они сказали? «Держись подальше от своей златогривой»? Теперь предсказание не сбудется никогда. Я привезла останки, чтобы ты их увидел и навсегда забыл об угрозе.
— Да я о ней и не думал, — ответил Карпилион. — Когда-нибудь все мы отправимся в мир иной. Если помру, схорони меня в Волхе. Выпью братину с великими воинами, что лежат в её водах.
— Не говори так. А то у меня мурашки по коже. Лучше выпей вот это. — Ильдика протянула Карпилиону кубок с вином. — Я намешала в него чудодейственных капель для рождения сына. Интересно, какое оно на вкус?
— Сладковато, — ответил Карпилион, пригубив.
— Э, нет. Ты должен выпить до дна, иначе не будет толка. Я прочитала об этом в табличке.
Карпилион не хотел перечить и выпил залпом все, что осталось.
— Теперь подействует?
— Думаю, да, — сказала Ильдика с улыбкой. — До утра у нас мало времени. Не будем тратить его понапрасну.
Разгоряченный её призывом, Карпилион огляделся. В избушке не было ложа. Тогда он открыл платяной сундук и вывалил все, что там было на пол. Ильдика со смехом упала на спину. Карпилион навалился сверху. Голова у него кружилась. Он с нежностью обнимал Ильдику, целовал её губы, чувствуя, как она целует в ответ, и вдруг увидел вместо неё лошадиный череп. Наяву такого быть не могло. Избушка разом исчезла. Карпилион очутился среди бескрайнего поля в какой-то удушливой мгле. Хотел вернуться назад, но не смог, из черной глазницы черепа показалась змея и ужалила его в ногу…
* * *
— Что с ним? — не слыша свой голос, проговорил Аэций и кинулся к сыну.
Карпилион лежал, запрокинув голову. Казалось, он истекает кровью, так много её было вокруг. Ильдика сидела рядом на ворохе смятой одежды и смотрела перед собой безжизненным окаменевшим взглядом.
Не получив ответа, Аэций проверил дыхание сына. Карпилион был мертв и холоден словно лед, но поверить в то, что его уже нет, Аэций не смог.
— Сюда, скорее! — крикнул стоявшим возле двери Онегесию и Зеркону, и те прибежали на зов.
— О, боги… — вырвалось у кого-то из них.
— Надо его к реке, — не оборачиваясь, произнес Аэций. — В холодной воде он очнется.
Ослушаться его не посмели. Карпилиона мигом перенесли в повозку, запряженную быстроногими лошадьми, и повезли к реке. Онегесий поехал с магистром, а с Ильдикой остался Зеркон.
Вслед за повозкой повернули своих коней букелларии. Никто из них не спросил, почему изменилась дорога. Всадники двигались за повозкой, словно черные скорбные тени.
В низине лежал туман. По берегам речушки, стекавшей по склону, сползала белая дымка. Карпилиона раздели по пояс и положили в воду у берега. Аэций стоял на коленях, держал его руку и смывал с подбородка кровь. Онегесий тревожно ждал, прижимая ладонь к рукояти меча, но смерть — невидимый враг, мечом её не зарубишь, пришла и ушла, забрав человека с собой. Утренние лучи коснулись Карпилиона, осветили лоб и глаза, закрытые навсегда.
Аэций выволок сына на берег. С мертвого тела стекала вода, бессильная его оживить.
Онегесий плюхнулся на песок и обхватил Карпилиона за голову.
— Друже, что же ты лег, поднимайся, — позвал он, рыдая.
Аэций положил ему на плечо ладонь, потом, собравшись с силами, произнес:
— Надо его отнести… В Храме прочтут молитву. Помоги мне.
Онегесий кивнул. Неловким движением вытер глаза и поднялся на ноги.
— Вы идите к повозке, — проговорил он глухо. — Я сам его понесу.
* * *
В пировальной зале зажгли погребальный свет. Карпилиона одели в броню, положили на стол, накрытый пурпурной тканью с золотыми кистями, и вложили в руку Ульпбер. Норки намазали чем-то лезвие, и в полумраке зала от меча исходило сияние. Проститься с Карпилионом прибежали даже из дальних селений, и только Ильдика не пожелала придти. Продолжала сидеть в избушке. А когда за ней пришел Онегесий, не захотела с ним говорить.
Странное поведение суженой заметили все. По селению пошел шепоток, что она его и убила. Аэций подумал, что надо её поддержать, и пошел в избушку.
Ильдика сидела там же, где раньше, и прижимала к губам окровавленное покрывало. Увидев это, Аэций решил, что она повредилась в рассудке.
— Не надо, что ты, — пробормотал он, забирая покрывало из рук.
— Это я виновата, я, — прошептала Ильдика. — Привезла ему череп лошади, он его и убил…
Смотреть на неё было больно.
— Не кори себя, — мягко сказал Аэций. — Причина смерти в другом. Кто-то его отравил. Не понимаю только когда. На пиру он ничего не пил…
Ильдика ловила каждое слово.
— Здесь было много вина, — сказала она, как будто о чем-то вспомнив. — Я добавила в него капли.
— Какие капли? — насторожился Аэций.
— Из сундучка, который вы дали в подарок. Ну, те, для рождения сына.
— Там были… капли? — медленно произнес Аэций и посмотрел в ту сторону, где стоял сундучок.
— Я думала, вы их туда положили.
Нет, он не клал. И даже представить не мог, что Гонория это сделает.
— На табличке было написано, как ими пользоваться. Клянусь, я исполнила в точности, — сказала Ильдика. Откуда ей было знать, что в подарке, который принес Аэций, окажется яд.
— Конечно, ты исполнила в точности, — проговорил магистр. — Наверное, Карпилиона отравили гораздо раньше. Не говори никому о каплях. Ладно?
Он хотел сначала во всем разобраться и только потом выдвигать обвинения. Сколько раз его самого обвиняли в том, к чему не имел отношения. Да хотя бы в смерти Констанция Феликса. Из-за того, что его убийцы скрывались под масками, их до сих пор не нашли. Возможно, кому-то хотелось свалить вину на Гонорию, чтобы настроить Аэция против неё. А на самом деле — в убийстве Карпилиона замешан кто-то другой…
— Он просил схоронить его в Волхе.
Аэций взглянул на Ильдику.
— Что ты сказала? В Волхе?.. Я тоже поеду туда.
Оставит вместо себя Авита, скажет ему, что занят переговорами с северными вождями, а к осени вернется в Равенну.
