Вице-канцлер Иван Андреевич Остерман, составивший эту инструкцию, по всей видимости, по-немецки, и Екатерина, давшая ей неограниченную санкцию своей подписью, признавали, что с момента прихода к власти Фридрих II повысил престиж и могущество своей монархии и вывел Пруссию на такую позицию, где она, заняв место Франции, смогла разделить с Австрией влияние на империю. С возникновением Союза князей Фридрих возглавил «не только протестантский корпус в империи, но и часть католических штатов». Напротив, авторитет венского двора в империи «сильно упал». Их последний конфликт, Война за баварское наследство, «закончился Тешенским миром, который, будучи гарантированным Ее Императорским Величеством, заложил первые основы влияния России в Германии и дал Нам право участвовать в германских политических делах не через третьи стороны, а непосредственно». Россия получила возможность «постоянно играть видную роль, поддерживая связь и с венским, и с берлинским дворами – основными движущими силами всех дел, и руководствуясь их политическими целями в зависимости от Наших собственных…». После заключения Тешенского мира и русско-австрийского союза, говорится в инструкции далее, Фридрих, движимый «стойкой завистью к австрийскому дому», проявляет недовольство Россией, хотя «здешняя сторона никогда не намеревалась и не намерена отменять и слагать с себя обязательства, данные королю Пруссии, до тех пор пока он сам будет свято соблюдать их и мир, не нарушая общего спокойствия…».
Блюстительницей общего спокойствия инструкция изображала, конечно же, императрицу. Если, придя к власти, Екатерина видела в Австрии германскую державу, которая готова пойти на нарушение имперского status quo ради овладения Силезией, то после обуздания Иосифа в Тешене потенциальным возмутителем спокойствия стал считаться Фридрих, пусть даже потому, что Екатерине нужно было найти оправдание направленному против него союзу, заключенному с Габсбургской монархией. С политической, стратегической и экономической точек зрения альянс с Австрией представлялся более выгодным, чем с Пруссией, а кроме того, «тесная связь, объединяющая двух суверенов [Екатерину и Иосифа. – К.Ш.], является плодом их личного знакомства, взаимного доверия и уважения». По-видимому, одной из причин охлаждения отношений с Фридрихом был тот факт, что в 1769 году он пренебрег приглашением приехать в Россию, не проявив особого желания навестить ее и впоследствии. Честолюбие Екатерины, стремившейся нравиться самому Фридриху, не удовлетворили ни два визита его брата Генриха, которого она очень уважала со времен своей юности, ни, тем более, приезд в Петербург престолонаследника Фридриха Вильгельма.
С другой стороны, Екатерина ни в коей мере не была несправедлива к королю как к союзнику, отмечая, что, «плетя интриги в Германии и других местах, он не нарушал внешней благопристойности по отношению к здешнему двору даже в тех случаях, когда ему приходилось высказывать мнения и выводы, противоположные Нашим»[1163].
Старому Фрицу не нравилось снисходительное отношение к нему тщеславной дочери одного из его офицеров. Она ни на грош не считалась с ним, когда речь заходила об интересах России. Конечно, Екатерина была тщеславна. Однако значительная часть спорных вопросов, в которых она отказывалась идти на уступки, затрагивала могущество и престиж ее империи. Если же речь заходила об авторитете ее собственного правления, политический престиж ставился на карту. Вопрос о том, кто из монархов был лучшим представителем и проводником просветительских принципов, был делом не личной, а государственной значимости, и роли были распределены еще в 1762 году: будучи моложе и позже взойдя на престол, Екатерина бросала вызов заслуженному чемпиону, roi-philosophe Фридриху Великому. С возрастом ему стало труднее выдерживать конкуренцию за общественное мнение Европы. В 1760 году Фридрих прервал переписку с Вольтером, а Екатерина вскоре после своего прихода к власти сама вступила в переписку со знаменитейшим из просветителей, в свое время приложившим руку к утверждению славы юного короля Пруссии[1164], а также с д’Аламбером, Дидро, позднее с Гриммом и другими авторитетными собеседниками Фридриха. Она переманила у него Леонарда Эйлера[1165], и даже швейцарский врач Иоганн Георг Циммерман, которого в 1786 году умирающий король призвал к себе, тогда уже состоял в переписке с императрицей России[1166].
В сравнении с Фридрихом неустанное заигрывание Екатерины со знаменитостями граничило с эпигонством. Так или иначе, однако, оно было успешным. Вольтер, к примеру, принимал живое участие в ее политике и войнах с Польшей и с Османской империей. В 1772 году он даже призвал Фридриха объединить усилия с российской императрицей и изгнать из Европы турок. Такая затея совершенно не вдохновила короля Пруссии, надеявшегося на скорейшее прекращение войны из-за одних лишь субсидий, выплачивавшихся им России во время войны в соответствии с союзным договором[1167]. Шарм, непринужденность и политическая целеустремленность Екатерины располагали к себе не меньше, чем финансовая поддержка наук и искусств, а также инвестиции в общественное мнение Европы, пусть даже снедаемый завистью Фридрих думал иначе.
В конце концов это общественное мнение во главе с Вольтером и притворно восторженным Фридрихом подтвердило уникальность просветительской миссии Екатерины. Проводить реформу общества, обеспечивать свободу и толерантность посредством законов, совершенствовать администрацию, создавать независимую судебную систему, заселять пустующие регионы, развивать народное образование, повышать общий культурный уровень повсеместно, начиная с императорского двора, в отсталой, обделенной хорошими климатическими условиями, полиэтничной и многоконфессиональной Российской империи – все это признавалось в Европе несоизмеримо более трудной задачей сравнительно с той, что стояла перед просвещенным монархом, получившим Пруссию в том виде, в каком она была на момент его вступления на престол. Екатерина и сама увлекалась всемирно-историческим величием своих целей и не упускала возможности распропагандировать свои проекты как успешные шаги в верном направлении. А Фридрих в первые двадцать лет ее царствования был как раз тем, на кого ей хотелось в первую очередь произвести впечатление. Когда-то именно он заложил мерило современного искусства управлять, и именно прусского короля Екатерина, придя к власти, призвала в свидетели собственного владения политическим ремеслом. Лишь в последние годы жизни Фридриха она почти перестала придавать значение его мнению. Однако, когда при его преемнике Фридрихе Вильгельме II между Россией и Пруссией усилилось напряжение – вначале из-за Швеции и Польши, а затем в связи с его политикой в отношении революционной Франции, – Екатерина с презрением и враждебностью сравнивала правящего прусского короля и его министра Герцберга с историческим величием Фридриха. Екатерина расхваливала умственные способности покойного, сетуя на то, что теперь приходится иметь дело с его глупым наследником[1168]. Интриги берлинских розенкрейцеров вокруг Фридриха Вильгельма II, а также их намерения относительно великого князя Павла Петровича она считала опасным безобразием и отходом от просветительских принципов, в которых она раньше была солидарна с Фридрихом Великим.
Неоднократно императрица упрекала Фридриха Вильгельма II в неблагодарности, напоминая, как в 1762 году великодушно вернула его дяде Восточную Пруссию и «добрую часть Померании»[1169]. В 1788 году, хотя и с оглядкой на Иосифа II, Екатерина не стала даже продлевать истекавший договор о союзе с Пруссией, потому что король, вместо того чтобы поддержать Россию, предложил ей лишь посредничество в заключении мира со шведами. Кроме того, Екатерина подозревала прусского короля и Англию в благоприятствовании своему второму военному противнику – Османской империи. В то же время императрицу успокаивала мысль о том, что она все еще связана с Пруссией благодаря Тешенскому договору и Лиге вооруженного нейтралитета 1780 года[1170].
В конце 1780-х годов императрица внимательно изучила Посмертные сочинения (Œvres posthumes) Фридриха и апологетический труд итальянского историка аббата Карло Джованни Мария Денина Опыт о жизни и царствовании Фридриха II, короля Прусского (Essai sur la vie et la règne de Frédéric II, roi de Prusse), сопроводив их критическими заметками на полях. При этом Екатерину интересовало только впечатление, произведенное ею на короля. Она отмечала, что о России Фридрих наговорил много неправды, но ее саму он оценил по справедливости и разуму[1171].
5. Император Иосиф II – союзник и друг
