В самое ближайшее время эпохальные события вытолкнули Макартура на мировую арену отнюдь не политиком, а в привычной роли военачальника. В июне 1950 года разразилась война в Корее. Она явилась катализатором гонки вооружений на Западе, планы военного строительства НАТО обрели плоть и кровь, а Макартуру принесла одни огорчения. Правда, он сумел удержаться на Корейском полуострове летом 1950 года, подготовил и провел успешную операцию. 15 сентября 1950 года под его личным наблюдением высадился громадный десант в Инчоне, глубоко в тылу победоносной армии КНДР. Казалось, вернулись золотые дни Окинавы и Гуадалканала - во главе десантников шла первая дивизия морской пехоты США, закаленная в боях на Тихом океане. Обстоятельно, без особой спешки генерал повел свои войска на север, подавляя противника чудовищной огневой мощью.
Трумэн с возрастающей тревогой следил за действиями Макартура. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять - Макартур идет к границам СССР и КНР во главе сборных интервенционистских войск. Выяснить намерения Макартура было невозможно, хотя Трумэн слетал на остров Уэйк для встречи 15 октября с высокомерным полководцем, предпочитавшим, чтобы президенты прибывали к нему, а не он в Вашингтон. Макартур заверил Трумэна - к новому году кампания в Корее завершится. Президент наградил его медалью, а своим ближним, припомнив военные денечки 1918 года во Франции, прошипел: "Если бы он был лейтенантом в моем подразделении и шлялся в таком виде, я бы так врезал ему, что он бы слетел с копыт!" Пятизвездный генерал беседовал с подтянутым отставным полковником артиллерии, каким был Трумэн, с расстегнутым воротником мундира, в старой мятой фуражке.
Американцы не одержали победы ни к новому, ни в новом, 1951 году. Китай пришел на помощь корейской армии. Советские летчики прикрыли небо над северными районами Кореи и Маньчжурией. Под ударами воспрянувшей духом корейской армии и китайских соединений "войска ООН" откатились примерно к 38-й параллели, где и окопались. В войне тупик! Взбешенный Макартур потребовал сбросить 30-50 атомных бомб на Маньчжурию. Устроить зону смерти из радиоактивного кобальта вдоль северной границы Кореи и развязать войну против КНР. Коль скоро Вашингтон не торопился поддержать его, Макартур рвал и метал, не препятствуя преданию гласности его брани в адрес правительства и звонкой сентенции "Мы должны победить, победе замены нет". 11 апреля Трумэн прогнал генерала с его поста, что дало повод Макартуру наконец вернуться в США.
На родной земле, в Соединенных Штатах, Макартура встретили даже не как национального героя, а, пожалуй, как высшее существо. Энтузиазм по поводу прибытия генерала перешел в истерию. Выступая 19 апреля перед конгрессом и страной - 30 миллионов телезрителей, включая правительство, Макартур поносил политиков, якобы не давших ему возможности одержать победу. В ответ на отработанные абзацы речи с мест в Капитолии раздавались возгласы: "Мы слышали голос бога!", иные проливали слезы. Трумэн открыл членам правительства: "наш великий плешивый полководец с крашеными волосами" произнес речь, каковая не больше чем "стопроцентное дерьмо", а "эти распроклятые идиоты - конгрессмены льют слезы как бабы".
Май - июнь генерал препирался в сенатском комитете по поводу политики США. Он утверждал, что нужно захватить всю Корею, попутно "подорвав и сведя на нет способность Китая вести агрессивную войну". Оппоненты генерала, ключевые министры и высшие военные, утверждали в комитете, что курс Макартура означает "не ту войну, не в том месте, не в то время и не с тем врагом" (председатель комитета начальников штабов генерал О. Брэдли). "Слушания" в комитете кончились ничем. Стороны разошлись, каждая уверенная в своей правоте.
Наступил 1952 год, год очередных президентских выборов. Макартур повел личную кампанию против переизбрания его архиврага Трумэна президентом. Он внес существенный вклад в решение Трумэна отказаться баллотироваться в президенты. Сторонники генерала яростно требовали от своего кумира вступить в борьбу за президентское кресло. Впоследствии выяснилось, что поддержка Макартура была слабей, чем казалась тогда, но ее, весьма тощей, оказалось достаточно, чтобы вывести на национальную политическую арену другого генерала - Д. Эйзенхауэра. По-видимому, политические стратеги не видели иного пути побить Макартура, как противопоставить ему профессионального военного с равным количеством звезд на плечах.
Макартур сообразил, в чем дело, и 15 мая 1952 года в разрекламированной речи объявил: военному не место в Белом доме. Слова. Он так и не подал в отставку, а Эйзенхауэр уверенно набирал очки. Этот отставной генерал объяснял стране, что вторгся в политику только потому, что "терпеть не может политиканство и политику Макартура". Запутанными и очень сложными маневрами Макартуру нанесли поражение уже на подступах к выдвижению кандидатом на пест президента. Таковым стал Д. Эйзенхауэр.
Тосковавшие в США по сильной руке - а в 1952 году от океана до океана в Америке грохотали барабаны военной тревоги - получили своего генерала. Его гарантированная победа на выборах заставила умолкнуть тех, кто сетовал по поводу притеснения военных "политиками", а опасный претендент в мундире на политическую роль был убран самым что ни есть законным образом.
За происходившим на американском политическом ристалище летом 1952 года неизбежно внимательно следил весь мир. Исход президентских выборов в США был небезразличен и для Советского Союза. В Москве, несомненно, сделали надлежащие выводы из того, что за Белый дом в известной степени состязались генералы, герои второй мировой войны. Очень вероятно, что иным у нас представлялось: Д. Эйзенхауэр потеснил политиков прежде всего как пятизвездный генерал, участник крестового похода в Европу против фашизма в 1944-1945 годах. Исход американских выборов 1952 года опосредствованно оказался бомбой замедленного действия для Г. К. Жукова.
Смерть И. В. Сталина на первый взгляд отправила опалу Жукова в прошлое. Маршала вернули в Москву. Он занял пост первого заместителя министра обороны СССР. Но оставалась непоколебимой основная причина недоброжелательства как Сталина, так и Хрущева к Жукову: "То была не только ревность к славе, но политическая боязнь". По мудрой констатации М. А. Шолохова.
Эта боязнь подпитывалась грызней за власть, которая началась среди недавних соратников Сталина сразу после его смерти. Разрешить ее без участия военных политиканы не могли. Закоренелый интриган, энтузиаст массовых убийств в тридцатые, Н. С. Хрущев объяснил: "Почему мы привлекли к этому делу военных? Высказывались соображения, что если мы решим задержать Берию и провести следствие, то не вызовет ли Берия чекистов, нашу охрану, которая была подчинена ему, и не прикажет ли нас самих изолировать? Мы совершенно были бы бессильны, потому что в Кремле находилось довольно большое количество вооруженных и подготовленных людей. Поэтому и решено было привлечь военных". Посему последовало обращение к высшему командованию Вооруженных Сил, следовательно, к Г. К. Жукову.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
