— Нет, то есть, да, — почти слово в слово Энн повторила выражение мисс Кэтрин, судорожно пытаясь понять, кто мог ее видеть в парке. «Или мистер Коллинз пришел в себя и все рассказал?!» — ахнула она про себя.
— Да, я встретила нашего пастора. Случайно, на тисовой аллее.
— И о чем вы говорили?
— Так, о погоде, о моей маме…
— А что мистер Коллинз говорил о леди Кэтрин, — не выдержал судья.
— Он, как обычно, превозносил ее добродетели, — пояснила Энн.
— Как скоро вы с ним расстались? — спросил Тинкертон. — Видели ли вы кого-нибудь в парке?
— Нет, никого не видела, — сказала мисс де Бер. — Едва я смогла освободиться от… едва мы расстались с мистером Коллинзом, я вернулась домой.
— Хм… — Тинкертон выпил свой лимонад. — У миссис Дженкинсон есть какие-нибудь родственники?
— Ее родители умерли, — сказала Энн. — Давно. И других родственников у нее нет, кроме племянниц мужа. Но она с ними почти не поддерживала отношений. Только как-то попросила маму устроить их гувернантками… После смерти мужа миссис Дженкинсон осталась без средств и была вынуждена служить компаньонкой…
— Ага, родственников, считай, нет… А знакомо ли вам имя Уикхем?
Энн дернулась и в ужасе уставилась на Тинкертона, но не успела она ничего сказать, как от дверей раздался голос полковника Фицуильяма.
— Мисс де Бер, конечно, была знакома с управляющим своего дяди, — сказал он и, взяв стул, сел рядом с взволнованной девушкой. Он успокаивающим жестом сжал ее руку и твердо заявил:
— Я не позволю вам допрашивать мою кузину в отсутствии ее родственников. В прошлый раз после беседы с вами она была белее полотна…
— Ну, тогда оставайтесь, — согласился Тинкертон и вновь обратился к мисс де Бер. — Так сын управляющего сейчас служит в полку милиции?
— Откуда мисс Энн может об этом знать? — ответил за нее Фицуильям. — последний раз они виделись еще детьми.
— Хм… А в день покушения на мисс Кэтрин, вы ведь выходили на прогулку примерно в том время, когда некая леди в зеленом встречалась с неизвестным джентльменом?
— Выходила, — шепотом ответила Энн.
— Но алиби мисс де Бер подтвердил полковник, — вмешался судья. — Если бы вы прочитали запись допросов, то узнали бы, что полковник Фицуильям писал письма в своей комнате и видел из окна, как мисс де Бер прогуливалась по парку…
Энн с удивлением посмотрела на кузена, но тот вновь сжал ее пальчики и сказал:
— Да, я видел кузину в парке.
— Вы пишете письма на подоконнике? — хмыкнул Тинкертон.
— Если вы ставите слово полковника под сомнение… — вскипел сэр Юстас.
— Ни боже мой! — Тинкертон прищурился и спросил:
— А куда выходят окна вашей комнаты?
— На пруд и розарий, — сказал Фицуильям и поднялся. — Если позволите, я провожу мисс Энн из библиотеки.
— Конечно, конечно, — Тинкертон и генерал с судьей встали и поклонились, провожая взглядами выходящих из комнаты полковника и мисс де Бер.
— Ну, и что вам дали эти допросы? — поинтересовался судья у сыщика.
— Кое-что прояснилось, — загадочно сказал Тинкертон.
— И что здесь могло проясниться? — усмехнулся судья, с подозрением посмотрел на сыщика и спросил:
— Вы что-то скрываете от следствия?
— Ну, как бы я мог такое себе позволить?! — Тинкертон сунул книгу обратно в шкаф. — Я знаю почти столько, сколько знаете вы. Но выводы наши могут быть разными.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился судья.
— Зайти в тупик и заплутать в лабиринте проще, нежели преодолеть препятствия по приметам сокрытым, но доступным зоркому глазу и предприимчивому уму… — с порога сказал Тинкертон и скрылся, а сэр Юстас посмотрел на генерала и спросил:
— Что в этом лабиринте? Видимо, придется нам пойти и осмотреть его, потому как чует мое сердце, там есть ключ к отгадыванию всех этих происшествий…
— Идите вы, дорогой сэр Фэйр, — сказал генерал. — Я обещал… гррр-м… леди Кэтрин сопроводить ее в розарий — она хотела посмотреть, как прижились кусты роз, названных в ее честь «Лунной Катариной».
— У ее светлости есть «Лунная Катарина»?! — ахнул судья. — Как же так?! Я пытался выписать этот сорт роз из Кью-Гарденз, но мне отказали, заявив, что раньше будущего года…
— У леди Кэтрин есть все… гррр-м… — и стан Дианы, и перси гррр-м… Венеры, и ланиты Евы… гррр-м… — провозгласил Бридл и скрылся по направлению к гостиной, где в это время обычно восседала хозяйка Розингса.
Сэр Юстас сурово взглянул на Йорика:
— У вас есть план лабиринта?
— Так точно, сэр.
— Дайте мне его сюда, — сказал судья.
— Сэр, позвольте заметить, что лабиринт очень запутан и…
— Я прекрасно умею ориентироваться на местности, в том числе, в лабиринтах, — раздраженно перебил его сэр Юстас. — А вы пока разберите протоколы допросов по датам. В ваших записях невозможно разобраться: сплошная путаница и беспорядок…
— Слушаюсь, сэр, — лейтенант вытащил из планшета сложенный лист и подал его судье. Тот вздохнул, одернул свой измятый сюртук и вышел из библиотеки.
Глава тридцать девятая, в которой героев подстерегают неожиданности, приятные и не очень
«Наступило серое печальное утро. Тишина стояла на Розингс-Холлом, мужчины забылись сном после страшной напряженной ночи. Скорбели несчастные родители исчезнувшей Корделии. Юная Сесилия, недавно обретшая счастье в лице молодого мужа Лайонела, в своих покоях мечтала о детях, которых сможет прижать к своей груди. Горе и радость, две половинки бытия, две ветви на одном древе…»
Из «Истории зловещих событий…»
Розингс, 22 апреля, четверг, 9:40 утра
Джейн Беннет посмотрела на задремавшую миссис Беннет и тихо сказала:
— Мэри и Китти не появились на завтраке, и я беспокоюсь, все ли с ними в порядке.
— Они перекусили в своей комнате, — ответила Элизабет. — Мэри вчера до глубокой ночи изучала проповеди Фордайса, посвященные нравственным устоям, поэтому проспала завтрак, а Китти не решалась выходить из комнаты, тем более, появляться в столовой после вчерашней истории.
— Странно, что они не заглянули сюда, проведать маму.
— Если бы мама увидела Китти, то с ней случился бы очередной приступ, — мрачно заметила Лиззи. — Так что нашей сестренке сейчас лучше не попадаться ей на глаза. К тому же, ее вызвали в библиотеку на очередной допрос. А Мэри собиралась читать маме свои любимые проповеди Фордайса о благонравии и благопристойности, поэтому я уговорила ее позаниматься музыкой и выучить, наконец, ту пьесу Генделя, которую она мучает уже несколько месяцев.
