать, чтобы он тебе сам об этом сказал, помрешь ожидаючи. Только по поступкам и узнаешь, что у него на сердце.
Марсали улыбнулась, снова взглянула на красивое, хоть и покрытое шрамами лицо мужа.
— Тогда, значит, любит, — сказала она. — И думать нечего.
Когда для Патрика было сделано все, что только возможно, Марсали повела Джинни в свою комнату. Ей очень хотелось остаться у постели Патрика, но она боялась потревожить его сон разговорами.
Не успела она открыть дверь, как ласки громко залопотали и завозились у себя в корзине. Марсали поспешила достать и приласкать их; с минуту они потерпели ее нежности, а затем вырвались из рук и помчались к Джинни, от волнения натыкаясь друг на друга.
— Предатели, — проворчала Марсали, невольно любуясь гибкими зверьками. Потом, зная, что этого не избежать, попросила:
— Расскажи мне об отце. Как он там?
— Беспокоится о тебе и твоей сестре, — отвечала Джинни, — но страшно горд Гэвином.
Долго ли осталось ему гордиться, подумала Марсали, если скоро он узнает, что сын все это время обманывал его?
— А с Синклером он говорил?
— Хм-м, — протянула Джинни, подходя к кровати с ласками на руках. — Синклер посылал человека справиться о тебе и Сесили и напомнить отцу, что обещанное надо выполнять.
— Значит, Сесили в безопасности, — прошептала Марсали. Несмотря на уверения Патрика, она все же боялась, что сестру найдут.
— Думаю, своей назойливостью Синклер уже вывел твоего отца из терпения, — продолжала Джинни. — О помолвке он больше не заговаривает, зато послал в парламент и самому королю прошение, чтобы тебя вернули в родительский дом, а Сазерлендов объявили вне закона.
Марсали взяла на руки Тристана, погрузила пальцы в густой мягкий мех.
— Он совсем один, — говорила Джинни. — И беспокоится о тебе.
Марсали вздохнула:
— Я скучаю по Эберни. И по всем вам. Но здешних слуг и особенно кухарку еще учить и учить. И Элизабет…
— Дочь Сазерленда?
— Да, надо пойти навестить ее. Думаю, отец все еще на нее гневается. — Она взяла Джинни за руки. — Пойдем со мной. Увидишь, она тебе понравится. А потом вместе приготовим бульон Патрику, когда он проснется.
