Полковник поставил пустую чашку с блюдцем на столик и всем своим видом показал, что намерен распрощаться.
– Вы, возможно, слышали, сэр, – произнесла Генриетта, – о знаменитых садах Баденского аббатства. Сейчас, когда весна в разгаре, все цвета особенно свежи и ярки.
– В самом деле, мадам, – ответил он, поднимаясь со стула и кланяясь Генриетте. – Я заметил их удивительную красоту через окно экипажа, когда подъезжал к вашему дому.
Генриетта одарила его улыбкой.
– Сегодня замечательная погода, сэр, – сказала она. – Слишком хороша для того, чтобы проводить весь день в помещении или внутри экипажа.
– Вы абсолютно правы. – Он вернул ей улыбку. – Хотя бы часть дня стоит побыть на воздухе, прогуливаясь по прекрасному саду с прекрасной спутницей. – Он повернулся и слегка поклонился Анне. – Вы не окажите мне честь показать сады, прежде чем я уеду, ваша светлость?
Люк едва заметил полный злобы взгляд Генриетты – все его внимание было теперь сосредоточено на жене, которая грациозно поднялась и с улыбкой ответила полковнику, что с удовольствием составит ему компанию.
Люк пристально наблюдал за ней, спрашивая себя, есть ли в ее поведении хоть какое-то подтверждение того, что все не так просто, как казалось? Свидетельство того, что она и раньше знала этого человека? Что его просьба была ей приятна – или неприятна? Он не видел ничего подобного. Разве что ее улыбка была не такой теплой, как обычно, несколько натянутой, но, возможно, ему это только показалось – может быть, он просто искал подтверждения своим беспочвенным подозрениям.
Но Ломакс? Разве он не посмеялся только что над Генриеттой – почти в открытую? Нужно быть бесчувственнее камня, чтобы не заметить, что она положила на него глаз и пыталась добиться его приглашения на уединенную прогулку. И у Люка сложилось впечатление, что эта насмешка была вполне умышленной, почти театральной, хотя Ломакс и не показал этого явно.
И все же – это могло быть лишь плодом его воображения. Разве это нельзя счесть за любезность и галантность, которые Ломакс выказал хозяйке дома, попросив ее осмотреть вместе с гостем сады, являющиеся частью этого дома?
За годы, проведенные во Франции. Люк научился следовать своей интуиции. Не раз благодаря ей ему удавалось избежать неприятных ситуаций. И никогда еще у него не было более сильного интуитивного ощущения, чем теперь. Он мог спросить Анну. Это было бы проще всего. Но он знал, что Анна только холодно посмотрит на него и будет все отрицать. Возможно, был и другой путь, который, по крайней мере, даст ему больше сведений об очаровательном н неотразимом полковнике Генри Ломаксе.
Когда полковник под руку с Анной вышли из дома, Люк прошел в кабинет, чтобы посмотреть на них из окна. Они неторопливо шли беседуя, чего только и можно было ожидать от хозяйки и гостя. Ломакс был одет в длинный синий камзол и серые бриджи до колен, белые чулки и туфли с пряжками. Его парик был тщательно напудрен. Он корректно нес свою треуголку в руке. Невозможно было с уверенностью утверждать, что это тот же человек, который, весь закутанный в черное, гулял с Анной в «Рэнела-Гарденс». Кроме одного наблюдения. У него была манера слегка отклоняться в сторону и, нагнув голову, прислушиваться к словам собеседника. Это было нечто неуловимое, что Люк не смог бы выразить словами, но от этого он похолодел.
Это был тот же человек. Он мог поклясться всем чем угодно.
Он сел за письменный стол, придвинул к себе бумагу и начал писать, проверив кончик пера, прежде чем обмакнуть его в чернила. Он не сомневался, что Тео даст ему необходимую информацию. Он хотел знать все что только возможно о полковнике Генри Ломаксе – начиная с его послужного списка.
– Я так счастлив снова видеть тебя, моя Анна, – говорил он. – Прошло уже много времени. Я знал, что материнство только украсит тебя, – потому я и позволил тебе стать матерью. Ты еще прекраснее, чем когда-либо.
Может, в первый раз возмущение пересилило страх в душе Анны.
– Я не ваша Анна, – коротко бросила она, – и вам не стоило приезжать сюда под вымышленным именем и насмехаться над невинными людьми.
– У тебя есть мужество и воля, – заметил он. – Меня это в тебе всегда восхищало.
– Какова общая сумма оставшихся долгов моего отца? – спросила она, в то же время не сомневаясь, что попытка обречена на неудачу. – Почему моя семья все еще что-то должна вам, сэр? Назовите мне всю сумму, и мой муж заплатит ее. И делу конец. Вы сможете вернуться к своей жнзни, как и я – к своей.
– Но ведь моя жизнь – ты, Анна, – сказал он, и ее гнев сменился ледяным холодом. – Разве он любит тебя так же сильно? Он производит впечатление холодного гордеца, да и репутация у него такая. Впрочем, я могу понять, что тебя привлекла его внешность, – он красив, не спорю. Но понравится ли ему, если он узнает, что его герцогиня – воровка и убийца?
– Вы прекрасно знаете, что я – ни то ни другое.
– Я-то могу поверить тебе, моя Анна, ведь ты – все для меня. Но есть, увы, и другие люди – более объективные и потому заслуживающие большего доверия – которые присягнут, что ты виновна.
Она почувствовала, как ее душит гнев.
– Я прекрасно понимаю, что произошло. Я не такая идиотка, чтобы этого не осознавать. Вы с самого начала выбрали меня своей жертвой и расставили мне ловушку. А я была так наивна и невинна, что сама вошла прямо в нее. Это я прекрасно понимаю. Но единственно, чего я не понимаю, так это – почему. Почему вы себя так ведете? Дело ведь не в деньгах. Но в чем?
– Ах, Анна, – мягко ответил он, склоняясь к ней. – Дело в том, что я люблю тебя.
– Любите! – Гнев переполнил ее. Она готова была взорваться, но вовремя вспомнила, где она находилась – в садах Бадена, где любой при желании мог увидеть ее из окна дома. – Я бы вышла за вас после маминой смерти, вы ведь были так добры и внимательны. Я, может, даже полюбила бы вас. Вы понимали это?
– Мы с тобой, Анна, никогда бы не смогли пожениться. Наша любовь совсем другая, – возразил он.
– У нас нет никакой любви, – твердо сказала она, – только какая-то болезненная мания с вашей стороны. Вы не хотели иметь меня ни женой, ни любовницей, а при этом постарались так пометить меня, чтобы ни один мужчина не женился на мне, этого вы, по крайней мере, добивались. Я ненавижу вас. Если бы существовало более сильное слово, которое могло бы выразить мои чувства, я бы использовала его.
– Это все из-за того, что ты не понимаешь, – сказал он, – но ты все поймешь, моя Анна. Совсем скоро ты все узнаешь и поймешь, и тогда ты согласишься, что действительно должна провести со мной всю оставшуюся жизнь. Ты будешь счастливее, чем ты можешь себе представить.
