— Ужас… Никогда больше не пойду в церковь… — передернулась Мирослава.
— И не надо, и не ходи. Есть множество других религий, более продвинутых и рассматривающих человека, как частицу Бога, — одобрительно посоветовала тетя Вера. — Попробуем поставить вопрос по-другому. Скандалы происходят в любой семье, всем нам приходилось несладко. Почему у одних это выходит наружу, как одержимость, а другим не мешает? Что делают священники, когда изгоняют беса? И почему чаще всего одержимость проявляется во время молитвы, когда одержимые в церкви? Если уж на то пошло, то и больных гладят по головке.
— Не возлагают рук, не плюют в глаза, не читают молитвы, — не задумываясь ответил Кирилл. — Скандал он и есть скандал. По большому счету, все люди в той или иной мере чем-то да одержимы. Много ты знаешь людей, которые оставляли бы после себя яркий след, не вставая на колени? Выставить одержимость невозможно — это бессознательность. Она осталась, но если одby и тот же человек проник в бессознательность человека и носителя матричной памяти — на нее наложили замок. У нас есть четыре ярко выраженных типа, и смешанные. Сангвиник, холерик, меланхолик, флегматик. Бессознательность бывает двух видов — или скандал, или гладят по головке. Первая чаще связана с травмами, с нападением. Вторая с болезнью. Если рассматривать в двухсторонних проекциях, то получается как раз четыре типа. И смешанный тип, когда присутствуют и те, и другие. Следовательно, любая бессознательность еще как работает! Но как и где она работает у Славки?!
— Так, стоп! Ты хочешь сказать, что моя память имеет копию, которая хранится в другом человека, а я, в свою очередь, являюсь носителем его памяти?
— Ну да! — кивнул Кирилл. — Сама память как таковая закрыта. А бессознательность не только работает на обе стороны, она вызывает своего рода ступор во времени, ложные воспоминания, невралгию, неврастению, блуждающие боли. И бог знает что еще. Посмотри на Славика и вспомни нашего Саню.
— Ясно, бес приходит со стороны ближнего, а его изгнание третьим лицом выйдет на той стороне еще одним бесом — над ним встал тот, кто его не боится. Теперь еще один бес получил в пространстве прописку. Психологическое его состояние более или менее восстановилось, но теперь он начинает болеть, потому что под любым бесом лежит или физическая травма, или болезнь.
— Теть Вер, ты потрясно разбираешься во всем, на лету схватываешь! — восхитился Кирилл.
— Это оттого, что я относительно здорова, и если на то пошло, то твоя идеи не нова. Ее высказывали многие философы и мистики. А египетские знания полностью подтверждают твою теорию.
— Это что же, мы навредили Славику? — испугалась Мирослава.
— В какой-то степени да. Но пока другого выхода у нас нет, — кивнула тетя Вера. — Нам нужно заставить Славку вспомнить, что с ним произошло. А он не может, с той стороны поднимается какая-то муть, которая его вырубает. Кир, что там по твоим схемам?
— Попробуем искать то, на что упирал Иисус — уши, глаза, бред из тьмы…
— Если ты прав, это прорыв в психотерапии.
— Как бы ни так! Не скроешь следы преступления! Тем же Штернам такая психотерапия — кол в сердце. Даром она им не нужна. А что начнется, если всемирная организация по сбору пожертвований вдруг почувствует угрозу?! — Кирилл внезапно понизил голос, воровато оглянувшись. — Сидим тихо, мирно, никого не трогаем, самим бы спастись!
— Славик, ты понял, что нужно искать? — обратилась тетя Вера к Славке, показывая ему схему. — Позволь голове думать об Ирине, а сам смотри, как я тебя учила. Ты — пограничный столбик, ты — суслик на стреме, ты — Всевидящее Око. Будет больно, не паникуй, мы должны понять, кто и что с тобой сделал. Понял? Кивни.
Славка кивнул, о чем-то задумавшись.
— Надо признать, мы все же продвинулись, — успокоил себя Кирилл. — Посмотрим, что будет через три дня.
— Почему через три? — удивилась тетя Вера.
— Спасителю виднее, он на этом собаку съел, — усмехнулся Кирилл, пожимая плечом. — Наверное, должна произойти какая-то ломка, укрощение строптивых.
Славик хватался за голову и выл, катаясь по земле. Боль была сильной. Слезы лились из его глаз ручьем, и он снова отключался, впадая в беспамятство, но уже не в припадке, а засыпая мертвым сном, когда его невозможно было привести в чувство. Работу пришлось отложить, камни вдоль ручья собирала лишь Мирослава, которой не хватало сил слушать стоны и перебранку. Нервы ее не выдерживали. А кроме того, она и сама вдруг начинала находить у себя то одно, то другое. Что-то прочитать в информационном поле не получалось, разве что кот иногда вытаскивал слово или фразу, снимая боль на секунду другую.
В такие моменты Славка приходил в себя, понимая, что никакой болезни у него нет.
Но, если и было на свете чудо, то происходило оно на глазах. В него уверовали все члены экспедиции, в том числе и Славка, в самочувствии которого наметился несомненный прогресс. Память, как таковая, не вернулась, но сам он теперь знал о себе, а как, объяснить не мог. Мирке оставалось лишь подтвердить или опровергнуть ложные воспоминания. Речь его стала внятной, и голова его начала потихоньку соображать. Он уже не собирал все камни подряд, выбирая лишь те, которые подходили для продажи. Мирку теперь беспокоило другая сторона: если Славку признают здоровым, пенсии им не видать, как своих ушей.
— Слава, возьми себя в руки! — хладнокровно приказывала тетя Вера, вставая у него на пути. — Нет, ты никуда не уйдешь!
— Я не могу! Боже, мне больно! — выл Славка, махая руками. Но ударить тетю Веру, которую считал чуть ли не матерью, или Кирилла, который был выше почти на голову, не решался. — Я этого не вынесу! Сделайте что-нибудь! Дайте таблетку!
— Нет! Никаких таблеток… — упирался Кирилл. — Славка, если закроем соматику, нам в следующий раз ее не поднять! Пойми и все пройдет!
— Как?! Не видно же ни хрена! Вас бы на мое место!
— Не знаю… Сделай что-то такое, чего в жизни не сделал бы, стань другим… Нас там не было, ты сам должен вспомнить! — удерживая Славку на месте, прикрикивал Кирилл. — Таблетку просишь, а месяц назад слюни пускал!
— Что у тебя здесь? Вот здесь? — тетя Вера махала рукой у него перед лицом, заставляя его взглянуть то влево, то вправо.
— Люди там…
— Кто?
— Я не знаю! Отпустите меня…
— Не-е-ет, мы будем над тобой издеваться! Славик, ты снова нормальным стать хочешь?!
Сам того не зная, Кирилл поставил тетю Веру в тупик, расположив в определенном порядке ее память. Сама она легко разбирала информацию, образы вставали сразу же. На память она никогда не жаловалась. Это была не медитация, а что-то другое. Но смысл индийской мифологии, когда поднимаются жестокие боги с ножами в кровавых одеждах — дошел до нее в том понимании, в каком они действительно начинали существовать. Способ оказался эффективным. Например, к удивлению своему, без труда вытащила чужую память, которая не имела с ее собственной памятью ничего общего. Никогда она не была на демонстрациях, никогда ее не били дубинками люди в форме, никогда она не напивалась до такой степени, чтобы запнуться и скатится по лестнице. Но помнила — и во всех деталях, словно прожила еще одну жизнь. А через пару дней избавилась от хронической боли в суставах и тяжести в области печени. Но последнее она списала на травы, которые готовила для Славки и пила вместе с ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
